Читать онлайн ««Окаянные дни» Ивана Бунина». Страница 7

Однако причины приостановки переговоров состояли не только в свержении власти Директории в Киеве, но и в утечке в прессу сведений о петлюровско-французских договоренностях. И виновницей этого явилась не кто иная, как большевистская подпольщица, работавшая в учреждении самого Глобачева. В его доверие вошла дочь царского полковника Елена Федоровна Гребенникова, которая в силу знания французского языка получила должность переводчицы в информационном отделе. Гребенникова передала секретарю подпольного областкома партии Елене Соколовской[48] ряд прошедших через контрразведку материалов, особенно важным из которых была нота петлюровской Директории Д'Ансельму о передаче французскому командованию прав на управление Украиной [49]. Соколовской информация была «слита» в прессу, и вскоре ноту перепечатали одесские газеты. В ней говорилось, что Директория, признавая сделанные ею ошибки (имелись в виду, в частности, те же перестрелки с французами), просила французское командование о помощи в борьбе против большевиков, и в течение этого времени Франции предлагалось взять на себя управление Украиной в военной, дипломатической, финансовой, экономической и судебной областях. Высказывалась надежда, что, как и другие державы Антанты, Франция проявит великодушие, когда после победы над большевиками возникнут вопросы о территориях и нациях[50]. Естественно, публикации стали одним из поводов еще большего обострения отношений петлюровцев и белых, выступавших, как известно, сторонниками «единой и неделимой» России.

Большевистская пропаганда среди солдат и матросов в войсках интервентов велась не только в лоб, апеллируя к «международной солидарности трудящихся», о чем немало было написано в книгах советского времени, но и более хитрым способом. Вера Муромцева-Бунина записала в дневнике, основываясь, вероятно, на сведениях из местной прессы или полученных от знакомых представителей властей, следующее: «Большевики сильно работают. Они разрабатывают прокламации к добровольцам, где пишут: как вам не стыдно идти вместе с французами. Разве вы забыли 12-й год?.. с другой стороны – прокламации французам, где тоже напоминают 12-й год и пугают им»[51].

Любопытно складывались отношения большевистского и анархистского подполья с уголовным миром Одессы. Член подпольного ревкома Филипп Анулов (Френкель), уже знакомый читателю, вспоминал:

«…Ревком организовал штаб, который помещался в доме № 63 по Болгарской улице. Боевые средства, т. е. оружие, добывались начальником боевого снабжения посредством покупки и другими всевозможными средствами. Главным образом в ходу были бомбы, револьверы и подрывные средства. Большие услуги штабу в доставке оружия оказывал Мишка Японец, который за сравнительно небольшую плату продавал штабу главным образом „лимонки“ и револьверы…»[52].

Таким образом, по свидетельству участника тех событий Филиппа Анулова, обеспечивали большевиков оружием не рабочие оружейных заводов и не французские матросы, а налетчик и грабитель Мишка Япончик…

Этот факт впоследствии был обыгран в написанной в 1933 году пьесе одессита Льва Славина «Интервенция». В ней есть эпизод, когда большевики-подпольщики покупают у «свободного анархиста», а по сути предводителя налетчиков Филиппа, одним из главных прототипов которого был Япончик, а имя служило вероятной аллюзией не только на известного в Одессе грабителя Фильки (его мы еще упомянем), но и на Филиппа Анулова.

Не без участия Мишки Япончика большевики создали подрывную дружину во главе с Самуилом Зехцером, которая должна была заниматься диверсиями и терактами против властей противника. По словам Елены Соколовской, состояла она из 11 человек, 5 из которых были железнодорожными рабочими. В отношении остальных она писала: «Была среди них и такая публика, которая по своему происхождению и социальному положению определению не поддавалась, их просто можно было назвать одесситами. Во всяком случае, эта публика была бравой и готовой на всякие похождения и на всякие акты, хотя в смысле политическом они не были коммунистами, как не был им и сам Зехцер. Тут была смесь анархистов с уголовщиной, и смесь довольно безвкусная»[53].

