Читать онлайн «Кванты. Как волшебники от математики заработали миллиарды и чуть не обрушили фондовый рынок». Страница 77

Такое извращенное и потенциально самоубийственное поведение не может быть одобрено стандартными догмами современной науки о финансах, такими как гипотеза эффективного рынка или вера в то, что рынок всегда тяготеет к равновесию. Теории выглядели все подозрительнее, вызывая вопросы даже у людей, раньше свято в них веривших — например, Алана Гринспена, заявившего, что он нашел ошибку в рациональном экономическом порядке, за который раньше ратовал.

В последние годы возникли теории, описывающие более хаотическое поведение финансовых рынков. Эндрю Лоу, преподававший у Клиффа Эснесса в Уортоне, автор статьи о крахе квантов в августе 2007 года, где он предупреждал о тикающих Часах Судного дня, разработал новую теорию, которую он назвал «гипотезой адаптивного рынка».

Рынок Лоу скорее напоминал не четкую картину (цены на рынке эффективно кружатся под звуки идеально отстроенной кантаты Баха), а концерт тяжелого металла с грохотом барабанов. Разные силы боролись за власть не на жизнь, а на смерть, причем самыми первобытными методами. Участники рынка постоянно в состоянии войны, пытаются выжать последний цент из неэффективностей. Это приводит к исчезновению неэффективностей (рынок на короткое время возвращается к подобию равновесия), после чего начинается охота за свежим мясом. Иногда воюющие гибнут в этом хаотичном круговороте разрушений и инноваций.

Теория пугает, но многим она показалась куда более реалистичной и уж точно хорошо передавала атмосферу дикой гонки, начавшейся в августе 2007 года.

Были и бихевиористские теории финансов Даниэля Канемана, получившего в 2002 году Нобелевскую премию по экономике (его коллега Амос Тверски умер несколькими годами ранее). Исследования финансирования с поведенческой точки зрения — зачастую их проводят несчастные студенты в убогих университетских лабораториях — вновь и вновь показывают, что люди далеко не всегда принимают оптимальные решения, когда речь заходит о деньгах.

Близкое направление научной мысли под названием нейроэкономика углубилось в сложную электронику мозга, чтобы понять, почему люди часто принимают иррациональные решения. Некоторые инвесторы выбирают акции компаний, название которых созвучно их имени, а другие — с узнаваемым биржевым кодом, например HOG (Harley-Davidson). Очевидно, некоторые участки мозга подвержены «иллюзии денег», которая не позволяет видеть влияние будущих событий, таких как инфляция или вероятность того, что лопнет спекуляционный пузырь.

Небольшая группа исследователей передового мыслительного центра под названием Институт Санта-Фе,[176] возглавляемого Дойном Фармером (менеджер хедж-фонда и исследователь теории хаоса, с которым Питер Мюллер однажды встречался в начале 1990-х), разрабатывала новое описание финансовых рынков как сложной системы взаимодействующих сил. Надежда была на то, что, рассмотрев рынки с точки зрения сил, борющихся за ограниченные ресурсы (подход во многом схож с эволюционной теорией Лоу), экономисты, аналитики и даже трейдеры смогут лучше понять, как они работают — и как взаимодействовать с ними, не разрушая их.

Многие обвиняли квантов в финансовом кризисе, но мало кто — за исключением фанатиков вроде Талеба — призывал изгнать их с Уолл-стрит. Это было бы равносильно изгнанию из профессии инженеров-мостостроителей после того, как один из мостов обрушился. Многие считали, что их целью должно стать строительство лучших мостов — в случае с квантами создание более прочных моделей, которые смогут противостоять финансовым цунами, а не создавать их.

Основания для оптимизма были. Все больше компаний начало пользоваться моделями, которые отражали дикие «толстохвостые» скачки, описанные Мандельбротом несколько десятков лет назад. J. P. Morgan, создатель основанной на колоколообразной кривой модели риска VAR, продвигал новую модель размещения активов, отображающую толстые хвосты распределения. Чикагская инвестиционно-исследовательская группа Morningstar предлагала для владельцев портфеля пенсионного плана прогноз, основанный на допущениях «толстых хвостов». Команда квантов в MSCI BARRA, бывшей компании Питера Мюллера, разработала передовую стратегию управления рисками, которая учитывала потенциальных «черных лебедей».

