Читать онлайн «Кетополис - Киты и броненосцы». Страница 16

— Это же сегодня! Смотри, сегодня в час! Что за время такое?

Савиш тоже посмотрел в билет.

— Это не спектакль, Ежи. Прогон. Генеральная репетиция. Мероприятие для тонких ценителей. Неужели вы с Хильдой будете шушукаться под монологи Тушинского?

Баклавский перевернул билет.

"Займите место, когда уже погасят свет. Не вздумайте прийти в мундире. Постарайтесь не привлекать излишнего внимания — оно неприятно обеим сторонам. Жду Вас. Энни."

Неровный, расползающийся почерк, кривые строчки. Будто тот, кто писал, не потрудился открыть глаз.

— Что еще за Энни? — удивился Савиш.

— Ты многих плетельщиц знаешь по имени?

— Никого… То есть, одну. Хильду.

— Думаю, что эта Энни — кто-то из приближенных. Понятно, что разговора в театре быть не может. Послать, что ли, тебя? Для симметрии?

Конечно, подобную встречу Баклавский не перепоручил бы никому. Он шутил, но Савиш этого не понял.

— Что ты, Ежи, — испуганно сказал он. — Я плетельщиц с детства боюсь. Будь моя воля, на пушечный выстрел не подошел бы!

— И этому человеку я доверил Мертвый порт, — усмехнулся Баклавский. — Поезжай к себе. Может, заскочу после обеда. Расскажу, каков Тушинский.

Савиш рассмеялся:

— Если его сегодня утром не пристрелили. Нашелся дуэлянт великий!

Баклавский давно приметил в помощнике эту странную черту — на ровном месте, ни с того ни с сего, язвить по поводу малознакомых людей. Но друзьям полагается прощать мелкие вольности. Слишком их мало, нельзя разбрасываться по пустякам.

Савиш засобирался, что заключалось в обхлопывании карманов, хаотичных метаниях по кабинету, и закатывании глаз, будто это помогало вспомнить что-то важное.

— Вроде, всё! — наконец, заявил помощник.

— Угу, — подтвердил Баклавский. — Твоё перо…

Перед шлагбаумом на въезде в охраняемую зону порта урчал элегантный "Астин". Из будки охраны опасливо выглядывал патрульный. Окна мобиля были черны как ночь, за стеклом едва угадывался профиль водителя и пассажира.

Баклавский подошел к мобилю. Задняя дверца приоткрылась. В проеме мелькнула полосатая брючина и крепкая мужская кисть, затянутая в желтую лайку.

— Хотелось бы обойтись без пеших прогулок, — негромко сказал пассажир.

Баклавский махнул патрульному, тот начал торопливо крутить ручку шкива, и шлагбаум поплыл вверх.

Баклавский втиснулся на заднее сиденье мобиля. Хромированные плашки, тугой набивной диван, бархатные шторки на окнах тёмного бирманского стекла — похоже, Гибкий Шульц прислал собственную машину. Хороший знак.

Человек, сидящий рядом, представился:

— Дэнни.

Баклавский недоверчиво повернулся к нему. Чок-дэ, зависший за Шульцем, был не пустяковым, но давнишним. Глава "перчаток" имел право отмахнуться от просьбы Баклавского, прислав из вежливости кого-то из желторотиков, но не сделал этого. Сидящий рядом человек мог быть только легендарным Зорким Дэнни, лучшим медвежатником Кето, создавшим свое реноме не одной сотней успешных взломов.

Мобиль на изумительно мягких рессорах не въехал, а вплыл в зону досмотра. Баклавский указал шоферу нужные повороты — в лабиринте ящиков, тюков, рулонов, коробов мог разобраться только местный.

Четверо патрульных черными статуями застыли по углам квадрата, составленного из любековских контейнеров. Штыки примкнуты, оружие наперевес. Судя по всеобщему интересу к этому грузу, мера действительно не лишняя.

— Что работаем? — спросил Зоркий до того, как выйти из машины.

Баклавский показал на контейнеры:

— Хочу проверить, что внутри, а вскрывать не имею права. Слишком тугие пломбы.

Зоркий понимающе кивнул.

— Отверните мальчиков немножко!

Баклавский вышел из мобиля. Ближайший досмотровик вытянулся в струнку.

— Господин инспектор! Докладывает старший патрульный Полак! Происшествий нет! Подозрительных личностей не появлялось!

— Вольно, — Баклавский подошел к контейнеру. Плотно пригнанные доски, стык в стык, стягивались металлической лентой. Углы закреплены. По граням — скобы. Не то, что палец просунуть, солнечному лучу не проскочить. — Таможня?

— Крутились… лейтенантики. С шуточками, мол, кого поймали? Кита по частям? Мы, как велено, в разговоры не вступали.

— Давай-ка вот что, Полак… Я пока здесь побуду, хочу номера пломб с накладными сличить. Надо, чтобы мне никто не мешал, и вообще сюда не заглядывал. Включая вас.

Патрульный оценивающе осмотрел местность.

— Тогда, господин инспектор, нам надобно вот так встать: двоим у пакгаузов, одному к забору, а одному у воды.

— Молодец! — похвалил Баклавский. — Действуйте!

Рядом навалом, горой, лежали тюки с конфискатом. Неделю назад какой-то пройдоха пытался отшвартоваться вне бухт, пользуясь внезапным штилем. Не получилось. Чайки разодрали один из тюков, и с воплями вытягивали оттуда блестящие шелковые кофточки — красные, желтые, сиреневые, все в стеклярусе и блестках.

Хлопнула дверца мобиля, и к Баклавскому подошел Зоркий. Его близко посаженные глаза смотрели непонятно куда — левый сильно косил вбок, а на лице застыла трагичная и скучающая гримаса. Медвежатник был одет в мешковатый костюм, тупоносые туфли и мятую шляпу, без обычного для "желтых перчаток" лоска. Специалист его уровня мог плевать на любые традиции и порядки. В одной руке Зоркий держал домкрат, в другой — черный кофр, по форме напоминающий чехол для флейты, только чуть длиннее.

— В каком смотреть будем?

— В любых трех-четырех, какие приглянутся. А там разберемся.

Зоркий положил инструмент на землю, обошел контейнеры по периметру. Прохлопал ладонями каждую стенку, внимательно изучил стыки, к одному контейнеру зачем-то прижался ухом. Вернулся к мобилю.

— А Одноногий не огорчится? — по-свойски осклабился Зоркий.

— Вскрывать — нельзя, — невозмутимо сказал Баклавский, — а про "посмотреть" в бумагах ничего не сказано.

— Ну, тогда приступим, помолясь.

Дэнни бросил шляпу на сиденье мобиля, а затем достал из багажника еще один домкрат и несколько блестящих железяк устрашающей формы. Через пару минут угловой контейнер перекосился настолько, что доски по длинной стороне скрипнули и кое-где разошлись, открывая узкие темные щели. Зоркий щелкнул замками кофра. В синем бархате лежало нечто, похожее на человеческий позвоночник, но собранное из металла и стекла.

— Красивая смотрелка, — уважительно сказал Баклавский.

— Гляделка, — вежливо поправил Зоркий.

С одного конца необычного инструмента крепился широкий металлический обруч. Дэнни надел его на голову, и подогнал крепеж так, чтобы пустой ствол располагался напротив правого глаза.

Гляделка походила на хобот или клюв. Пальцы правой руки мастера вошли в проволочные петли на уровне щеки, и конструкция несколько раз по-змеиному изогнулась.

Зоркий подошел к контейнеру, и осторожно просунул кончик гляделки в щель. Левой рукой направил к свету боковой отросток с большой собирающей линзой. Двинулся вперед, пока не прижался к доскам носом. Баклавский стоял у него за спиной. Мышцы на шее Зоркого налились, распирая воротник — видимо, гляделка весила не один килограмм. Поводя пальцами влево-вправо, медвежатник, наконец, сообщил:

— Детали.

Потом решил сказать чуть больше:

— В ящиках. Открытых и закрытых. Всё в масле.

— Что за детали, — спросил Баклавский. — На что похоже?

— Как объяснить… А что там должно быть?

— Сменные узлы для жужелиц — горных машин в угольных шахтах.

— Вроде того. Здоровенные тяги, шарниры, поршни. Точнее не скажу.

Баклавский прикусил губу. Потом едва не хлопнул себя по лбу.

— А маркировка? Маркировка есть?

— Кое-где. По шесть-семь цифр. Некоторые ящики подписаны. Ага, вижу железяку с выдавленным номером.

Баклавский выдернул из кармана блокнот.

— Записываю.

— Что?

— Номера.

— Что, все?

— Все, какие видны.

За последующий час их никто не потревожил. Чайки растащили контрабанду по всему порту, и разноцветные тряпочки весело смотрелись в осенней серости.

Когда мобиль Шульца миновал шлагбаум, Баклавский вернулся в контору. Чанг беззвучно поставил перед ним чайник, сахарницу, чистую чашку, и тут же вышел.

Времени до встречи с плетельщицей оставалось мало. Обжигаясь кипятком, Баклавский сверял каракули из своего блокнота с длинным товарным перечнем в накладной на фирменном бланке компании "Любек и Сыновья". Кази, Кази, Кази…

Маркировка — великое изобретение. Унификация скоро покорит мир. Каждая вещь, каждое творение рук человеческих будет идентифицировано, вписано в реестр, и получит на веки вечные своё уникальное обозначение. Что это у нас тут за "Ви-Пи"? Сорок семь одиннадцать, сорок семь ноль пять… И ноль девять… Обводим. И вот эти… "Эс-Эф"… Пять позиций, и ни одной — в накладных. И вот еще…