Однако сам Зехцер был не анархистом, а как раз большевиком, что подтверждается в первую очередь хранящимся в ГАРФе в фонде Общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев его личным делом по приему в общество, состоящим, по сути, из одной анкеты [54]. Анкету эту Зехцер заполнил 8 марта 1921 года во время командировки в Москву. Из анкеты можно узнать следующее: Зехцер Самуил Маркович, 30 лет, иудей (национальность он указал по вероисповеданию, как писалось до революции), ныне командированный, член профсоюза металлистов. Родился в городе Балта, образование среднее, рабочий по профессии, в революционном движении участвовал с 1907 года, когда в Одессе вступил в Бунд, партийную кличку получил тогда Андрей. Бывал за границей (где и когда, он не указал). В 1917 году в Одессе он вступил в большевистскую партию. Первый раз арестован в 17 лет, второй – в 24 года, третий – в 28 лет. Первый арест произошел в Одессе и окончился приговором военно-полевого суда к 8 годам каторги. Второй раз Зехцера арестовали в Волочисске, где за распространение нелегальной литературы среди солдат и за побег с сибирской каторги он получил снова 8 лет, а в общей сложности он провел в заключении до 1917 года 9 лет. После второго ареста Зехцер сидел в Бутырской и Харьковской тюрьмах, в последней его и застала мартовская (1917 г.) амнистия. После революции работал легально и подпольно в Киеве и Одессе.

Людьми Зехцера были убиты представитель Тираспольской парторганизации матрос Константин, который вымогал деньги у подполья, 6 или 7 тысяч рублей, посланец ЦК РКП Москвы некий Александров, пытавшийся скрыться с деньгами, выделенными Центром на нелегальную работу в Елизаветграде, но обнаруженный Зехцером в одном из дорогих одесских кафе[55]. Этой дружине была поручена ликвидация провокаторов – был убит, например, немец Ройтман, обвиненный в выдаче руководителя одесского подполья Николая Ласточкина[56] Деникинской контрразведке.

Елена Соколовская писала:

«После первого или второго заседания Совета был арестован его председатель Николай Ласточкин. Помню, как он после заседания Совета собрал несколько человек из комитета и сказал, что должен идти на свидание к Ройтману, который даст ему исчерпывающие важные сведения. Мы все его уговаривали бросить это знакомство, тем более что эти сведения большой роли не играют. Количество и расположение войск мы знали и без Ройтмана. Тем не менее Ласточкин на свидание пошел, передав перед этим деньги и паспорт мне…

Арест произошел при таких обстоятельствах: тов. Ласточкин шел по улице с Ройтманом и полковником Прониным, который доставлял разного рода сведения военного характера. В это время к ним подошли белогвардейцы и заявили, что они арестованы. Ройтман моментально исчез. Пронин, пройдя несколько шагов с ними, также был отпущен, а Николай взят. Первое время, по нашим сведениям, он содержался в Воронцовском дворце, где помещалась контрразведка, а в конце марта, когда положение стало ненадежным, он был переведен на баржу в порту, которая служила местом заключения для наиболее опасных преступников. Мы потратили много усилий, чтобы освободить Николая, хотя это сделать было очень трудно. Первое время мы даже не знали, где он находится. Пришлось действовать через самого Ройтмана. Было ясно, что он предал Николая, но, не имея никаких связей, мы заявили Ройтману, что заплатим какую угодно сумму, если он укажет местопребывание Ласточкина и окажет содействие в хлопотах. Ройтман на первых порах дал сведения, что Ласточкин находится в Воронцовском дворце. Затем Ройтман начал всячески отнекиваться, не являться и, наконец, передал, что больше вмешиваться не может и не хочет… Мы обратились к Зехцеру, он имел много знакомых всюду и вел с ними переговоры. Но положение было сложным. С одной стороны, из-за Ройтмана могло случиться, что не только Николай, но и другие члены областного комитета также подвергнутся опасности. Наконец, мы боялись, что Ройтман, предавший Николая, раскроет белогвардейцам и те дела, которые они совместно вели… Мы решили Ройтмана уничтожить и дело поручили Зехцеру, который назначил ему свидание на одной из улиц…»[57].

Как рассказывала далее Соколовская, во время встречи Зехцера с Ройтманом мимо них прошли двое анархистов из дружины Зехцера, одетые в форму деникинских патрулей, и застрелили Ройтмана. Это было типичное заказное убийство, организованное политическим подпольем и выполненное «полууголовными, полуанархистскими элементами», как их называли сами «заказавшие» Ройтмана большевики.