Все это время рынки вели себя странно. В 2009 году остались в прошлом захватывающие скачки на тысячу пунктов, но акции продолжали тонуть в болоте, несмотря на гонку начала года; рынок жилья выглядел так, будто он продолжит падение до начала следующего десятилетия. Банки резко сократили леверидж и пообещали новому инвестору — правительству США, — что они будут паиньками. Но были признаки приближения новых бедствий.

В начале весны 2009 года несколько банков сообщили о показателях прибыли выше запланированных, отчасти благодаря удачному управлению рисками. Пошли слухи о возвращении больших бонусов на Уолл-стрит. «Они снова начали грешить»,[177] — сказал New York Times уважаемый банковский аналитик Брэд Хайнц.

Алгоритмические фонды тоже страдали от новой волны волатильности. В апреле индексы, отражающие стратегии квантов, пережили «одни из лучших и худших дней за всю историю… если сравнивать с другими 15 тысячами дней», — говорилось в отчете исследователя из Barclays Мэтью Ротмана (раньше работавшего в Lehman Brothers).

Многие виновники коллапса постепенно исчезали. Не было больше CDO. Отмирала торговля кредитно-дефолтными свопами. Но были и другие потенциально опасные выдумки квантов, выкованные в темных кузницах Уолл-стрит.

Возникали опасения относительно инвестиционных механизмов, известных как биржевые индексные фонды (exchange-traded fund, ETF). Было похоже, что инвесторы вкладывают в такие фонды, использующие огромный леверидж, отслеживающие компании разных отраслей — от нефтяной промышленности до золотодобывающих компаний, — чтобы накапливать акции. За один только март 2009 года 3,4 миллиарда долларов попали в биржевые индексные фонды с высоким левериджем.

Отделы алгоритмического трейдинга в банках и хедж-фондах начали отслеживать их поведение, используя специальные электронные таблицы, пытаясь предсказать, когда фонды начнут покупать или продавать. Если бы они смогли предсказать будущее — знали Истину, — то предвосхитили бы этот ход и действовали первыми.

Были опасения, что, если все эти фонды одновременно начнут вливать деньги в рынок — или, наоборот, выкачивать, поскольку было много ETF, играющих на понижение акций, — образуется масштабный дестабилизирующий каскад. В отчете об инвестиционных продуктах Миндер Ченг и Анант Мадаван, ведущие исследователи Barclays Global Investors, написали, что механизмы могли привести к непредусмотренным результатам и потенциально опасны для рынка. «Здесь можно провести близкую аналогию с ролью, которую в кризисе 1987 года сыграло страхование портфеля», — предупреждали они.

Отдельное опасение вызывал рост объемов торговли компьютеризированных высокочастотных фондов вроде Renaissance и PDT. Использовались более быстрые микросхемы, соединения, алгоритмы — гонка на скорость была в самом разгаре. Фонды торговали за микросекунды — миллионные доли секунды. В городе Мава, приблизительно в 60 километрах от манхэттенского Даунтауна, Нью-Йоркская фондовая биржа строила гигантский центр обработки и хранения данных длиной в три футбольных поля — больше авианосца времен Второй мировой. Предполагалось, что он будет заниматься исключительно компьютеризированными торгами. «Когда люди говорят о Нью-Йоркской фондовой бирже, то имеют в виду именно это, — сказал Wall Street Journal второй менеджер отдела управленческих информационных систем NYSE Стэнли Янг. — Это наше будущее».

Государственные регулирующие органы высказывали опасения. Комиссия по ценным бумагам и биржевым операциям была озабочена увеличением числа компаний, занимавшихся высокочастотным трейдингом, получив открытый доступ к торгам от брокеров. Высокочастотные трейдеры были полезны рынку, поскольку облегчали процесс покупки и продажи акций: всегда находился высокочастотный игрок, готовый принять другую сторону сделки. Опасения были связаны с тем, что фонд-мошенник с плохим качеством управления рисками мог запустить процесс сброса акций и дестабилизировать рынок.

«Мы считаем это опасным, — сказал управляющий одной компании, предоставлявшей сервис для высокочастотного трейдинга. — Я боюсь, что новый крах LTCM может случиться меньше чем за пять минут». Мир высокочастотного трейдинга попал в объективы средств массовой информации в июле 2009 года, когда Сергей Алейников, только что уволившийся из Goldman Sachs, где писал код, приземлился в аэропорту Ньюарк Либерти, прилетев из Чикаго. Там его ждали агенты ФБР. Алейников был арестован и обвинен в хищении кода тайной группы высокочастотного трейдинга Goldman. Он оспаривал обвинение в суде.