– Уничтожить командира диверсионной группы, – с готовностью, даже с поспешностью ответил белесый. – По возможности без шума. Вы не должны пересечь советскую границу. Чего бы это ни стоило.
Кажется, он действительно был готов к сотрудничеству. Следующие три вопроса прозвучали одновременно.
Княжна спросила:
– Откуда вы о нас узнали?
Айзенкопф:
– На какой стадии находятся работы по экстракту гениальности?
Гальтона же интересовал вопрос более практический:
– Какое именно учреждение разрабатывает формулу гениальности?
Пленник не знал, кому отвечать. Он обвел всех троих глазами.
– Я знаю. Я много чего знаю. Я не простой исполнитель. Я – эмиссар Коминтерна [33] ответственный сотрудник Разведупра. [34]
– Он лжет! – воскликнула Зоя, но замолчала.
О Коминтерне доктор Норд слышал – это «Коммунистический интернационал», международная революционная организация, управляемая и финансируемая из Москвы. Но что такое «Разведупр»?
– Разведупр?
– Советская военная разведка, – объяснила Зоя. – Только врет он. Он из ГПУ [35] из политической полиции. Разведуправление Красной Армии сывороткой гениальности не занимается, это нам хорошо известно.
«Кому это нам? – подумал Гальтон. – Мне, например, нет». Не в первый раз у него возникло ощущение, что он проинформирован о предстоящей операции хуже, чем подчиненные.
– Я не вру! – Альбинос нервно облизал губы. – Разведупр своим сотрудникам при выполнении загранзаданий мандатов не дает, а насчет Коминтерна… Оторвите подметку моего правого штиблета.
Айзенкопф нагнулся, снял с протянутой ноги ботинок. За подметкой, в самом деле, оказался сложенный листок тонкой промасленной бумаги. На ней лиловыми буквами был напечатан убористый текст по-немецки.
– «Предъявитель сего является полномочным представителем Центра категории ХХХ», – быстро прочел вслух биохимик. – Больше ничего, только печать, число, подпись Мануильского [36] секретаря бюро Исполкома. Три креста – это высшая степень полномочности, присваивается как минимум инспекторам бюро. Приказы обязательны к исполнению для всех ячеек Коминтерна.
Убедившись, что документ произвел впечатление, чекист заговорил уверенней:
– Давайте так. Я вижу, вопросов у вас много. Диктуйте, я их запишу. Отвечу письменно. Так выйдет полнее. К тому же верная гарантия, что я никуда от вас не денусь. У нас предателей не прощают. Никогда.
– Это правда, – подтвердила Зоя. – ГПУ охотится за перебежчиками по всему миру. Если нужно – годами.
– Жалко превращать в идиота такого разумного молодого человека, – рассудительно заметил Айзенкопф. – Я отвяжу тебе правую руку. Пиши. А станешь дурить – шприц вот он.
Они с Нордом подняли стул вместе с пленным, перенесли к столу. Положили стопку бумаги. Придвинули чернильный прибор из малахита.
– Первый вопрос: сколько человек в твоей группе. Второй вопрос: кто вас встречает в Бремерсхавене. Третий вопрос… – Немец слегка ткнул чекиста в затылок. – Ты будешь записывать? Или все-таки предпочитаешь угодить в идиоты?
Эмиссар обмакнул стальное перо. Его пальцы подрагивали, на лист упала клякса. Тогда он взял длинную ручку крепче, в кулак. Его губы что-то прошептали.
– Что-что? – переспросил Гальтон.
– Сами вы идиоты, вот что! – заорал вдруг альбинос. – Да здравствует мировая революция!
И, перевернув ручку пером вверх, с размаху вогнал ее себе в глаз – до самого упора. Из-под кулака брызнула кровь пополам с чернилами. Самоубийца взвыл, заизвивался всем телом и вместе со стулом рухнул на ковер.
Зоя зажала себе рот. Немец же, выругавшись, склонился над упавшим.
– Проклятье! Мерзавец нас надул!
Потрясенный Гальтон стоял и смотрел, как судороги сотрясают тело умирающего. Зоя тоже не шевелилась. Зато Айзенкопф не потерял ни секунды.
Он повернул чекисту голову, приставил к виску шприц.
– Я сейчас сделаю укол. Сыворотка действует как очень мощный стимулятор. Но время эффективности крайне короткое. Мы успеем задать только один вопрос. О чем спросить, решать вам, Норд. Вы – руководитель! Громким голосом, ясно, четко! Второго шанса не будет. И учтите: в этом состоянии он вам ответит одним, максимум двумя словами… Пульс уходит! Соображайте скорей, черт вас возьми! Ну!
– Пусть скажет, кто он на самом деле! – крикнула Зоя. – Нет, пусть скажет, кто нас выдал!
– Чушь! – перебил ее Айзенкопф. – Спросите, что нас подстерегает в Германии!
