Читать онлайн «Герой смутного времени». Страница 17

Против принудительного пострига осужденных высказался на личной аудиенции у меня патриарх Гермоген. Негоже сие священное таинство причащения к Божественной благодати опорочить насильственным принуждением, против воли призываемого к монашескому подвигу. Я задумался, нельзя начинать правое дело с кривды, нарушения человеческих и церковных ценностей. Правда, русские цари, как предшествующие мне, так и последующие, особо не утруждали себя угрызениями морали, шли на нарушение канонов, в том числе и с принудительным постригом. Тот же Иван IV, упекший в монастырь своих четырех жен! Или Петр I, принудивший к постригу первую жену, Евдокию Лопухину, а затем сестру Софью.

Я же решил пойти навстречу патриарху, да и здравому смыслу, согласился с ним, а потом вопросил: Святейший Владыко, в таком случае я должен заточить их в неволе, иначе много смуты и зла может последовать от них. Допустимо ли им предложить выбор - или добровольное пострижение, отказ от мирской суеты, или всю оставшуюся жизнь провести в темнице? Ведь есть в таком выборе все же какое-то принуждение.

На что патриарх, после недолгого размышления, ответил: Сын мой, на все воля божья. Я как пастырь, ищущий заблудшую овцу, буду наставлять отступивших к покаянию и молению своих грехов. И какую доли изберут, будет в их ведении.

Я поблагодарил Владыку за участие, попросил благословения в тернистом пути повелителя государства и своего народа, Гермоген благословил Священным писанием. После оговорили, что я направлю к нему на наставление осужденных, а там будет ясно, что предпринять дальше. Через несколько дней от патриарха пришла весть, что отступники согласились принять постриг в монахи, Шуйский и Голицин пройдут посвящение в Чудовом монастыре, Екатерина Шуйская в Вознесенском женском монастыре Кремля. Я передал патриарху пожелание после пострига отправить их из Кремля под строгий надзор. Владыка согласился, постановили отправить мужей в Иосифо-Волоцкий монастырь под Волоколамском, Шуйскую в Ивановский монастырь.

После таких моих решительных действий, поддержанных патриархом, дума не стала дальше противиться мне. После обсуждения со мной, я пошел на некоторые непринципиальные уступки, одобрила указы о Тайном приказе и воинских реформах. По моему указанию Шереметов немедленно приступил к формированию аппарата и служб приказа, силовых подразделений. У него в помощниках Лазарь Осинин и Семен Ододуров, они уже сработались при организации службы безопасности нашего войска. Семена Головина я назначил начальником Генерального штаба, он с Корнилой Чоглоковым, Тимофеем Шаровым и Яковом Барятинским принялись за создание полков и школ.

По стране постепенно наводится порядок, каких-то крупных бунтов, противостоящих войск вроде армии Лжедмитрия II, не стало, остались разрозненные отряды и шайки пока еще не добитых ворогов и разбойников. Земель и городов, открыто выступающих против моего царствования, нет, но недовольных моими действиями и планами предостаточно, как среди боярства, так и служилого народа. Спецслужбы Тайного приказа отслеживают такие настроения, пока не сформировавшиеся до конкретных заговоров, как в Москве, так и на землях, там создаются местные отделения приказа, не подотчетные земским властям. Можно констатировать общую нормализацию обстановки, смута еще полностью не преодолена, но уже контролируема государственными службами и не представляет опасности существованию страны.

В канун Сретения (2 февраля) 1611 года Сашенька родила мне сына, крепкого и голосистого младенца, наполнившего женские хоромы суетой и радостью. Вокруг роженицы и дитя в жарко натопленной мыльне захлопотали бабка-повитуха и самые близкие боярыни с царицей-матерью. Пригласили придворного священника из Благовещенского собора, он произнес молитву и нарек новорожденного Кириллом - именем святого просветителя, чья память праздновалась в этот день. Только после молитвы духовника мне разрешили войти в мыльню, до нее никому нельзя входить или выходить из родильни. В мовной постели на лавке возлежала Сашенька, усталая и измученная родами, рядом с ней запеленатый младенец, лицо открыто. Трогать его и брать на руки не позволили, при мне переложили в колыбель из драгоценных тканей, священник прочитал колыбельную молитву.

