Читать онлайн «Урусут». Страница 40

За этот подарок жрецы просили больше никогда не разорять Персию и увести из нее войска. Солнце Ислама подарок с почтением принял, но удалившихся радостных огнепоклонников, равно как и толмачей, приказал перерезать, чтобы пресечь даже наималейший слух об этом возможном чуде. С тех пор Камень он возил с собой, его в особом неброском – зачем лишнее внимание? – ящике охраняли гвардейцы-сансыз. Со времен Шираза Тимур только раз доставал его из ящика и вынимал из кожаного мешка, и тот гудел, как живой, да еще переливался зелеными лучами.

Может, он и вправду удачу приносил, может, вовсе и не в нем – а скорее, это так и было – заключались успехи достойного сына Тарагая, но талисман всегда находился рядом.

Решение наказать Тохтамыша на его землях далось тяжело. Еще никто не переводил войско через Голодную степь. Но, отправляясь в походы на запад или на юг, всегда иметь за спиной это змеиное жало, готовое вонзиться в Мавераннахр в любой момент – нет, нет, и нет! Тимур никогда не воевал на своей земле – раз. Он никогда не оборонялся – два. И он всегда атаковал настолько стремительно, насколько мог – три.

По поводу свадьбы своего сына Умар-Шейха эмир созвал курултай, на котором и объявил об этом решении. Он назвал имена правителей и высших чиновников, коим предстояло присматривать за державой во время его отсутствия, которое, как ему представлялось, могло быть долгим; он сделал смотр войскам, пополнил их вооружение и экипировку, назначил командиров и выслал вперед эмиссаров, лазутчиков и передовые отряды с заданием подготовить пути следования, а также собрать сведения о позициях, занимаемых противником. Затем эмир отправился в Ташкент, где должны были собраться все его войска, для чего там загодя сделали запасы хлеба и фуража.

Здесь, расположившись со своим войском в местности между Паренном и Чинасом, гурген и провел зиму. Из Ташкента он между прочим отправился в Ходженд, чтобы совершить поклонение гробнице шейха Маслахата. Раздав десять тысяч кепекских динаров, Тимур вернулся обратно. Здесь он захворал и в течение сорока дней проболел то ли малярией, то ли какой-то костно-суставной болезнью. Хотел приложиться к Камню, но вспомнил, что огнепоклонники говорили о том, что прибегать к его помощи следует лишь в крайнем случае. Смерть же он пока не видел. Позже он почувствовал себя лучше и начал готовиться к дальнейшему походу. Он сделал большие подарки приближенным и эмирам войска, отправил жен и царевен домой в Самарканд, за исключением своей жены Чулпан Мелик-ага, которую решил взять с собой.

Закончив подготовку распределением проводников-качарчи между главными эмирами войска, Тимур пятнадцатого Сафара покинул Ташкент и двинулся по направлению к Отрару. Когда он прибыл в местность Кара-Саман, к нему явились послы от Тохтамыша. Гнусный хитрец! Пока Тимура занимали завоевания в Иране, тот делал все, чтобы навредить ему, вплоть до похода в Мавераннахр и ограбления его городов! Теперь же, когда Луч Славы выступил против ордынского хана с огромными силами, последний испугался и решил отложить генеральное столкновение до более благоприятного времени.

Обильный снегопад с дождем не позволял двигаться дальше – что ж, можно и развлечь себя встречей с посольством. Гонцы неблагодарного преподнесли ему девять роскошных коней и сокола в бриллиантовом ожерелье. Эмир посадил птицу на руку, но не смотрел на нее, давая понять, что ему безразличен подарок. Послы долго вели льстивые речи, после чего он позволил зачитать письмо Тохтамыша.

«Во имя Аллаха, милостивого и милосердного! – писал тот. – Хвала Аллаху, который по благости своей сделал нас братьями и соединил нас под своей властью, как неразъединяемые корни, как побеги одного дерева!

Силою Аллаха Всевышнего и благодатями веры мусульманской!

Отправлено это письмо его величеству достославному, Щиту Ислама и защитнику правоверных Тимуру Гургену!

Ты, Великий и высокодостойный султан, – да благословит каждое твое слово всевышний Аллах, – поистине заменил мне отца, и права твои на меня и на мое почтительное повиновение превышают все, что можно исчислить и определить. И я, как преданный и покорный сын, униженно молю тебя: проведи теперь драгоценным пером своего прощения по листу моих прошлых ошибок! В мудрости и великодушии, которыми Аллах отметил твое рождение, забудь мою недопустимую вражду и те недостойные действия, в которых я горько раскаиваюсь и на которые осмелился только из-за несчастной судьбы своей и по коварному подстрекательству низких людей, да покарает их за это справедливый Аллах!

