Читать онлайн «Черная книга имен, которым не место на карте России». Страница 7

Конец бесчинствам Гайдара пришел лишь после того, как он, несмотря на приказ начальства доставить пленных в штаб для допроса, лично расстрелял их, не желая выделять людей для конвоя. Командующий ЧОНом губернии В. Какоулин был вынужден признать: «Голиков по идеологии неуравновешенный мальчишка, совершивший, пользуясь служебным положением, целый ряд преступлений». Гайдар был вызван в Красноярск для объяснения; его исключили из партии, сняли с должности и направили на психиатрическое освидетельствование. Консилиум нашел «истощение нервной системы в тяжелой форме на почве переутомления и бывшей контузии, с функциональным расстройством и аритмией сердечной деятельности» (из письма Гайдара сестре Наташе 17 января 1923 г.). Пройдя курсы лечения в Красноярске, Томске и Москве, Гайдар отправляется сначала в полугодовой, а затем – в бессрочный отпуск «с сохранением содержания».

В 1925 г. он написал свою первую повесть «В дни поражений и побед». Редактор посоветовал молодому автору начать мирную жизнь, и он уехал работать корреспондентом сначала в Донбасс, а потом на Урал. Гайдар работал в местных газетах; в Перми он женился на семнадцатилетней комсомолке Лие Лазаревне Соломянской, усыновив ее сына Тимура. После публикации рассказа «Р.В.С.» к Гайдару пришло признание, и семья переехала в Москву. Но в 1931 г. жена вместе с сыном ушла от него. Причиной ухода был алкоголизм писателя.

Гайдар тосковал, не мог работать и уехал в Хабаровск корреспондентом газеты «Тихоокеанская звезда». Знавший его в это время Борис Закс писал: «Мне пришлось за мою долгую жизнь иметь дело со многими алкоголиками – запойными, хроническими и прочими. Гайдар был иным, он зачастую бывал «готов» еще до первой рюмки» И еще: «Гайдар резался. Лезвием безопасной бритвы. У него отнимали одно лезвие, но стоило отвернуться, и он уже резался другим. Попросился в уборную, заперся, не отвечает. Взломали дверь, а он опять режется. Увезли в бессознательном состоянии… При этом не похоже было, что он стремился покончить с собой; он не пытался нанести себе смертельную рану».

Душевный недуг (маниакально-депрессивный психоз на фоне хронического алкоголизма) не помешал Гайдару создать произведения, поставившие его в первый ряд советских детских писателей. Но громкий успех не избавлял его от груза совершенных когда-то преступлений. «Снятся мне убитые мною в юности на войне люди», – писал он в дневнике. Постоянные запои мешали нормальной работе.

С началом новой войны Гайдар попросился на фронт. Когда в октябре 1941 г. партизаны отряда, в котором он был военным корреспондентом, напоролись на немцев, Гайдар вскочил во весь рост и крикнул своим товарищам: «Вперед! За мной!» Это была смерть, похожая на самоубийство. Другие партизаны спаслись.

Имя Гайдара очень часто носят детские учреждения: школы, библиотеки, детские дома.

Официальная советская историография воспевала «подвиг двадцати шести бакинских комиссаров», якобы расстрелянных. Имелись в виду 26 деятелей созданной в 1918 г. Бакинской коммуны: чрезвычайный комиссар Кавказа, председатель Бакинского совета народных комиссаров Степан Шаумян; бакинский губернский комиссар Мешади Азизбеков; председатель Бакинского совета рабочих, крестьянских, солдатских и матросских депутатов Прокофий Джапаридзе; председатель Совета народного хозяйства Иван Фиолетов; народный комиссар земледелия Мир-Гасан Везиров; комиссар по военно-морским делам Бакинского совнаркома Григорий Корганов; народный комиссар труда Яков Зевин; председатель центральной военной власти в Баку, командир красного отряда Григорий Петров; комиссар по военно-морским делам из центра Владимир Полухин; редактор газеты «Бакинский рабочий» Арсен Амирян; редактор газеты «Известия Бакинского совета» Сурен Овсепян; заместитель председателя Военно-революционного комитета Кавказской армии Иван Малыгин; комендант города Баку Багдасар Авакян; член Военно-революционного комитета Кавказской армии Меер Басин; член Военно-революционного комитета Марк Коганов; военный работник Федор Солнцев; заместитель народного комиссара продовольствия Арам Костандян; член Военно-революционного комитета Соломон Богданов; служащий Анатолий Богданов; журналист Арменак Борян; матрос Эйжен Берг; бригадный комиссар Иван Габышев; командир кавалерийского отряда Татевос Амиров; личные охранники Шаумяна и Джапаридзе, коммунисты Ираклий Метакса и Иван Николайшвили; делопроизводитель Военно-революционного комитета, беспартийный Исай Мишне. Как видно, перед нами совершенно разные люди: и крупные большевики, и мелкие советские служащие. Далеко не все они были комиссарами. Правда, 20.9.1918 все они действительно погибли, но не от руки англичан и не так, как представлено на картине советского художника И.И. Бродского, изобразившего их расстрел. В чем же состоял их подвиг?

