Читать онлайн «Кредит на революцию. План Парвуса». Страница 14

Вскоре после отъезда редакционной коллегии «Искры» из Мюнхена Ленин сделал первые шаги по захвату власти над русскими социал-демократами. Летом 1903 года на Втором съезде партии произошел раскол между большевиками и меньшевиками. Конфликт случился на почве разногласий по вопросу организации партии. Предложенная Лениным концепция подразумевала партию профессиональных революционеров – немногочисленную, строго централизованную, предназначенную стать авангардом рабочего класса в его борьбе против буржуазии.

Тем временем пограничники и царская полиция всерьез взялись за социалистов, занимавшихся нелегальной переправкой литературы из-за границы в Россию. Поначалу раскол между большевиками и меньшевиками слабо отразился на российской партийной организации. Хотя Ленин был убежден, что только предложенная им партия способна возглавить рабочее движение, его указания до партии не доходили. В начале ХХ века рост революционных волнений среди рабочих промышленных центров России происходил, вообще-то говоря, вне зависимости от социал-демократической организации[87].

В те же годы на сцене появились соперники большевиков. В 1901 году возникла нелегальная группа социалистов-революционеров (эсеры) – прямых потомков народников, отводившая значительное место террору. Следом либералы стали искать единомышленников и укреплять свои ряды.

Во время разногласий в партии эмиграция вполне могла вовлечь Ленина в политическую игру, и, как многие революционеры до него, он бы смешался с недееспособной, проводящей время в бессмысленных спорах, русской эмиграцией. Через Потресова Гельфанд был прекрасно осведомлен о разногласиях в эмигрантской среде и вскоре отметил растущий отрыв эмигрантов от родины. К лету 1904 года Гельфанд понял, что русская партия утратила контакт с массами и движется «по воле волн, без руля и ветрил»[88].

Какое-то время европейские социалисты оставались в неведении о причинах, которые привели к расколу российской социал-демократической партии. Гельфанд первым нарушил тишину и в конце ноября 1903 года сообщил о расколе в информационном бюллетене[89].

Он явно не собирался принимать чью-либо сторону. Ленин оценил беспристрастный тон статьи и предложил Гельфанду дождаться опубликования протокола съезда, а не принимать всерьез партийные сплетни[90].

Восстановление единства среди русских социалистов Гельфанд расценивал как свой долг и считал, что руководство германской партии могло бы помочь положить конец затянувшейся ссоре. В течение года он написал множество писем Потресову, Аксельроду и Мартову, теперь превратившихся в противников Ленина; он умолял их, уговаривал и в основном поучал[91].

В начале января 1904 года в письме Аксельроду Гельфанд сделал первый ход в кампании по воссоединению большевиков и меньшевиков. Прочитав в «Искре» статью Аксельрода о проблеме сплоченности русского социализма, Гельфанд написал автору: «Вы затронули больную тему в политике русской социал-демократической партии. Борьба с самодержавием требует единства всех оппозиционных элементов и концентрации сил для получения немедленного политического эффекта». Но Гельфанд не хотел, чтобы у Аксельрода и его товарищей создалось впечатление, что он безоговорочно на их стороне. Гельфанд объяснил Потресову, что собирается по-прежнему поддерживать отношения с Лениным. В феврале он убеждал меньшевиков избрать Ленина в редакционную коллегию «Искры», причем даже в том случае, если Ленин откажется принять меньшевиков в Центральный комитет большевистской фракции[92].

Когда Потресов пожаловался, что Ленин не тот человек, с которым можно сотрудничать, Гельфанд ответил, что единство партии важнее личных отношений. Несколькими месяцами позже Карл Каутский дал меньшевикам точно такой же совет.

С энтузиазмом взявшись за посредничество между двумя фракциями русской партии, Гельфанд совершил большую ошибку. Он высказал мнение, что руководство партии страдает той же болезнью, что и Ленин, – переоценивает значение рабочего класса. Он соединил лидера большевиков с его противниками и отчитал их, словно группу подростков с завышенной самооценкой. Это, естественно, никому не понравилось. Ленин был не в том настроении, чтобы внимать советам и выслушивать критические замечания, и резко отклонил предложение войти в редакционную коллегию «Искры».

