Читать онлайн «Новоросс. Секретные гаубицы Петра Великого». Страница 45

Соразмерно возможностям флотилии, из Баку прибывали дополнительные силы. Преимущество мало-помалу клонилось на русскую сторону — без больших баталий, в сотнях незначительных стычек. Казнить заподозренных в бунте я не велел; вместо этого при обстреле воинской команды мужчины ближайшего селения объявлялись аманатами и вывозились в Дербент на строение морского порта. До меня Матюшкин там сделал мол примерно наполовину: из надгробных камней с магометанского кладбища! Не ожидал от умного и опытного генерала подобного кретинизма. Зачем озлоблять жителей, когда можно заложить каменоломню и нарубить материала, сколько угодно?!

В Гиляни тоже требовалось поступать политично. Вместо неприятельской армии, нам противостояли бесчисленные шайки ребелизантов, готовых перед лицом наших войск притвориться мирными земледельцами, а при удобном случае — ударить в спину. С подобным врагом возможны две стратегии: истребительная (как в Ветхом завете) и примирительная (с опорой на союзников из местных). Имея в близком соседстве несметные силы турок, выбирать не приходилось. Тем более, склонные к российской стороне были. В Персии курьерскую службу исправляет особое сословие: не помню, как его именование звучит по-персидски, а на русский переводится примерно словами "доброконные скороходы". Раздробление государства грозило этим храбрым людям утратой всех привилегий — и они сделали ставку на силу и порядок, то есть на русских. Из них мы имели множество превосходных шпионов, с легкостью проникавших не только в занятый турками Тавриз, но в самые Исфахан и Багдад. Не меньше пользы в сем деликатном занятии приносили здешние купцы: иные даже бесплатно, ради благоволения начальства. Беседы с торговым людом обнаружили предосудительные для русской администрации тенденции. Вывоз персидского шелка упал повсеместно, однако астраханское направление пострадало больше, нежели турецкое. С каспийских берегов ходили караваны в Смирну и Алеппо! Обещая покровительство и защиту, я привлек множество скупщиков в контрагенты новорожденной компании и сам, за недостатком приказчиков, заключал контракты на поставку товара. Как переманить торговлю на свои, российские пути, вместо турецких? Всего лишь устранить искусственные препоны и лишние поборы! Несложно по идее, но не по исполнению. Даже при поддержке вошедшего в долю Шафирова, президента Коммерц-коллегии, поладить с оседлавшим Волгу Волынским не вышло: жадность его превосходила всякую меру. Азовский губернатор Григорий Чернышев оказался разумней, дорога к морю — короче, а там в дело могли вступить мои же, но купленные на подставных оттоманских греков корабли. Коммерческие планы на ближайшее лето выглядели вдохновляюще.

Толковать со знатными людьми было несравненно трудней, чем с купцами. При слабом правлении Хусейна персидские губернаторы почти превратились в самостоятельных ханов, подати собирали на себя и не желали делиться ни с шахом, ни, тем более, с чужеземцами. Удобнейшим инструментом подчинения зарвавшихся вельмож могли служить раздоры и соперничество между претендентами на одно и то же место, которые надлежало всячески раздувать, вынуждая слабейших прибегать к нашей помощи; однако нужных политических талантов я в себе не чувствовал и с легким сердцем препоручил сие поднаторевшему в азиатских интригах Левашову. Сам же сосредоточился на воинских действиях. К началу весны город и равнина вокруг него были очищены от бунтовщиков: одни ломали камень в Дербенте, другие ушли в недальние горы, третьи притихли от страха. Стало возможно без опаски сократить здешние гарнизоны и заняться лезгинцами.

С чего следует начинать подготовку к любой войне, большой или малой? С экзерцирования солдат, заготовления провианта и амуниции? Не только. Стоит озаботиться людским мнением. Еще зимою полковник Безобразов занял по моему приказу Сальяны; Гуссейн со всем семейством и приближенными бежал в Шемаху к Дауд-беку. В прокламации, переведенной на персидское и татарское наречия и распространенной по всему Кавказу, я припомнил беглому наибу злодейское умерщвление Зимбулатова, назначил изрядную цену за голову негодяя (а за живого — вдвое) и обещал сокрушить любого, под чьим кровом он спрячется. Все же зарезать гостя — даже по магометанским обычаям верх неприличия. Когда подтвердилось, где укрылся преступник, настало время для словесной атаки на самого Дауда. Переводчик Иностранной коллегии мурза Тевкелев составил прекрасный памфлет о нечестии нашего врага, преступившего клятву на Коране.

Тем временем в Сальянах собирались войска. Сей пункт отстоит от Шемахи чуть дальше, чем Баку, и вдвое дальше, нежели Низовая — зато дорога, кроме последних двадцати или тридцати верст, идет по равнине. Соседство с Муганской степью, где пасутся бесчисленные стада и табуны, представляет дополнительное удобство. Убийственные миазмы в холодное время года не опасны. И вообще, меры по сбережению здоровья начали приносить плоды: солдатские кладбища наполнялись не так быстро, как в прежние годы. Смертность от кишечной горячки упала впятеро. Единственной конфузией в многосложной войне с болезнями стало цинготное поветрие в Терском крае, выкосившее оставленных на зимовку украинских казаков. Кропотов, полутора годами раньше блестяще справившийся с чумой, ничего не мог сделать. Карантинные меры не приносили пользы. Тяжко захворал сам Гаврила Семенович; жена его и вовсе умерла. Сие несчастье превратило доселе крепкого и деятельного генерал-майора в удрученного невзгодами старика. Впрочем, южную сторону Кавказских гор поветрие не затронуло и на мои приготовления не повлияло. Как только весеннее солнце начало пригревать, корволант в составе четырех пехотных и двух драгунских полков (весьма неполного штата) вышел на шемахинскую дорогу.

Не приходилось надеяться на внезапность, замышляя сей поход. В персидских владениях за каждым движением русских следили тысячи недоброжелательных глаз. Когда встречать гостей, с какой стороны, в каком числе, — все это было Дауд-беку ведомо. Однако и для меня во вражьем стане тайн оставалось мало. Главное, что самозваный шемахинский владетель, отдавшись султану в подданство и еженедельно его поминая в пятничной молитве, вот уже третий год изобретательно уклонялся от назойливых предложений разместить в городе турецкий гарнизон. Должность номинального суверена при всевластном оттоманском паше его не устраивала. Следственно, в неприятельском войске одни горцы — храбрые, но совершенно не ведающие государственного послушания и воинской дисциплины. Городской жизни сии дети природы не понимают и не любят; заставить их оборонять полуразвалившиеся стены — бессмысленно и вряд ли возможно. Зато для засады на дороге (излюбленного приема кавказских жителей) перед Шемахою имеется пять или шесть удобных позиций.

Посему торопиться не следовало. Когда окрестная степь уступила место невысоким пока еще горам, марш сделался и вовсе неспешным. Осторожность превыше всего! Сначала иррегулярная конница испытывала путь, внимательно осматривая заросли, где могли таиться стрелки; потом егерские команды занимали придорожные высоты. Лишь немногочисленные вражеские соглядатаи уползали прочь либо становились нашей добычей. Полки шагали в предельной готовности к бою. Мнилось, противник не имеет способа напасть врасплох, — но впечатление сие оказалось ложным.

Стоило колонне втянуться в узкое дефиле, извитое буквою S у подножия отвесных скал — тяжкий удар нарушил покой гор. Земля вздрогнула. Гнедой карабагский жеребец подо мною взвился на дыбы. Сражаясь с обезумевшим животным, я успел заметить расплывающееся близ вершины пороховое облако и медленное, неумолимое движение стронувшихся с места гигантских глыб. Дробясь на уступах и с каждой секундой обретая сокрушительную скорость, они рушились (как казалось) прямо на меня. Камень размером с дом прокатился по шестерику артиллерийской упряжки, обращая людей и лошадей в кровавую слякоть; мячиками запрыгали валуны поменьше, с карету, — и все исчезло в плотной, как вата, пыльной мгле.

Конь, обуянный смертным ужасом, несся вскачь: то и дело взбрыкивая, рискуя споткнуться и переломать шеи нам обоим. Когда б не наследственный талант карабагской породы прыгать по камням, подобно горным козам, — тут бы мне и конец. Бешеным галопом промчавшись изрядное поприще, я справился с жеребцом лишь в самой голове авангарда. Вздыбившись еще раз и лягнув воздух передними ногами, своевольный персиянин подчинился, наконец, терзающим рот удилам. Навстречу, от передового пикета, таким же безумным аллюром стелился всадник. Шагов за десять казачий урядник мастерски соскочил, пробежкой погасил разгон и вытянулся во фрунт передо мною:

— Ваше Превосходитство, лезгинцы! В большой силе прут!