Читать онлайн «Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь. Вакационные дни профессора С. Шевырева в 1847 году». Страница 4

Рукописные служебники и Евангелия требовали бы здесь особенного изучения, тем более что все обозначены годами и потому важны в филологическом отношении. Служебник пр. Никона, содержащий в себе чин православной литургии, может быть, один из древнейших, какие мы имеем с значением года. Текст Евангелия Симеона Иоанновича Горского, относящегося к 1344 году и современного пр. Сергию, замечателен своей любовью к букве, которая встречается даже в прошедшем времени: вместо «лъ» читаете «ль». Эта особенность противоречит сильно мнению Добровского, который в своей «Грамматике» считает ерик особенным признаком рукописей XI и XII века. Вот после этого утверждайте признаки языка для памятников словесности словено-русской по столетиям: такое требование могут объявить только люди, никогда не заглядывавшие в нашу древнюю письменность. Если положения Добровского беспрерывно опровергаются новыми открытиями, то кто же возьмет на себя утвердить эти признаки, когда еще большая часть па мятников, на основании которых надобно сделать это утверждение, остается в неизвестности?

Давно желал я познакомиться лично с профессором церковной истории при Московской духовной академии Александром Васильевичем Горским. Я питал уже к нему уважение за важные открытия, сделанные им в древней словесности русской: мы обязаны ему сочи нениями Илариона, первого митрополита из русских. Он же объяснил в «Москвитянине» жития Кирилла и Мефодия, почти современные первоучителям грамоты. Недавно выдал он «Историю Флорентийского собора». Книга Сиропула на греческом языке, которой до сих пор мало пользовались, послужила для него главным источником. Но беспристрастный автор не оставил без употребления «Истории», написанной Дорофеем, митрополитом Митиленским, и признанной со стороны Римской Церкви. Соборы XV столетия на Западе: Констанский, Павийский, Сиенский и, наконец, Базельский, столько страшный для Евгения IV, свидетельствуют, что «Церковь Западная, – как говорит автор, – путем долговременных бедствий стала возвращаться к той древней церковной, но всегда ненавистной для властолюбия папского, мысли, что видимой вселенской властью в Церкви должна быть власть Вселенских Соборов». Признание необходимости Восьмого Вселенского Собора было великой уступкой со стороны Пап, на которую они решались бессознательно.

Весьма подробно и ясно изложены здесь прения обеих сторон. Как торжествует сила церковного догмата в устах Марка Ефесского, в его кратком и разумном слове, которое умолкает тогда только, когда все доводы истощены и дело переходит в ухищренные слова и кривые толкования. Хорошо оттенен красноречивый и лукавый Виссарион, который употреблял истину средством для цветов красноречия, а потом отошел от нее из видов честолюбивых. Марк с двумя товарищами отстояли истину за духовенство. Когда же изменники возвратились в свои земли, в Царьграде народ первый вступился за истицу православия, в Москве – великий князь Василий Темный.

Смиренный труженик не выставляет имени своего на прекрасных трудах своих – и я прошу у него извинения в том, что нарушаю его скромность. В его обществе я имел удовольствие познакомиться с г. Казанским, который известен стал в последнее время новыми разысканиями о жизни и трудах Иосифа Волоцкого, с г. Соколовым, автором статьи о отношениях Армянской Церкви с Православной Восточной касательно соединения, с г. Амфитеатровым, профессором словесности, который также известен своими трудами и которого брат в Киеве издал недавно прекрасную книгу о словесности церковной.

Ученые духовной академии представляют для нас пример трудолюбия в соединении со смирением, не признающим своей личности. Здесь за добросовестным трудом скрыто лицо. Это самоотвержение – великий подвиг, объясняемый из лучшей стороны нашего народа.

А.В. Горский показал мне ту древнюю пергаменную рукопись под заглавием: «Златая цепь», в которой автор «Истории Русской Церкви» открыл четыре слова Серапионовы. Под его просвещенным руководством взглянул я и на библиотеки.

В Троицкой Лавре две библиотеки древних рукописей: одна – духовной академии, другая – собственно Лавры. Первая помещена в самом здании академии. Помещение очень хорошо для лета и напомнило мне своей простотой и полусветом отчасти Гёттингенскую библиотеку, но для зимы оно неудобно, потому что нет тепла. На столе лежит Евангелие, как первая книга. Печатных томов до 20 000. Весьма замечательно Еврейское Пятикнижие, рукопись XII века, подаренная преосвященным Гавриилом, которому в Одессе поднесли ее караимы. Славянских рукописей до 200.

