Читать онлайн ««Умрем же под Москвой!» Свастика над Кремлем». Страница 65

Вначале их было всего трое, и все они выпрыгнули из брюха большого летающего корабля, который довольно низко кружился над одной из даякских деревень. Два самых первых приземлились посреди поляны и не могли сдержать своего испуга, увидев приближающихся к ним даяков со своими копьями и длинными мечами-мандоу в руках. Один, оказавшийся американцем, тотчас же поднял руки и побледнел как смерть, но второй, англичанин, заговорил по-даякски, причем довольно сносно: «Ками каван, оранг ингеррис!» (Мы с вами друзья, мы англичане!) Впрочем, выглядел он тоже не очень-то спокойно, а военная форма сидела на нем каким-то мешком, что было, впрочем, и неудивительно, поскольку в джунгли Аравака его отправили прямехонько с университетской скамьи, где ему почему-то вздумалось изучать разные восточные языки и в том числе наречие даяков.

Третьего отнесло на опушку, где он застрял на самой верхушке большого дерева и качался и дергался там в стропах парашюта, словно паяц в кукольном театре. Для даяков это было так забавно, что они чуть было не надорвали животы от смеха, вместо того чтобы сразу броситься его снимать. Парашютист же потом еще долго кричал по-малайски: «Вы придете наконец за мной, вместо того чтобы издеваться?» Но, видя, как он нервничает, даяки смеялись еще пуще!

В конце концов они все-таки сжалились над ним и опустили вниз, взобравшись на дерево и привязав его к веревке из ротанга, переброшенной через ветку по-толще. Внизу он спросил: «Великий вождь даяков Лохонг Апюи здесь?» – и, когда вождь, оказавшийся поблизости, вышел вперед, протянул ему руку и представился: «Я майор Гаррисон[9]. Его величество король Англии сказал мне, что Лохонг Апюи его большой друг и что даяки помогут мне и моим людям». Конечно же, вождь был очень польщен этим сообщением и так и не понял, почему один из прибывших вдруг почему-то начал издавать какие-то хрюкающие звуки и к тому же еще и зажал себе рот.

Одного из прибывших, имя которого никто не мог произнести, стали называть туан[10] радист, а второго – туан доктор. Гаррисона же все так и называли туан майор, и этого было более чем достаточно. Вождю он подарил всю ткань от своего огромного белого зонтика, на котором он спустился на землю со своего летучего корабля, и тот выкроил из них легкие и очень прочные рубашки для всей своей семьи, которая этому несказанно обрадовалась.

Затем один за другим прилетели еще три летающих корабля и сбросили много металлических ящиков с товарами. Там были ружья, патроны, лекарства, одеяла и военная одежда белых людей. После этого туан майор собрал на поляне всех мужчин-даяков племени Лохонга Апюи и объявил с помощью туана радиста, что те, кто захочет драться с японцами, получат ружье, военное снаряжение, а головы, которые даяки по своему обычаю отрезали убитым врагам, они могут оставлять себе, но будут получать за них хорошую плату. Разумеется, все воины племени тут же записались добровольцами, и каждый получил рубашку, штаны, одеяло и винтовку, вот только от полагавшихся им также башмаков даяки дружно отказались, так как никто из них не мог в них ходить.

Затем туан майор начал учить их стрелять. В двадцати шагах он поставил на пенек апельсин и сбил его на землю первой же пулей. Но когда пришла очередь стрелять даяков, то никому из них не удалось его даже задеть, хотя из своих воздушных трубок-сарбаканов они попадали в него каждый раз. В итоге Гаррисон очень рассердился и, видя, как операция «Дамар» терпит крах буквально на глазах, обозвал их болванами. Тут на поляну пришел один старый даяк со старинным мушкетом, набитым кусками рубленого железа, и предложил выстрелить на спор. Поспорили на второй белый зонтик туана радиста, после чего даяк выстрелил и разнес его так, что на поляне не нашли ни кусочка! Даяки дружно засмеялись, засмеялся и сам Гаррисон, и учения были продолжены. Каждый вечер в палатке у белых пищала и бибикала рация, а утром они говорили, какие слова приказал передать даякам король Англии при помощи этого черного ящика с блестящими кнопками и стеклышком со стрелкой.

Вскоре он потребовал, чтобы даяки напали на один из гарнизонов японцев на нефтяных приисках, а также уничтожили все их посты наблюдения, расположенные на побережье. С последней задачей даяки справились очень быстро, причем винтовки им даже и не понадобились. Они просто подобрались к ним поближе и начали стрелять по японцам из своих сарбаканов, используя для этого короткие отравленные стрелы. Никакое противоядие от этого яда не спасало, и японские солдаты, хотя и поливали джунгли пулеметным огнем, умирали один за другим. Кого-то стрела поражала, едва лишь только он поднимал голову над бруствером или выглядывал в амбразуру. Его товарищи пытались обычно высосать яд, прижигали ранку и йодом, и даже раскаленным железом, но… все старания обычно не приводили ни к чему. У раненого вдруг начинало двоиться в глазах, затем холодели ноги, и он умирал, ничего не понимая и не узнавая никого вокруг!

