Читать онлайн «Полное собрание сочинений. Том 14. Таежный тупик». Страница 37

С одним из работников заповедника мы столбиком на бумажке пометили роли, в каких пришлось и приходится выступать Гейченко тут, в Михайловском: администратор, хозяйственник, экскурсовод, краевед, архивариус, историк, землемер, архитектор, садовник, орнитолог, ботаник, литературовед, писатель, бытописатель, лектор, хранитель и собиратель реликвий… «Добавьте еще: подметала…», – с обычной шуткой сказал Семен Степанович, когда мы решили прочесть ему список.

Шутка насчет «подметалы» имеет резон. Нелегкое дело на пепелище возродить Дом и Мир Пушкина. Столь же нелегкое дело при миллионе почти посетителей поддерживать тут порядок. Известны два людных места, безукоризненно чистые: московское метро и заповедник в Михайловском. При всем уменье людей сорить и мусорить в этих местах не увидишь мятых бумажек, апельсиновых корок, окурков – обстановка воспитывает! Хотя, конечно, в миллионе паломников встречаются и паршивые овцы. Но все немедленно убирается, подметается, чистится. Сам директор не гнушается этой работы – «святое место ничем не должно оскорблять ни чувства, ни глаза».

Среди забот хранителя пушкинских мест есть одна не предусмотренная никаким расписанием, ни сметой, ни планом, забота обременительная, постоянная, неотвратимая – гости! Дом директора стоит прямо у самой дорожки, по которой проходит тот самый миллион любознательных, очарованных странников. И в этой массе паломников к Пушкину есть какой-то процент ходоков к самому Гейченко – по делу, по дружбе, по любопытству. И так получается, что это жилище в Михайловском без гостей почти не бывает. Постоянно шумит самовар на столе. Тихая, добрая Любовь Джалаловна Гейченко непрерывно печет пироги и оладьи. И странное дело – привычка или натура? – но, кажется, Гейченки не могут жить без этих дружеских непрерывных нашествий. Я, грешный, тоже сиживал не единожды у кипящего самовара с людьми самыми разными – один раз с Райкиным и с лесоводами из Ленинграда, другой – с делегацией учителей, певцом из Большого театра и старушкой историком. Для всех у хозяев дома – чай-сахар, доброе слово и добрые шутки, и даже подарки на память.

– Семен Степанович, дорогой, как на все и на всех вас хватает?! Может, и правда, лучше бы жить в стороне?

Отшутился:

– Домовому полагается жить при доме.

Через стекла веранды проходящие видят в огромном числе самовары. Ну и, конечно, стучатся в двери – взглянуть. Пришлось повесить дощечку: «Это не музей. Тут живут». Ну а тот, кто входит в дом гостем, сразу же оказывается в окружении самоваров. Сам хозяин точно не знает, сколько их набралось. Всякие – огромные, на несколько ведер, и маленькие, чуть больше литровой кружки, домашние и походные, пузатые вроде купцов и стройные, как девицы, самовары простецкие и знаменитые, из которых пивали люди известные.

Сколько всего самоваров в коллекции? 324!

История этой одной из самых крупных теперь коллекций в стране самоваров довольно простая. Собирая в музей предметы старинного быта, Семен Степанович имел естественный интерес к самоварам. Добра этого по чердакам, по закутам деревенским оказалось немало, и дарились они охотно. Семен Степанович с благодарностью принимал, освящая все подношенья старинным реченьем: «Всякий дар для доброго дела совершенство есть». И уже бы довольно – стоит самовар в доме няни, запасник музея самоварами полон, а их все несут. Пришлось приютить самовары у себя в доме. А, увидев их, гости считают долгом коллекцию пополнять – самовары привозят, приносят, почтою шлют. И вот уже полки от пола до потолка уставлены самоварами. И редкое чаепитие тут обходится без разговоров, без расспросов о самоварах. Владельцу богатства этого есть, конечно, что рассказать, и он это делает ничуть не хуже самого Андроникова.

«Этот бывал в руках Пржевальского. Возле этого сиживал путешественник Семенов-Тян-Шанский… Из такого походного мог согреваться чайком Александр Сергеевич…» И много всего другого узнают сидящие за столом гости. Узнают, например, что в старое время, снаряжая детишек в поездку, в сани, чтобы не мерзли, ставили самовар. Во время войны на Псковщине, прячась в лесах, люди в числе самых необходимых вещей уносили с собой самовары. «Редкий дом в России обходился без самовара. Теперь чайник… Но, согласитесь, други мои, разве способен чайник произвести уют, какой мы имеем хотя бы сейчас вот. Сидя у самовара!»

Сколько ж их всего? Беремся считать и кончаем на цифре 324.

