Читать онлайн «Шантаж». Страница 56

«Кирпич» — слово тюркское. Но первоисточник, возможно, Китай.

«Китайская» версия основана на строительстве Великой Китайской стены. Для неё изготавливался специальный необожжённый кирпич. Каким образом китайцы делали такой кирпич — доподлинно неизвестно. Исследования показали невероятные результаты: он необычайно прочный и стойкий ко всем воздействиям! Учитывая такие невероятные свойства, только можно предполагать, сколько усилий пришлось приложить к его изготовлению. Керамический кирпич из 21 века не может похвастаться такими убойными качествами.

На Руси, Киевской и Московской, тоже часто употребляли необожжённый кирпич-сырец. Тоже для крепостей. Во время правления Ивана Третьего сырец использовался для строительства Московского Кремля. Красоте и надёжности этой конструкции, высокому качеству и прочности строительного материала, завидовали даже итальянцы.

Глиняный кирпич-плинфу на Русь завезли греки. Стало быть, для «Святой Руси» это относительное новшество, всего-то лет двести. «Плинфа» — пластина из глины. Именитые производители плинфы даже не ленились ставить на каждом таком экземпляре клеймо.

И так до 17 века. Потом хоть габариты стали более привычными.

«Кирпичное производство принадлежит к тем видам человеческой деятельности, где результата добиваются только после длительных экспериментов с режимами сушки и обжига. Эта работа должна проводиться при постоянных основных параметрах производства. Невозможно сделать правильные выводы и подкорректировать работу при несоблюдении этого простого правила».

Всё понятно? Когда я вижу фразу какого-нибудь прогрессора, исключая, разве что, полного… волшебника, типа: «Я научил местных лепить кирпичи, и через неделю/месяц/год у нас была уютненькая крепость» — я понимаю: крепость была из дерьма. Каждое месторождение глины уникально по составу и заранее просчитать состав смеси и режим отжига — невозможно. Более того — он будет «плавать» в дальнейшем. А контроль этого самого «режима»? Время ещё можно как-то померить — водяными часами, например. А как измерять в средневековье температуру вблизи 1000 градусов? Чем?!

Прекрасно понимаю девушек-современниц, которые скучают над попаданскими историями, придуманными современниками-юношами:

— Ах, они там без конца рассуждают из какого минерала при какой температуре будут выплавлять какую-то свою глупую железяку! Хоть бы малахит какой-нибудь нашли — говорят, им можно глаза подкрасить.

Конечно, рассуждения о точке плавления иди отжига — ничто, по сравнению с фундаментальными вопросами:

— Что надеть?

И:

— Как я выгляжу?

Нет, девушки тоже переживают по поводу точки кипения. Чего-нибудь или кого-нибудь.

Но вот беда: я — не девушка. «Нашёл чем хвастаться»…

Я нашёл на поварне обломок плинфы — хозяйка на неё горячие горшки ставила, вытащил во двор, сел перед кирпичом на корточки и глубоко задумался.

Мне надо быстро поставить полсотни подворий, полторы сотни печей. Как красиво получается у этнографов: «помоч», общинный праздник, все поют и пляшут, заигрывают да кокетничают, угощаются и развлекаются. Мудрые старцы попивают бражку, вспоминают славное прошлое, выдают ценные указания и присматривают за работой. Молодёжь месит, таскает, утрамбовывает, строит глазки, планирует ближайший вечерок. Связь поколений, укрепление духа коллективизма, развитие трудовых навыков в игровой форме. Отдых. «Лучший отдых — смена деятельности».

Но полторы сотни печей — уже не отдых, не праздник. Это нормальная профессиональная работа, «основной вид деятельности». За это время старцы спиваются, девки становятся беременными бабами, и все вместе — голодающими. Потому что в деревне, кроме «праздника», есть ещё и работа. Впереди жатва, молотьба, дёрганье льна, дров запасти…

Диалектика, факеншит, в чистом виде. Как же она меня достала в молодости! Но вот в лоб: «переход количества в качество». Поставить пару-тройку глинобитных печей за лето всем селом — нормально. Можно и полнолуния подождать, и хозяйкин цикл всей деревней посчитать. Праздник… Полторы сотни печек… При всём моём уважением к «этнографам» — наплевать и забыть. Выбросить и технологию, и обеспечивающую её организацию. Которая называется «русская община». Поскольку — избыточность, роскошество. Как вторая рубаха в хозяйстве — можно пустить на половую тряпку.

Сие был первый случай, когда размышляя о надобностях моих, понял я ясно, что община, «мир русский», делам моим — не надобен. Привычки сии, обычаи — вредны.