Выходить за пределы своего поста японским солдатам стало совершенно невозможно. На всех тропинках их поджидали протянутые поперек них, сплетенные из шерсти кабана очень прочные, но тонкие нити. Заметить с непривычки их было нелегко, зато, запнувшись за них ногами, солдат тут же падал на вкопанные впереди косо срезанные бамбуковые колышки, присыпанные сверху листьями и поэтому тоже незаметные. Острия этих кольев даяки смазывали либо тем же ядом, что и наконечники своих стрел, либо обмакивали их в кабаний помет, отчего у раненого обычно начиналось заражение крови.

На одном из постов гарнизон оказался довольно большим, и даяки решили использовать огнестрельное оружие. Пока несколько даяков стреляли с одной стороны, чтобы отвлечь внимание японцев, другие подобрались к ним бесшумно с тыла и перестреляли всех в упор.

Затем даяки напали на несколько нефтяных приисков в Сараваке. Работавшие там китайцы при первых же звуках выстрелов разбежались кто куда, а японцы бросились отражать нападение. Воспользовавшись сумятицей, два американца – индейцы племени чероки – незаметно пробрались к самым вышкам и заложили под них подрывные заряды. Взрывы вызвали сильный пожар, охвативший весь прииск, а потушить его было нельзя, поскольку не было никакой возможности доставить для этого оборудование через джунгли. Так, водитель одного из бульдозеров был убит отравленной стрелой, а другой, испугавшись подобного конца, убежал в джунгли, где и сдался в плен даякам, а те, в свою очередь, отдали его туану майору Гаррисону и прибывшим на остров американцам из штаба Макартура.

В итоге потери японцев на островах резко возросли, нефтедобыча упала, однако даяки тоже пострадали, хотя и не совсем обычным образом. Дело в том, что отрубленных голов у даякских мужчин в результате всего этого оказалось так много, что они обесценились, а старики не успевали их высушивать и коптить. К тому же все головы были от японцев, и статус обладающего ими мужчины стал резко падать. Если раньше сватавшемуся юноше достаточно было принести всего лишь одну-две головы и все считали его заслуженным, зрелым мужчиной, то сейчас в качестве выкупа требовали уже по десять, а то и более голов, и то, что парень на следующий же день складывал их к ногам своего будущего тестя, уже никого не удивляло и воспринималось всеми как должное.

Некоторые даяки практически совсем перестали добывать себе пропитание охотой, а все свободное от войны время проводили на полянах, где ожидали прилета транспортных самолетов англичан и американцев, доставлявших боепитание и провиант. Здесь, возле самолетов, они повадились менять препарированные по даякскому обычаю головы японских солдат на ящики со сгущенкой, парашютный шелк, посуду и даже фотокамеры «Кодак», которыми снимали себя и своих друзей, а пленку отдавали американским летчикам, и те печатали им отличные фотографии в фотоателье при базах в Австралии.

Когда же самолеты долго не прилетали, они начали сооружать из бамбука и сухих банановых листьев их весьма забавные подобия, причем объясняли это тем, что делают это ради того, чтобы приманить с неба пролетающих там «больших птиц». Японцы, заметив с воздуха эти странные «самолеты», несколько раз бомбили и обстреливали эти посадочные площадки, однако добились лишь того, что даяки начали стрелять с земли по самолетам с красными кругами на крыльях, тогда как самолеты с американскими белыми звездами и кругами австралийских ВВС, как и раньше, радостно приветствовали.

Однажды даяки рассказали Гаррисону про то, что очень скоро «баби», то есть кабаны, будут плавать. Выяснилось, что речь идет о ежегодной миграции кабаньих стад с севера Борнео на юг. Они идут небольшими группами или стадами по одним и тем же тропам и переправляются через реки в одних и тех же местах, хорошо известных даякам, которые их там подстерегают и истребляют. При этом даяки охотятся на них с пирог, поскольку кабаны не столь увертливы в воде, как на суше. Их осыпают ударами копий, и течение уносит раненых животных и трупы вниз по реке, где их потом подбирают женщины и дети и вытаскивают на берег. Первых кабанов делят между жителями деревни и съедают целиком. Но по мере увеличения числа жертв с кабанов снимают только слой сала, а все остальное, к радости речных крокодилов, выбрасывают в реку. Сало же вытапливается и хранится в бамбуковых трубах и в добытых у европейцев канистрах и бидонах. Часть сала даяки потребляют сами, но в основном оно служит для них предметом экспорта: они отправляют его на побережье и продают китайским торговцам примерно по тысяче франков за двадцать литров. Удачные охоты, сказал старый даяк, бывают, однако не часто, но теперь у них есть ружья и даяки рассчитывают добыть много-много «баби».