Читать онлайн «Наказание Красавицы». Страница 21

— Ну, как тебе мое угощение? — спросил один, подступив сбоку и дернув к себе мой подбородок. — Не хуже, чем у господина?

— Что ж, порезвились — и хватит, — сказал Николас.

Шагнув ко мне, измученному и дрожащему, он забрал у парня свой ремень и вежливым кивком принял благодарности веселой троицы.

И ведь это лишь начало. Что же будет дальше?! И как там сейчас Красавица?

Мимо проходили и другие обитатели городка. Мне как будто слышался отдаленный ропот толпы на рыночной площади, и я безошибочно различил сильно приглушенный расстоянием зов трубы. Мой господин некоторое время молча оглядывал меня, я же стоял, опустив глаза, ощущая в паху судорожные наплывы страсти, ягодицы непроизвольно сжимались и расслаблялись.

Николас поднес руку к моему лицу, провел пальцами по щеке, приподнял прядь волос. Большая медная пряжка у него на поясе тускло засияла на солнце, на левой руке, держащей ремень для порки, блеснул крупный перстень. Прикосновение его пальцев оказалось настолько нежным, что мой товарищ тут же, к моему стыду, невольно дернулся навстречу ласке.

— Иди в дом, — тихо сказал Николас, открыв слева от меня дверь. — Только на четвереньках. Всегда будешь заходить именно так, без лишних напоминаний.

И вскоре я по гладко отполированному полу молча переползал одну за другой тесные комнаты крохотного особнячка королевского летописца — то есть его богатого городского дома — с аккуратной узенькой лесенкой и непременными скрещенными клинками над малюсеньким очагом. В доме было немного сумрачно, но потом я различил на стенах изображения лордов и знатных дам, предающихся разным аристократическим утехам в окружении сотен обнаженных рабов, которых принуждали во всевозможных позах исполнять всевозможные прихоти своих господ.

Мы миновали небольшой, изукрашенный витиеватой резьбой шкаф, богатые стулья с высокими спинками — и вдруг коридор резко сузился, словно тесно сомкнувшись вокруг меня. Здесь, пробираясь на четвереньках по этому маленькому, но роскошному обиталищу богатого горожанина, я чувствовал себя огромным и неповоротливым, скорее животным, нежели человеком — и уж точно не принцем, а одомашненным диким зверем. Внезапно увидев свое отражение в небольшом зеркале, я на миг даже испугался.

— Дверь в конце коридора, — лаконично скомандовал Николас, и я очутился в глубоком алькове, где хорошо сложенная, миниатюрная женщина — очевидно, служанка — быстро отпрянула с щеткой в руке в сторону, пропуская меня мимо. Могу представить, как искажено от напряжения было мое лицо!

Внезапно меня осенило, в чем на самом деле состоит весь ужас городской ссылки. В том, что здесь мы действительно становимся рабами. Не игрушками в царстве наслаждений, как те нагие невольники на давешних картинах на стенах, а настоящими рабами в настоящем городе, и терпим страдания на каждом шагу, выполняя любые приказы и досужие прихоти плебеев. Разволновавшись, я даже тяжело и часто задышал.

Между тем мы оказались в следующей комнате, ярко освещенной масляными лампами. Я пересек ее по мягкому ковру, и тут мне было велено замереть — что я и сделал, даже не попытавшись дать отдых натруженным конечностям из страха вызвать неудовольствие хозяина.

Первое, что я увидел, — это много-много книг, мерцающих в свете ламп нарядными корешками. Стены, казалось, были сплошь закрыты книгами — сотнями фолиантов в дорогих сафьяновых переплетах с золотым тиснением. Поистине королевское состояние! Масляные светильники помещались как на высоких подставках, так и на массивном дубовом письменном столе с беспорядочно лежащими на нем пергаментами. Птичьи перья для письма торчали из специальной медной подставки, рядом виднелись и чернильницы. Высоко под потолком, над книжными полками, тускло поблескивали картины. И наконец краем глаза я заметил в самом углу комнаты кровать.

Но даже не поистине неисчислимое книжное богатство явилось для меня изумительнейшим зрелищем — а внезапно материализовавшаяся перед моим взором фигура женщины, пишущей за этим огромным столом.

Надо сказать, я совсем немного знал женщин, умеющих читать и писать, — всего нескольких знатных дам. Многие принцы и принцессы, населявшие замок, не способны были даже прочесть повешенную им на шею табличку с указанием назначенной за провинность кары. Дама же за столом писала довольно бегло, и, подняв глаза, она успела поймать мой изумленный взгляд, прежде чем я раболепно уставился в пол.

Она поднялась со своего места, и я заметил быстро подобравшуюся ко мне пышную многослойную юбку. Она показалась мне миниатюрной особой, с тонкими запястьями и такими же изящными длинными пальцами, как у Николаса. Не отважившись поднять глаза, я все же краем зрения заметил, что ее волнистые темно-каштановые волосы, разделенные наверху пробором, струятся по спине. На ней было темно-бордовое платье, такое же богатое, как у моего господина. Кроме того, на женщине имелся еще и темно-синий фартук, а на пальцах виднелись пятна чернил, что придавало ей еще большую занятность.

Признаться, эта особа пугала меня — как пугал молча стоящий рядом мужчина, и вообще вся эта тихая комната и моя же собственная нагота.

— Дай-ка я на него взгляну! — сказала женщина.

Голос у нее оказался такой же хорошо поставленный и слегка дрожащий, как у летописца. Она властно взяла меня за подбородок, заставив подняться с четверенек на колени, и потыкала мне в мокрую щеку большим пальцем, отчего я весь зарделся. Глядел я, естественно, в пол, но это не помешало мне отметить ее высокую выпуклую грудь, тонкую изящную шею и лицо, несколько напоминавшее моего нового господина — но не чисто физическим сходством, а теми же непроницаемостью и самообладанием.

Я завел руки за шею, отчаянно надеясь, что хоть она-то не станет терзать мои детородные члены — но не тут-то было. Велев мне подняться на ноги, женщина оценивающе уставилась на мой пенис.

— Ноги раздвинь пошире, — распорядилась она неторопливым, но твердым, уверенным тоном, — ты-то уж должен знать, как следует стоять… Нет, еще шире — насколько способны раздвинуться эти точеные бедра… Вот, уже лучше. Именно так ты и должен впредь стоять передо мной. И чтобы я больше об этом не напоминала — у нас невольников не балуют излишними речами и командами. За любую провинность ты будешь отправлен на Позорищную площадь и порот там на поворотном круге.

От этих слов меня пробрала дрожь, душу охватило чувство обреченности.

Ее бледные руки, протянувшиеся к моему члену, словно засветились в сиянии множества ламп. И тут она крепко сжала головку, даже выдавив каплю прозрачной влаги. Я судорожно вздохнул, чувствуя, как шквал плотской страсти готов взорваться изнутри и, пробившись сквозь пенис, выплеснуться наружу. Но, к счастью, женщина оставила член, взявшись за мошонку, как недавно тискали ее на улице юнцы. Ее маленькие ладони обхватили мои яички, ласково их поглаживая и теребя, и очень скоро я уже ничего толком не видел в свете масляных ламп…