Между тем открывается дверь – на пороге человек с самоваром: даритель.

– Ну, до кучи, до кучи! – благодарно принимает Семен Степанович позеленевший, слегка помятый медный сосуд с трубою. Сажает нового гостя за стол, потом находит на полке место для самовара.

Чаепитие продолжается.

Летними вечерами, когда поток посетителей схлынет, в селе Михайловском раздаются, бывает, звоны колоколов. Иногда озорные, иногда стройные, с неким музыкальным порядком. Это значит: Семен Степанович либо, озорничая, демонстрирует гостю старинные звуки, либо, если гость музыкален, на пару с ним извлекает из бронзы что-то вроде мелодии, заставляющей человека остановиться и слушать.

Звонницу, кто в Михайловском побывал, все видели. Она расположена у сарайчика, как раз против дома, где живет Гейченко, и представляет собой перекладину на столбах с висящими на ней не слишком большими колоколами. Еще меньшие по размеру колокола, колокольцы и колокольчики размером с те, которые вешают рыболовы на концы удочек, стоят в доме на полках под самоварами. И тоже являются избыточной частью собиранья в Михайловском пушкинской старины.

«Собиранье колоколов было много трудней и серьезней собирания самоваров…» – говорит Семен Степанович, когда мы, всласть назвонившись, садимся передохнуть на скамейку.

Собирание колоколов началось для звонницы Святогорского монастыря.

Собиранье колоколов началось для звонницы Святогорского монастыря. В войну монастырь пострадал. Колокола либо были увезены, либо, треснув, пришли в негодность. Когда восстановили собор, почувствовали: без колоколов никак нельзя обойтись. Важнейшая вещь в этом древнейшем памятнике – колокола. В монастырь, построенный по указанью Ивана Грозного сторожевым постом на пограничной псковской земле, колокола дарили: сам царь Иван, позже Борис Годунов, цари Михаил Федорович и Алексей Михайлович. Петр Великий, переливавший в иных местах колокола в пушки, сюда, в пограничную зону, послал свой подарок – колокол. Назначение колокольного звона – будить, подымать дух людей – хорошо понималось. Полуторастапудовый набатный колокол, дареный Иваном Грозным, в тихий похожий день был слышен в округе на двадцать пять верст.

Во времена Пушкина в колокола ударяли по праздничным и торжественным дням, во время похорон, свадеб, ярмарок. Оркестром из множества разноголосых снарядов искусно владели святогорские звонари. А на пасхальной неделе на колокольню подымались звонить – кто хотел. В числе таких доброхотов был и Пушкин, очень любивший колокольную музыку. «Можно ль было оставить восстановленную звонницу беззвучной?.. И мы начали собирать колокола».

Михайловское. Вечер.

Есть у Семена Степановича в его домашнем «научно-исследовательском институте» более сотни папок с надписями, смысл которых не нуждается в объяснении: «Няня Арина Родионовна», «Ветряные и водяные мельницы», «Травы и древеса», «Звери и птицы», «Часовни», «Наталья Николаевна Пушкина в Михайловском», «Строительство дома» и так далее. В каждой папке – кропотливо собранные за многие годы документы, наблюдения, письма, рисунки, извлечения из архивов – все, что имело отношение к Михайловскому и окрестностям. Есть на полке и папка «Колокола». Заглянув в нее, узнаешь, где и как добыты, найдены были восемнадцать нынешних колоколов для звонницы, и то, что осталось в избытке, в запасе. И что ни колокол, то история. «Три больших, треснувших попытались лечить. И удачно! Свозили в Москву. Там, изучив состав сплавов, трещины заварили. Несколько колоколов нашли в деревнях. Один оказался древнейшим – четыреста лет назад отливался».

Узнав о заботах музея, стали слать, привозить колокола разные люди – моряки, пожарники, лесники, железнодорожники. Так оказался тут колокол с берегов Ладоги («висел на вышке»), из пожарного депо Пскова, с корабля в Мурманске. «И пришел однажды ко мне из соседней деревни дед Кирилл, кротолов. «Закопан, – говорит, – у меня в земле колокол. Продам за 60 рублев». «Почему же, – спрашиваю, – за шестьдесят, а не за тридцать или за двести?» «Так решил!» «Ну, – говорю, веди, показывай». Откопали – целехонек!»

Так постепенно собрали все, что требовалось для звонницы. «И ведь поднять их надобно было! А это не фунт с осьмушкой поднять – один из колоколов весил сорок пудов. Подняли!» И летом 1978 года в день рождения Пушкина под звуки глинковской «Славься!» грянули пушкиногорские колокола. «Великий был праздник. Я прослезился даже!»