Читать онлайн «Владычица морей (сборник)». Страница 59

Снова собрались административные шишки из области. Партии уже к тому времени у власти не было, но люди не изменились, только демократические убеждения приобрели да синие костюмы с галстуками в шкафы на будущее повесили. Походила комиссия у силосной ямы, позаглядывала в нее и приказала засыпать землей, для чего взять «КамАЗы» в местной ПМК, ставшей к тому времени акционерным обществом. После этого комиссия решила отметить принятие решения, но колхозная столовая была к тому времени закрыта по причине нерентабельности, потому пришлось обойтись демократическими шашлыками на берегу Немецкого пруда.

Все успокоилось, но, как вскоре стало понятно, ненадолго.

Недели через две выяснилось, что силосная яма кем-то разрыта, а еще через неделю произошло то, во что никто и поверить не мог, а редкие очевидцы вообще не вспоминали без ознобного содрогания. Из ямы вылез живой мертвец.

То есть на живого он был мало похож — так, кости, обтянутые высохшей темной кожей, на которой светлыми пятнами выделялись ожоги от негашеной извести. Мертвец выполз из ямы, долго барахтался на земле, а потом все-таки встал, покачиваясь на тонких, лишенных мышц ногах. Может быть, и направился бы он куда-нибудь по своим мертвецким делам, если бы не перерубил его лопатой копавшийся в своем огороде Александр Овеч-кин. Овечкин мертвецов ни капельки не боялся по причине того, что вырыл им на россошинском кладбище не одну могилу. После его удара мертвец с легким шорохом сложился в безжизненную груду костей. Овечкин те кости на тележку лопатой загрузил и высыпал обратно в силосную яму, а нору, что покойник прорыл, вновь закидал землей.

Вроде бы все успокоилось. Только пересуды среди народа гуляли разные. Порой такое говорили, что уши скручивались в трубочку и вяли.

Наконец в субботний день, аккурат перед Пасхой, из силосной ямы выполз еще один мертвец. Этот казался Поздоровее первого и был в генеральской прелой фуражке. Генерал, покачиваясь, прошел на площадь, посмотрел На плещущийся на ветру российский триколор и одобрительно покачал черепом.

— Gut! — явственно проскрипел он, мультипликаци-онно дергая нижней челюстью. — Wo ist ihre Gebietskomissar?

Собравшаяся толпа потрясение молчала. Даже если кто и понял мертвеца, отвечать ему, где находится гебитс-комиссар, не торопился. Скелет обвел всех впадинами глазниц, щелкнул нижней челюстью и снова спросил:

— Wo ist der guten Heneral Wlasoff?

— Во, сволота! — с восхищенной злобой сказал Илья Константинович Апраксин, бывший фронтовик и брехун, каких свет не видел. — Власова ему теперь подавай!

— Сашу! Сашку Овечкина позовите! — заволновались в толпе.

Скелет переступил с одной кости на другую и снова скрипуче спросил:

— Wo ist der Weg nach Moskau?

— А вот и Сашка! — радостно заголосили в толпе. — Санька, покажи ему, суке, дорогу на Москву!

Овечкин с видимой гордостью специалиста шагнул к мертвецу с лопатой в руках.

— Я ему щас дорогу к фюреру покажу! — сказал он и поплевал на ладони. — Ну-ка, отзыньте, а то, не дай Бог, зацеплю!

— Смерть немецко-фашистским оккупантам! — торжественно, как диктор Левитан, вынес свой приговор бывший фронтовик Апраксин.

— Круши его, Сашка!

Овечкин с кряканьем обрушил заступ на генеральскую фуражку. Фуражка отлетела в сторону, а скелет обратился в груду костей.

— Russische Scweine! — пробормотал череп, щелкнул несколько раз нижней челюстью и замер.

— Вот так, — гордо выпрямился Апраксин и победно оглядел толпу. — Так мы их в войну били! Помню, комбат встает: «За Родину! За Сталина!» — и мы как кинемся на фрица! Ураааа! Урааааа!

— Слышь, дед, — с ревностью героя, теснимого на второй план, сказал Овечкин, — хорош орать! Кати тележку, надо его в яму свезти.