«Делай что должно и пусть будет, что будет» — добрые слова, полезные. Только что делать с тем, что «должному» — помеха? Выбросить? А коли на том выбрасываемом вся жизнь построена? Коли оно — всему основа? Людям, душам их — основание. А сколь много пота, да слёз, да крови прольётся? Или «должное» — не делать? Но жить-то так нельзя.

Значит — обожжённый кирпич.

Как говаривал Мефодий Буслаев: «Кто к нам с мечом, того мы кирпичом». Мысль мне нравится. Где взять? Вот этого самого, которое «наш очередной асимметричный ответ» против меча.

«Тюрьмы строятся из камней закона, публичные дома — из кирпичей религии». Я не против разобрать «по кирпичикам» какой-нибудь здешний «опиум для народа», следуя этой фразе Уильяма Блейка. Я даже готов подождать с публичным домом — это можно «здеть» и позже.

На печку уйдёт две-три сотни кирпичей — печки нужны разные. На подворье надо ставить три. Полста подворий к этой зиме, ещё столько же — на будущий год… Нужно ставить кирпичный заводик….

Ну почему никто из попаданцев не считает потребностей своих людей?! Боятся за целостность своей «молотилки»? Или у них на «свалке» только прейскуранты из бутиков?

Ваня, перестать грустить о попаданском сомнище — погрусти о себе любимом. О мозгах своих, или что там у тебя есть. «Большинство месторождений содержит многослойную глину, поэтому лучшими механизмами, способными при добыче делать глину среднего состава, считаются многоковшовый и роторный экскаваторы. При работе они срезают глину по высоте забоя, измельчают её, и при смешивании получается средний состав. Другие типы экскаваторов не смешивают глину, а добывают её глыбами».

«В процессе обжига керамического кирпича легкоплавкие минералы образуют стекловидную, а тугоплавкие кристаллическую фазы. С повышением температуры всё более тугоплавкие минералы переходят в расплав, и возрастает содержание стеклофазы. С увеличением содержания стеклофазы повышается морозостойкость и снижается прочность керамического кирпича».

Ну и как это… переварить? «Ротор заклинило не в проворот…»… — это я уже пел. Истерики по поводу «тока электрического трёхфазного» и «черепицы деревянной с дырочками» — у меня уже были. Не помогло. Не конструктивно. Конструктивно — «смотреть, думать».

«Первая — колом, вторая — соколом, третья — залётной пташечкой» — русская народная мудрость. Я, явно, уже начал адаптироваться к тому «пойлу», которое здешний мир впихивает в меня под брендом «Решение текущих задач». Уже нет особо сильного удивления по поводу: «да как же они так живут?». В смысле: без роторных и многоковшовых. Нет и истерики: «так жить нельзя! И не «так» — невозможно!». Как советовал Барух Спиноза, смотри на это с точки зрения вечности, «Sub specie aeternitatis».

Вот сижу я, смотрю на кирпич, где-то даже — «с точки зрения вечности», и думаю.

" — О чём ты думаешь, глядя на кирпич?

— О женщинах.

— Почему?!

— А я всегда о них думаю».

Старая шутка из нашего фолька. И, как оказалось в очередной раз, правильная. О женщинах нужно думать всегда. А то хуже будет.

Я сидел в закутке между сараями, грелся на заходящем солнышке, морочил мозги по теме: а вот как бы оно нам того, уелбантурить… А вокруг продолжалась жизнь. «Святорусская», живая. Даже — животрепещущая. Даже слышно стало как на усадьбе кто-то начал «живо трепыхаться».

Торчавший рядом со мной Сухан вдруг закрутил головой и прислушался.

— Ты чего?

— Скулит.

— Кто? Где?

— Там, баба.

Ну, ясно, не кобель хозяйский. Там такая морда… только рычать басовитенько. Пойдём, глянем.

Солнце опускалось к закату, мужички рябиновские уже навечерялись. Хозяйка пошла в пристройку возле поварни, видимо, за остывавшим там очередным блюдом. Ну, и один, из сегодня мною спасённых из посадникова поруба персонажей, решил разнообразить меню праздничного ужина ещё и внеочередным блюдом — «бабёнка поятая». Заскочил за ней следом и стал лапать.

Нормальная баба или приняла бы эти намёки благосклонно и, малость поломавшись, предоставила бы молодцу желаемое. Или бы наоборот — врезала бы хорошенько да крик подняла.

Хозяйка сделала самое скверное — молча сжалась. Дядя воспринял такую реакцию как положительную: Silentium videtur confessio — «молчание есть знак согласия». Папа Бонифаций Восьмой, от которого эта норма попала в каноническое право, ещё и не родился, а вот правоприменяемость, при опрокидывании бабёнки на спинку, у угрянских мужичков уже прорезалась.