Спустя несколько недель Потресов написал Аксельроду: «Еще вопрос, как победить Ленина. Я думаю, что надо натравить на него таких авторитетов, как Каутский, Роза Люксембург и Парвус»[93].

К тому времени симпатии Гельфанда были на стороне меньшевиков. Он с почти физическим отвращением относился к борьбе Ленина за власть в партии. Каутский тоже перешел на сторону критиков Ленина. Роза Люксембург с неудовольствием заметила, что Ленин с товарищами являются приверженцами «ультрацентрализма»[94].

Нет ничего странного в том, что Гельфанд и Люксембург, сформировавшиеся как социалисты в Германии, относились к действиям Ленина с подозрением и даже, отчасти, с презрением. Они считали, что только такая массовая организация, как в Германии, является залогом распространения социализма; нельзя использовать методы абсолютизма в борьбе против абсолютистского режима. Позиция меньшевиков частично совпадала с позицией Гельфанда. Меньшевики стремились учиться у немецких товарищей, и даже были готовы терпеть слегка покровительственное отношение. Ленин тем временем шел своим путем: безжалостный, готовый заплатить высокую цену за победу, находившийся в то время на грани нервного срыва.

Пока русские эмигранты ссорились и интриговали, а Гельфанд пытался взять на себя функцию посредника, царское правительство вступило в войну с Японией. Гельфанд был убежден, что война предоставит самый веский довод в защиту единства русской социал-демократической партии. В номере «Искры», появившемся вскоре после начала военных действий, он начал публикацию серии статей под многозначительным названием «Война и революция»[95].

В первой статье Гельфанд заявил, что «Русско-японская война – кровавая заря предстоящих великих свершений».

Далее он развивал мысль, что период европейской стабильности, начавшийся в 1871 году после последней войны за национальное объединение, завершился войной России с Японией. Эта война открывает новый кризисный цикл Продолжая отстаивать теорию экономических кризисов, Гельфанд также утверждал, что при любых условиях эпоха национальных государств в Европе завершена. Дальнейшая история будет развиваться не с помощью военных действий, а благодаря экономическим интересам продвинутых в промышленном отношении государств, которые уже вступили в безжалостную борьбу за господство на мировом рынке. Конкуренция за неразработанные источники сырья и внешние рынки вовлечет европейские державы в конфликт, который «неизбежно приведет к мировой войне».

Гельфанд подчеркивал особое положение России в будущих событиях. В отличие от Японии, Англии и Германии России не придется вести войну по тем причинам, которые толкают на военные действия капиталистические страны. Царскому режиму необходима война с Японией, чтобы с помощью военных побед ослабить внутриполитическую напряженность и, добившись победы, восстановить свою репутацию на европейских фондовых биржах. Гельфанд был убежден, что война станет своего рода отдушиной для скрытых внутри страны разрушительных процессов. От царского правительства нельзя ждать никакой радикальной перестройки политической системы, убеждал он; либералы совершенно напрасно надеются на конституцию. Русско-японская война должна нарушить шаткий внутренний баланс России. Гельфанд изложил русским товарищам детерминистский[96] взгляд на развитие общества.

Он считал, что с помощью политики, проводимой социал-демократической партией, можно «затянуть капиталистический строй». Нельзя изменить ход развития, но можно его замедлить. Значит, нужна революция. Борьба с реакцией, с политической недальновидностью, неопределенностью, трусостью, нерешительностью замедлит политическое развитие.

Гельфанд призывал к объединению всех оппозиционных групп в борьбе против царизма, но опасался, что рабочий класс в этой борьбе потеряет свои отличительные черты, а потому утверждал, что пролетариат должен использовать классовый антагонизм в собственных политических интересах. Гельфанд был убежден, что развитие капитализма в мире приведет к революции в России, а эта революция, в свою очередь, повлияет на внутреннее положение других стран; русская революция расшатает основы всего капиталистического мира, и русскому рабочему классу суждено сыграть роль авангарда в мировой социальной революции[97].