И если я получу теперь твое милостивое прощение, которое будет для меня подобно благодатному дождю, пролившемуся на иссушенный зноем сад, я обещаю всегда и во всем быть послушным твоему непререкаемому величеству. Я ни на один волос не отойду от прямого пути повиновения и ни одной мелочи не упущу в соблюдении моих обязанностей и условий почтительного и благопристойного послушания.

Прощайте. Искренне расположенный Тохтамыш».

Тимур усмехнулся, даже не скрывая своего сарказма. Он уже представил этих самых «низких людей», под указку которых наемный мастер изысканного слога водил золотым пером по данному листку бумаги. Время! Ордынцам нужно время! Собрать как можно больше войска, кинуть клич по всем племенам, надавить на все улусы!

Он провел пальцами здоровой руки по усам и бородке и продиктовал ответ:

«Во имя Аллаха, милостивого и милосердного!

Силою Аллаха Всевышнего и благодатями веры мусульманской!

Великий хан Тохтамыш в своем письме много говорит о моей мудрости, а сам считает меня глупцом, если думает, что я поверю его обещаниям. Ты давал их мне уже не раз и всегда после этого нарушал. У плохого дровосека всегда виноват топор, а у хана Тохтамыша всегда виноваты дурные советники!

Я принял тебя как сына, дал тебе много больше того, на что ты мог рассчитывать. А чем ты мне заплатил? Тем, что захотел отнять у меня Азербайджан, потом поднял против меня Хорезм, потом взбунтовал моих эмиров и, наконец, нанес мне предательский удар в спину и напал на Мавераннахр. А теперь, когда я повернулся к тебе лицом, ты просишь меня забыть все это и пишешь столько хороших слов! Я не верю этим словам! Хан Тохтамыш не отбросил свой кинжал, а только обмазал его медом. Не думай, что я стану этот кинжал облизывать!

Султан-Джамшид Тимур-Гурген».

Повисло тягостное молчание, послы понуро опустили головы. Обведя взглядом шатер, эмир весело добавил:

– Впрочем, если он искренне желает мира, то пусть пришлет Али-бея на переговоры с моими военачальниками.

Пока послали гонца, пока ожидался уже ордынский ответ, Тимур устроил богатый пир, одарил послов, однако не отпустил их, а оставил при себе в качестве проводников.

Али-бей, главный советник хана Великой Орды, естественно, не приехал, и поход на север продолжился. Войско Тимура вышло из под защиты гор в Белые Пески.

Солдатам заранее раздали жалование, чтобы поддержать их боевой дух, но деньги не побеждают природу. Путь по Голодной степи должен был занять два-три месяца, и на это время провиант нужен не только людям. Войско двигалось «вслед за весной» – на пути следования всегда поспевала свежая трава, но понятно, что ее не хватало.

Шла огромная толпа бойцов, каждый из которых имел лук и тридцать стрел, колчан с налучьем, щит. На каждых двух воинов имелась в запасе заводная лошадь и на каждые десять человек – одна палатка, два заступа, одна мотыга, серп, пила, топор-тишу, шило, сто иголок, веревка, одна крепкая шкура, один котел.

Серая пыль застилала солнце, забивала рот.

Если кто-то отставал, ему насыпали в сапоги песок, привязывали их к шее провинившегося и заставляли весь следующий переход двигаться босым. Если он снова плелся сзади, то умерщвлялся.

Вскоре у каждой мало-мальской лужи скапливались солдаты в борьбе за воду. Доходило почти что до драк.

Для подбадривания воинов, начинавших испытывать муки голода, военачальники ели с ними из общего котла. Дисциплина – прежде всего.

Войско двигалось установленным строем, разбивать который не полагалось. На привале этот строй сохранялся. Каждый командир обязался находиться в определенном месте и на четком расстоянии от штандарта эмира. Поэтому беспорядка не возникало даже в темноте. Хотя конный строй двигался свободно, командующие туменами поддерживали постоянную боевую готовность всадников.

Еще через три недели войска вошли в зону сплошного массива колышущихся трав, где в оврагах бродили облака тумана. Здесь на берегу полноводной реки сделали привал, в котором очень нуждались и люди, и животные. Ее назвали Сары-Су, Желтая Вода.

Воины поражались беспредельности степей, напоминавших монотонно волнующееся море. Подойдя к двум горам, названным Большая и Малая, армия снова сделала привал. Тимур с приближенными взобрался вверх по крутому подъему и оттуда принялся обозревать зеленый простор, тянувшийся до горизонта. Он решил оставить здесь память о своем походе. Для этого он приказал своим бойцам нанести в нужное место больших камней, а каменотесам – высечь на верхнем камне надпись с его именем и упоминанием проходившей здесь армии: