Читать онлайн «Деонтология жизни». Страница 10

Естественная нравственность личности, руководствующаяся общечеловеческими нормами, способна быть выше уровня моральности тех, кто, входя в её социальное окружение, остаётся в зависимости от определённых стереотипов общественного поведения. Человек периодически протестует против вмешательства во внутреннюю жизнь, в процессы принятия им важных решений. Успешное развитие человека и человеческого общества соотносится с требованиями определённых базовых принципов, определения долга, пользы, нравственности и морали.

Характерной особенностью многих философских концепций естественной нравственности является ориентированность на принцип ценностного паритета взаимодействующих субъектов. В то же время паритет такого рода не всегда есть тождество сторон, предполагая несовпадение многих личностных свойств и качеств субъектов, учитывая неизбежность коммуникативных противоречий.

В определённых социально-исторических условиях, где человек вынужден вести отчуждённое существование, нравственные абсолюты позволяют не утрачивать представлений о высших социокультурных сверхзадачах бытия. По мнению протоиерея Тимофея Фетисова, в XXI веке «Страшным дефицитом стало то единственное, что, собственно, и делает человека счастливым – любовь, общение, смирение, сострадание, чистота души и свежесть чувств, высший смысл жизни»[33].

Рассматривая мораль, энциклопедический словарь трактует её как комплекс норм и ценностей, позволяющих индивидам сознавать себя, прежде всего, представителями и выразителями интересов определённых социальных общностей – стран, наций, государственных образований, классов, сословий, партий, коллективов, групп[34]. Нормы позитивной морали отличаются следующими свойствами: 1) распространяются преимущественно на членов данной социальной общности; 2) требуют, чтобы субъект согласовал своё поведение с поведенческими стереотипами, принятыми в тех общностях, членом которых он является; 3) требуют, чтобы социальная активность субъектов соответствовала их функциям и положению во внутригрупповых иерархиях; 4) психологическим стражем на пути к их нарушениям выступает стыд как боязнь осуждения со стороны социального окружения.

Предписания позитивной морали требуют, чтобы не было серьёзных расхождений между тем, чего желает индивид, и тем, что требуется общности. Через содержание этих предписаний личность вводится в смысловые и ценностные сферы национальных, идеологических, политических стереотипов поведения и мироотношения. Усваивая их, человек приобретает сознание собственной причастности к той или иной общности.

Немецкий социолог М. Вебер разделял мораль на «внутреннюю» и «внешнюю», полагал, что первая предписывает уважительное отношение к «своим», а вторая позволяет тому же индивиду для достижения своих целей относиться к «чужим», мешающим ему, как к врагам. Позитивная мораль – сфера жёсткой детерминированности человеческого поведения внешними социальными факторами.

Индивидуальная моральность предполагает первоочередное развитие у личности приспособительных качеств, способности растворяться в общности, сливаться с ней в единое целое, ставить её интересы выше собственных, исходить в принимаемых решениях из принципа приоритета общего «мы» над индивидуальным «я», вписывая свои действия в строго очерченные нормативные пределы. Быть субъектом позитивной морали – значит не сомневаться в разумности и правомерности её нормативных предписаний и тем самым быть для общественной системы гарантом её успешного функционирования и стабильности.

В книге митрополита Антония Сурожского «Человек» указывалось, что «одна из самых трагических вещей на свете – это когда два человека или две группы людей не могут встретиться, не только не имеют общего языка, но не имеют даже точки соприкосновения, когда они, как две параллельные линии, идут каждая в свою сторону, как две противоположные бесконечности. И вот эта первая задача, которая в наше время, как на Западе, так и на Востоке, может быть поставлена с особенной серьёзностью»[35].

В условиях развития того или иного общества вопрос о морально-этическом самосознании врача, его долге и призвании также приобретает особую остроту. Умение подчинить себя интересам больного, милосердие и самоотверженность – это не только и не просто заслуживающие уважения свойства личности врача, а свидетельство его профессионализма.

По мнению И. В. Силуяновой, «Новые реалии современной медицинской науки и практики – реаниматология, трансплантология, медицинская генетика, искусственное оплодотворение, выходя на новые уровни влияния и управления человеческой жизнью, сталкиваются и вступают в противоречие с традиционными нравственно-мировоззренческими принципами. Например, имеет ли моральное право врач-реаниматолог продлевать процесс умирания или осуществлять умерщвление в ситуациях безнадёжного состояния больного? Насколько необходима организация медицинского умерщвления для трансплантологической практики? Ведь в этих условиях врач освобождается не только от основного медицинского запрета «не навреди», но и от основной общечеловеческой моральной заповеди «не убий». Рациональный аргумент, оправдывающий «новую практику», тем не менее, не освобождает от опасности разрушающего воздействия этих «средств» на нравственное самосознание, эмоционально-психическую стабильность личности врача. Всё это может влиять на деформацию профессионализма врача – его милосердия, сострадания, гуманности, благожелательности, человеколюбия <…> «Нравственность – это код человеческих отношений» А латинское слово ethice – означает учение о нравственности, т. е. систему суждений об основаниях, смысле и назначении морали. При определении этики употребляются слова «нравственность» и «мораль», которые в данном случае очень часто используются как синонимы <…> Если врач не ограничивается в своей деятельности механическим исполнением законов, но стремится выполнить свой профессиональный долг добровольно и осмысленно, то освоение морально-этического знания означает для него приближение к решению этой задачи»[36].

Таким образом, в условиях поступательного развития человека и общества в XXI веке во многих странах мира, а также в России закономерно ставится вопрос: «Должна ли современная медицинская этика или деонтология, формирующие нравственное мировоззрение врача, переосмыслить морально-этические установки деятельности врача»? Если да, то как? Или она должна оставаться в границах, традиционных для медицинской этики и деонтологии ценностей?

Проблемы здоровья, продолжительности жизни, качества медицинской помощи населению всех стран мира тесно взаимосвязаны с морально-этическими аспектами здравоохранения – проблемами нравственности, морали и деонтологии. Они обусловлены тем, что медицина и здравоохранение являются важнейшей сферой человеческой деятельности, показателем исторического развития, уровня благосостояния того или иного государства, различных слоёв населения, физического и нравственного благополучия всего общества. Все эти показатели непосредственно отражаются на здоровье отдельно взятого человека, современного общества, уровне развития того или иного государства.

На протяжении тысячелетий, начиная с эпохи античности и Возрождения, эти вопросы были предметом различных общественных и научных дискуссий, темой специальных публикаций, объектом изучения мыслителей, врачей, учёных многих стран мира, а также религиозных конфессий.

На рубеже ХХ – XXI вв. во всех странах мира вопросам медицинской деонтологии уделяется большое внимание. В ХХ веке был принят ряд деклараций, кодексов, правил, которые призваны определить этические нормы поведения врачей. Во многих странах мира (Франции, ФРГ, Италии, Швейцарии, Великобритании, США и др.) существуют национальные деонтологические кодексы. В международных документах по вопросам медицинской деонтологии постепенно учитываются конкретные условия жизни и национальные особенности той или иной страны.

Ряд документов носит международный характер. К ним следует отнести Женевскую декларацию (1948), Международный кодекс медицинской этики (Лондон, 1949), Хельсинкско-Токийскую декларацию (1964, 1975), Сиднейскую декларацию (1969), декларацию, касающуюся отношения врачей к пыткам (1975) и другие. В основу Женевской декларации 1948 года была положена «Клятва Гиппократа». В ней также нашли отражение и наиболее острые социальные проблемы ХХ века: «Я не позволю, чтобы религия, национализм, расизм, политика или социальное положение оказывали влияние на выполнение моего долга… Даже под угрозой я не использую мои знания в области медицины в противовес законам человечности». Эти идеи отражают опыт Второй мировой войны, закрепляя положения «Десяти Нюрнбергских правил» (Нюрнбергский кодекс, 1947), в которых подчёркивается недопустимость преступных опытов на людях.