А.В. Горский показал мне здесь книги пророков с толкованиями, рукопись, о которой упоминает Востоков в своем предисловии к Остромирову Евангелию. Она писана в XV веке, но с рукописи, относящейся к 1047 году, следовательно, ранее Остромирова Евангелия. Писавший сию последнюю – поп «Упирлихыи». Многие слова, отмеченные профессором в тексте, примечательны: «мечка» вместо «медведица», «рзание» вместо «ржание». Но всего любопытнее для меня было открытие, которое сделано А.В. Горским и которое он до сих пор таит под спудом, несмотря на то, что оно обрадовало бы многих филологов и во главе их Шаффарика. В одной рукописи, содержащей в себе перевод «Шестоднева» и «Небес», сделанный Иоанном, экзархом болгарским, встречается, между прочим, и известное «Слово о письменех» Черноризца Храбра. Это одно из древнейших свидетельств об изобретении христианской на шей грамоты Кириллом и Мефодием и о том, что до нее у языческих славян были вместо письмен черты и резы. Свидетельство тем особенно важно, что оно ясно определяет год изобретения грамоты – 855, а именно за три года до крещения Бориса, царя болгарского, и «боляр» его в 858 году, как говорит наша летопись. Через 6 лет нам придется праздновать тысячелетие христианской нашей грамоты – и оно же кстати совпадает с столетним юбилеем Московского университета (1855). До сих пор не знали, к какому времени отнести это свидетельство Черноризца Храбра. Древнейший список его, найденный Калайдовичем, принадлежит XIV веку. Смелее других, Шаффарик относил автора к ХI столетию. В рукописи академии А.В. Горский указал мне на следующие слова, которые не встречаются в других: «сутьбо еще живи», «иже суть видели их», т. е. Кирилла и Мефодия, изобретателей грамоты, следовательно известие Черноризца Храбра об них почти им современное. Отсюда очевидна важность означения года изобретению. Как свидетельство современника оно неоспоримо. Кроме того, есть и другие отмены в тексте. По изданию Калайдовича читается: «прежде оубо словене не имеху книг, но чертами и резами четеху и гатааху, погани суще». В тексте рукописи академической слова «четеху» нет, а просто «гадаху».

Замечательна еще огромная рукопись святого Григория Бого слова. У нас в глубокой древности любили этого проповедника, и много отличных и весьма древних экземпляров его «Слов» дошло до нас: Лествичник с толкованием за подписью митрополита Киприана, прекрасный экземпляр Златоструя Симеона, царя болгарского (пора бы издать это произведение Симеона, преемника Бориса, крестившегося в веру Христову и крестившего свой народ), сочинения Максима Грека, экземпляр неполный. К сожалению, Лавра не имеет полного экземпляра сочинения Блаженного Максима, который в ней окончил жизнь свою и страдания. В пергаменном Евангелии находятся греческие обороты ранее времен Максима Грека. Вообще в славянском тексте Писания Церковь наша всегда допускала большое разнообразие в букве текста, давая тем разуметь, что не в этом настоящее единство, а во внутреннем смысле содержания.

Библиотека Лавры содержит в себе до 800 рукописей. Она помещается на огромном чердаке, над трапезной церковью. По стропилам крыши церковной пробирались мы в это книгохранилище, обеспеченное от по жара, но не от холода и сырости. Стаи голубей поднимались от шума наших шагов. Памятно мне будет гостеприимное радушие библиотекаря отца Илария. Книги размещены по содержанию. Отличные экземпляры пергаменные Григория Богослова и жития Нифонта, перевод с греческого. Собрания канонов замечательны по языку. Одно из них писано греком по-славянски с весьма затейливыми фигурами, которые разгадывает опытная начитанность отца Илария. Кроме тех грамот, которые стоят в фолиантах и были пересмотрены Археографи ческой экспедицией, библиотекарь открыл новые, приведенные им в порядок. Замечательна, между прочим, просьба одного инока Мардария времен царя Михаила Феодоровича: он, как видно, провинился против устава монастырского и просит прощения у обители.

В числе лучших моих духовных приобретений у Троицкой Лавры я считаю личное знакомство и троекратную беседу с Феодором Александровичем Голубинским. В Ильинском предместии, за речкой Садовой, в укромном домике живет почтенный представитель христианской философии у нас. Простота и смирение осеняют его мирное жилище. Меня поразило высокое чело нашего отшельника-мудреца. Лицом и особенно глазами напомнил он мне Шеллинга, которого я видел в первый раз также в сельском уединении около Мюнхена. Та же ясная голубизна в глазах, та же дума. У Шеллинга еще возможна личная страсть – в чертах русского мудреца господствует спокойное самоуглубление. Такова и тихая речь его, которая всегда тепла, но вспыхивает живее при выражении радушия и участия.