С марта 1918 г. в Баку и его окрестностях правил Совет, куда входили члены различных левых партий. Его исполнительным органом был Бакинский совнарком, состоявший из большевиков и левых эсеров. 28 мая 1918 г. была провозглашена Азербайджанская демократическая республика. На территории Азербайджана началась гражданская война, причем противники определялись в ней не по политическому (все они были социалисты, хотя и разных толков), а по национальному признаку: по одну сторону баррикад были в основном азербайджанцы, по другую – в основном русские и армяне. Большинство населения Баку было русско-армянским. Навстречу наступавшим на город азербайджанским войскам (численностью около 14 тысяч) Бакинский совнарком выставил Кавказскую армию во главе с большевиком-армянином Г. Коргановым. В распоряжении этого бакинского комиссара было 13 тысяч человек, 80 орудий, 3 бронепоезда, 160 пулеметов, 13 самолетов и 7 броневиков. Но противостоять азербайджанцам он даже с такими силами не сумел, и в июле 1918 г. Совнарком пригласил для обороны Баку от азербайджанцев британские войска, располагавшиеся в Персии (Иране). Те согласились, поскольку Азербайджанская республика была союзником, а точнее вассалом, Турецкой империи, воевавшей на стороне Германии против Британии. Когда азербайджанские войска подошли к Баку, Совнарком сдал власть в городе Центрокаспию (Центральному комитету Каспийской флотилии) и Временному исполнительному комитету советов.

Бывшее руководство Баку намеревалось бежать в Астрахань, находившуюся тогда под контролем красных. Однако новое правительство Баку арестовало около 30 человек (в основном – перечисленных выше комиссаров) и предъявило им обвинение «в попытке бегства без сдачи отчета о расходовании народных денег, в вывозе военного имущества и в измене». Завершив следствие, ЧК предала арестованных военно-полевому суду. Однако накануне входа в Баку азербайджанских войск подсудимых комиссаров отпустили, и те успели на последний отходивший пароход «Туркмен». Но из-за недостатка топлива пароход причалил не в Астрахани, а в Красноводске. Там бакинские комиссары были арестованы местными властями (стачечным комитетом рабочих-социалистов). Им предъявили обвинение в сдаче Баку азербайджанцам. По этому обвинению перечисленные 26 человек и были казнены – местный туркмен отрубил им головы. Английские войска не имели к этому никакого отношения – их в Красноводске в то время просто не было. Подлинную картину казни установила комиссия ВЦИК РСФСР под руководством В.А. Чайкина, опубликовавшего свой отчет в Москве в 1922 г.

Впрочем, один из бакинских комиссаров был отпущен. Генерал-майору А.Е. Мартынову, который в 1918 г. был начальником штаба главнокомандующего Прикаспийским краем (он участвовал в следствии и подписал приказ о казни «комиссаров»), пришлось освободить Анастаса Микояна, будущего сталинского наркома, именем которого называется мясокомбинат в Москве. Он помог белой контрразведке выявить своих товарищей среди 600 беженцев. «Самая сволочь из этих комиссаров был, но я ему слово офицера дал, что если поможет – сохраню ему жизнь», – вспоминал Мартынов в эмиграции.

Так что ничего героического в истории 26 бакинских комиссаров нет. Даже Сталин призывал лишь чтить их память и не утверждал, что они совершили какой-либо подвиг. Тем не менее улицы «26 бакинских комиссаров» есть в Москве, в Тропарево, и в других городах.

Феликс Эдмундович Дзержинский (1877–1926) родился в семье небогатого польского помещика. Россию и русских он ненавидел с детства и вспоминал в 1922 г.: «Еще мальчиком я мечтал о шапке-невидимке и уничтожении всех москалей». Хотя воспользоваться шапкой-невидимкой ему не пришлось, в деле реализации своей заветной мечты он куда как преуспел. Начав борьбу против исторической России методами индивидуального террора, он продолжил ее после большевицкого переворота, стоя во главе могущественной террористической организации – ВЧК-ГПУ.