Гальтон закусил губу. Что спросить? Что самое главное?
Кто послал?
Где ведутся разработки?
На какой они стадии? Нет, это не годится. Одним-двумя словами на этот вопрос не ответишь, да еще в таком состоянии…
– Скорей! – толкнул его биохимик. – Еще десять секунд, и в мозгу начнутся необратимые процессы. Укол ничего не даст! Готовы? Колю!
Игла глубоко ушла в бледный висок альбиноса.
ЧТОБЫ ПОПАСТЬ НА LEVEL 2, ВАМ НЕОБХОДИМО ЗАДАТЬ ЕДИНСТВЕННО ПРАВИЛЬНЫЙ ВОПРОС.
НЕ ОШИБИТЕСЬ, ИНАЧЕ МИССИЯ БУДЕТ СОРВАНА!
ЕСЛИ НЕ УВЕРЕНЫ, СНАЧАЛА ПРОЧТИТЕ ПОДСКАЗКУ. ДЛЯ ЭТОГО НУЖНО ПЕРЕЙТИ К CODE-1.
Level 2. Ректорий
у Гальтона была такая.
Кто послал альбиноса и как его на самом деле зовут – это частности. Про подстерегающие в Германии опасности знать, конечно, не помешало бы, но эта информация не поможет в решении основной задачи. Главное – установить, где именно вести поиск. Все прочее второстепенно.
– Где ведутся разработки экстракта? – сказал он в самое ухо умирающему. – Место, назовите место!
– Еще громче! Четче! Повторяйте ключевое слово! – вцепился ему в локоть Айзенкопф.
Норд закричал:
– Экстракт гениальности! Где? Место! Назови место!
Веко чекиста дрогнуло, широко раскрылось. Прямо на доктора смотрел розовый глаз с крошечным черным зрачком. Второго глаза не было.
– Ре…кторий, – прошелестели сухие губы.
– Что?!
Рот оставался открытым, глаза тоже, но чекист больше не двигался.
– Кончился, – мрачно объявил немец, державший палец на артерии. – Он сказал «ректорий»? Я правильно расслышал?
Внезапно послышался тихий стук в дверь. Все замерли.
Биохимик выхватил из кармана свой «браунинг». Зоя подняла пистолет, выпавший из руки застреленного чекиста.
– Кто там? – спросил Гальтон, встав сбоку от двери.
– Прошу извинить, сэр… Это стюард. Меня вызвали звонком в соседнюю каюту. Там жалуются, что вы разбудили их криком. Все ли у вас в порядке, сэр?
– Все в порядке. Просто выпили лишнего. Приношу извинения, – настороженно ответил Гальтон.
– Спокойной ночи, сэр. Это вы меня извините, – прошелестел голос.
Еще несколько минут прошли в напряженном молчании. Норд тоже подобрал с пола оружие, приложил ухо к двери.
Но в коридоре было тихо. Кажется, стюард был настоящий.
– Отбой, – сказал доктор, оборачиваясь. – Что за «ректорий»?
Айзенкопф остановил его жестом.
– Обсудим позже. Сначала нужно избавиться от трупа.
Он открыл окно, высунулся, внимательно осмотрелся. Потом ловко вылез на палубу.
– Давайте!
Принял тяжелое тело, которое Гальтон с Зоей перевалили через подоконник. Ее упругое плечо коснулось плеча доктора, и он подумал: «Если наша любовь так начинается, чем же она закончится?» О чем сейчас думала девушка, по ее лицу догадаться было невозможно.
Доктор тоже выбрался на палубу. Вдвоем с немцем они бросили мертвеца в море. Айзенкопф сразу же отвернулся, Гальтон же с полминуты смотрел в черноту, проглотившую человека, который предпочел смерть участи идиота или предателя. На его месте Норд поступил бы так же.
Доктор поежился.
– Идемте, что вы застряли? – поторопил Айзенкопф. – В окно теперь лазить незачем. Можно нормальным манером, через дверь.
Обоим не терпелось обсудить странный ответ чекиста.
– «Ректорий»? – повторил Норд. – Я не знаю такого русского слова, а вы? Rectory – это ведь дом приходского священника?
– Только не по-русски. – Айзенкопф тяжело вздохнул. – Неужели это был бред? Эх, лучше бы вы спросили, кто нас встретит в Бремерсхавене…
К каюте они вернулись в скорбном унынии – как, впрочем, и подобает могильщикам. И удивленно переглянулись. Из-за двери доносился нежный голос, напевавший:
«Девицы, красавицы,
душеньки, подруженьки!
Разыграйтесь, девицы,
разгуляйтесь, милые!»
– Что это?! – поразился Гальтон.
– «Хор девушек» из оперы Чайковского «Евгений Онегин», – угрюмо объяснил Айзенкопф. – Финальная картина первого акта. Крестьянские девушки ищут в лесу ягоды и радуются жизни. Интересно только, чему это радуется ее сиятельство?