Радость, беспокойство за жену и сына, нежность к ним охватили меня, я поцеловал Сашеньку, счастливо смотревшую на меня. В прежней жизни я дважды пережил отраду отцовства, мне оно не внове, а для Михаила, чьи чувства переполняли меня, стало долгожданным и благодатным событием, вызвало великую радость и ликование. После, когда роженицу и дитя перенесли в опочивальню юной царицы, я во благодарение за рождение наследника обошел главные храмы Кремля, раздавая милостыню нищим и убогим. В Успенском соборе при мне провели торжественный молебен, по всей Москве весь день звонили колокола. Во все города духовными властями и от моего имени отправлялись грамоты, они зачитывались в церквях и на площадях, в храмах служились благодарственные молебны.

Через неделю в Успенском соборе провели крещение ребенка, нарекли его вторым именем, Панкратием, в честь священномученика Панкратия, епископа Тавроменийского. В дальнейшей судьбе сын будет прозываться этим именем, а по первому только на именины. Крестным отцом стал Семен Головин, родной дядя младенца, крестной матерью пригласили княгиню Марию Борисовну Трубецкую, дочь Бориса Петровича Татева, моего дяди. У меня с детских лет, когда я зачастую гостевал у дяди, сложились теплые отношения с Машей, сохранившиеся и в последующие годы. Когда матушка предложили ее в крестные, то я сразу согласился, да и к ее мужу, Дмитрию Тимофеевичу Трубецкому, отношусь с большим уважением, несмотря на некоторые сложности с его претензиями на престол.

Едва ли не в первый день после родов у меня с моими дорогими женщинами произошла стычка. По принятому в боярском кругу порядку для кормления младенца приглашалась кормилица, а сама роженица перетягивала грудь платком, пока не "перегорит" молоко, перенося боли и "грудницу" - мастит. Я же настоял, что Сашенька сама должна кормить грудью, у нее молоко появилось на второй день после рождения малыша. После спора и недовольства матушка согласилась, а за ней и жена, но все же кормилицу не отослали, она иногда давала ребенку свою грудь, когда молока матери не хватало, и ночью. Малыша поместили в соседнюю с опочивальней комнату под присмотром двух нянек и кормилицы, принося к Сашеньке на кормление. Отрадно видеть, как жена с лаской и счастливой улыбкой смотрит на сына, когда он сосет ее грудь, настоящая сикстинская мадонна!

Вместе с важными семейными событиями пришлось заняться другими, не столь приятными. Начавшаяся чистка приказов, воеводств, местных управ, других государственных служб от бесполезных и некомпетентных чинов, роспуск старых полков вызвали открытое недовольство среди боярства, служилых людей, включая старое дворянство, возведенное в сословие прежними царями. Не привыкшие к скорым действиям, меняющимся общественным и политическим обстоятельствам, они рутинно продолжали исполнять службу, не проявляя какой-либо инициативы и креативности. Их больше волновало собственное положение, строили интриги против других, стараясь за счет них выдвинуться на лучшее место. Среди бояр процветает "местничество", нельзя было полагаться на их службу, если они посчитают ее недостойной своей боярской чести, "невместной".

Подготовил указы и "продавил" Боярскую думу на их принятие - о государственной службе и службе "без мест", то есть без права отказа по понятиям местничества, в воинском деле, исполнении других государственных обязанностей. По этим указам неисполнение служебного долга будет караться отстранением от порученного поста и последующей опалой - лишением боярского или дворянского чина с вотчиной или поместьем, ссылкой или заточением. Больше всего сопротивления вызвало в этих указах мое право лишать пожизненного или потомственного сословного чина за служебные проступки, а не только за государственные преступления, как было ранее.

Мне удалось запутать боярских чинов казуистикой формулировки государственного преступления, подвести под нее другие нарушения служебной дисциплины или неисполнения. Пришлось "поработать" с особо несговорчивыми боярами, в том числе шантажом, их самих можно подвести под таких преступников. Компромата на каждого боярина, других думских чинов моим службам удалось набрать достаточно, при желании любого из них можно подвергнуть опале. Чувствую, скоро он понадобится, когда дума взбунтуется против царского гнета и будет искать возможности моего свержения. Да и мне самому надо хорошо перетрясти эту думу, добрую половину выгнать, они мне не помощники, а враги.