Через неделю, когда пересуды в Россошках достигли апогея и выплеснулись в окрестности, подобно перебродившей квашне, единственная войсковая часть, располагавшаяся у Немецкого пруда, была неожиданно поднята по тревоге. Личный состав погрузили на «Уралы» с брезентовыми тентами и куда-то вывезли. Вернувшись, солдаты вели себя смирно и даже за самогонкой в Россошки не бегали, а вскоре часть в полном составе перевели куда-то на Дальний Восток и попрощаться солдатикам с подружками не дали. Да что там солдатики, офицеров из части не выпускали. Один только, который сам был местным, тайно выбрался из расположения части попрощаться с молодой женой. На вопросы родни и знакомых он не отвечал, все больше молчал. Только когда его по обычаю проводили застольем, офицерик, хлебнув крепчайшей местной самогонки из томатов, проговорился, что выезжали они под Воронеж, в самый Новохоперский заповедник, где уничтожили группу живых немецких скелетов, пробиравшихся ночами на запад. Днями покойники отлеживались в лесополосах или на подвернувшихся по пути кладбищах, а по ночам строем шагали в родной фатерлянд.

Потом офицер тот уехал вместе со своей частью, и даже письма от него поступать перестали.

Впрочем, и зловещая яма опустела, а страшные слухи постепенно стали забываться.

Но все-таки свое черное дело слухи эти сделали: в Россошки нагрянули уфологи.

Было их целых три. Один — пенсионного возраста отставник из армейских, что сразу же чувствовалось по выправке и суховатой вежливости. Отставника звали Ника-нором Гервасьевичем Ворожейкиным, служил он когда-то в той самой знаменитой ракетной части, которая во Вьетнаме пыталась обстрелять летающую тарелочку, но сама попала под огонь неизвестного оружия. Последствием вьетнамской схватки с космическим агрессором явился для Ворожейкина паралич левой руки, с которой тот после госпиталя не снимал тонкой черной перчатки. Был он в свои шестьдесят пять лет невысок, худ и смуглолиц. Лицо обрамляла небольшая испанская бородка, которая вместе с усиками придавала Ворожейкину нечто донжуанское. Так бы мог выглядеть дон Жуан на пенсии, если таковая ему в Испании причиталась. Глаза у Ворожейкина были серые и печальные, а стрижка — самая старомодная, канадка. Ходил он обычно в джинсах и свитере, а в жаркие дни в водолазке. Ворожейкин был искушен в тактике воздушных боев и досконально все знал о знаменитом американском ангаре № 51. Рассказывал о нем с такими мельчайшими подробностями, что любому было ясно:

Ворожейкин этот ангар облазил до последнего закоулочка. О своих американских коллегах Ворожейкин отзывался в основном одобрительно, но корил за то, что они слабо воздействуют на свое демократическое правительство и никак не добьются, чтобы все секреты ангара и связанных с ним происшествий были преданы гласности. Летающие тарелочки Ворожейкин почитал космическими кораблями высших цивилизаций и верил в Великое Кольцо, которое когда-нибудь цивилизации Галактики свяжет в единый дружеский организм.

Голос у него был тихим и тонким.

Второй уфолог, Дима Кононыкин, был молод, тридцати не исполнилось. По совместительству он еще являлся нештатным корреспондентом «желтой» газеты «Московский пионер» и в этом качестве бывал и в знаменитой М-ской аномалии, и окрестностях Березовска Пермской области, где потерпел катастрофу НЛО, и летел в том самом самолете, о котором писала газета «Труд». Он участвовал в якутской экспедиции, где искал остатки то ли НЛО, то ли древней сибирской цивилизации. Вместе с уфологом Приймой расшифровывал он загадочные небесные Сальские письмена, был на месте Сасовского взрыва. На озере Байкал пытался поймать таинственных трехметровых пловцов, замеченных военными аквалангистами.

От частого пребывания в командировках Дима Кононыкин научился спать сидя и пить все, что горит. Даже знаменитая россошинская «томатовка» не оказывала на него особого воздействия — только уши бледнели, багровел кончик носа и начинал слегка заплетаться язык. В отличие от Ворожейкина этот уфолог больше разбирался в отечественных феноменах и любил показывать всем гвоздь, найденный в Аджимушкайских катакомбах, уверяя, что гвоздю этому не менее трехсот миллионов лет. Гвоздь более напоминал окаменевшую рыбью косточку и не внушал особого доверия. Да и сам уфолог выглядел не слишком убедительно — вечно всклокоченные волосы над удлиненным веснушчатым лицом, водянистые, ни во что не верящие глаза, тощая бройлерная шея и вечно немытые руки, на которых лишь чудом не появлялись цыпки. Ходил Кононыкин в одном и том же обвисшем джемпере и вечно неглаженых брюках. Разумеется, что его ботинки не видели сапожного крема со дня их изготовления на обувной фабрике, коия, судя по некоторым признакам, была детищем шкодливого российского ума.

Летающие тарелочки Кононыкин тоже считал космическими кораблями, но в отличие от Ворожейкина полагал, что все они имеют земную базу, расположенную в таинственной тибетской Шамбале.

Говорил Кононыкин быстро и напористо, глотая окончания слов и помогая себе руками.