Читать онлайн «Канцлер империи». Страница 39

За обедом и некоторое время после него Беклемишев развлекал меня рассказом о достижениях японцев в области гидроэхолокации. Когда мы передали в Токио первые материалы по подлодкам, то вся лоцирующая аппаратура там изображалась квадратиками с краткими пояснениями, что именно они делают. Ну и самый минимум теории, без которого нельзя было обойтись. Японцы с пониманием отнеслись к тому, что во все детали их не посвящают, и сообщили, что начинают заниматься собственными исследованиями в этой области. Так вот, их первые результаты и были показаны Беклемишеву.

Когда его привели на небольшую яхту, он ожидал увидеть внутри кучу всякой радиоаппаратуры, провода, катушки… Но в «аппаратной» были ковры, шкуры всяких редких зверей, циновки, пуфики и три японца в традиционных одеждах. А из пола торчали какие-то трубки и цилиндры, до крайности похожие на местные барабаны. Гостю предложили самому указать место, рельеф дна которого будет исследоваться. Беклемишев указал и тихо присел в уголке.

Сначала все три японца уткнулись ушами в тонкие гибкие трубочки, и минут через пять старший из них выдал, какие корабли и где именно находятся в радиусе десяти миль. Михаил Николаевич не поленился выйти на палубу и проверить – все совпало! После чего приступили к эхолокации. Сначала двое операторов слушали, а один играл на барабанах. Потом слухач остался один, а сольную партию взяла на себя труба с подвижной частью, как у тромбона. Барабаны же пошли аккомпанементом. Время от времени слухач, не отрываясь от трубок, одной рукой тянул за уходящие вниз шнурки, а другой делал какие-то пометки на бумаге – хорошо хоть карандашом, а не кисточкой. Вскоре перед Беклемишевым лежала оцифровка рельефа дна в указанном им квадрате. Какого же было его удивление, когда, сравнив это с данными эхолокации «Кильки», он увидел практически полное совпадение! Причем японцы оцифровали свой квадрат несколько быстрее наших гидроакустиков.

Интересно, подумал я. Ведь действительно же, человеческое ухо представляет из себя очень чувствительный прибор! А вся моя электроника – это смесители, колебательные контура и усилители, чьи функции, действительно, могут выполнять и механические детали музыкальных инструментов… Да, очень интересно. Пожалуй, надо раскрыть японцам схемы, оставив секретом только способ производства радиоэлементов, и пригласить этот оркестр сюда, на предмет объединения достижений электроники и музыки. Но вот поведение Беклемишева было странноватым – мы общались уже больше часа, а он до сих пор не начал жаловаться, что ему подводных лодок мало! В чем дело?

– В экипажах, – пояснил мне несколько смутившийся вице-адмирал, – за отпущенный срок подготовить нужное количество людей пока не удается. Так что я и привез предложение его величеству немного сократить выпуск лодок, компенсировав это увеличением выпуска модулей, из которых они собираются.

– А почему тогда в нахимовском училище до сих пор нет подводной роты?

– Георгий Андреевич, вы что, детям предлагаете участвовать в погружениях?

– Стоп, но ведь по поверхности они вполне себе плавают. Или ходят, применяя вашу терминологию.

– Так ведь на специальном учебном корвете!

– А что вам мешает спецлодку сделать? И нырять где-нибудь в неглубоком месте, где вода почище и рыбки всякие разноцветные плавают меж кораллов и осьминогов, чтобы у детишек посильнее разыгрался интерес.

– М-м-да… – с сомнение протянул Беклемишев, – я подумаю. Но ведь риск все равно свести к нулю не получится.

– Но он и так от него отличен – утонуть можно и просто купаясь. Так что очень вам советую, в рассуждение будущего, решить этот вопрос. Кстати, вот вам еще материал, изучите его прямо в соседнем кабинете, не вынося. И уже с учетом написанного там мы, пожалуй, ближе к вечеру вернемся к вопросу о подготовке молодого поколения.

В предложенной Беклемишеву папке была собранная мной подборка материалов по боевым подводным пловцам. И если насчет того, что экипажи подводных лодок лучше готовить с детства, еще могли быть сомнения, то тут – никаких. Нырять и плавать человека надо учить с рождения! Поэтому в выводах предлагалось, кроме дополнительных рот в нахимовских училищах, сделать еще и особый интернат, где с самых первый дней жизни сироты будут приобщаться к подводному миру. Была там и еще одна моя мысль о том, где брать кадры. Ведь на всяких островах вроде того, где тот же Беклемишев уже два раза чинился в обществе прекрасной туземки, народ прекрасно ныряет – за жемчугом, ракушками там, да мало чего еще им в море нужно… Значит, надо запустить программу вербовки тамошней молодежи на русскую службу. Причем из таких мест, где белые колонизаторы уже хорошо отметились, так что вопросов, зачем это понадобилось закладывать мины конкретно в этот английский или американский порт, призванный нами контингент задавать не будет.

А опытную партию аквалангов в Георгиевске уже сделали, и теперь на очереди были гидрокостюмы и подводное оружие. С тем, что акваланги дают пузыри, придется пока мириться, но в план была заложена и разработка аппаратов замкнутого цикла.

Так что ознакомившийся с моими бумагами Беклемишев был озадачен скорейшим созданием специального отдела в своем штабе, который и будет заниматься этими вопросами – понятно, что в тесном контакте с моими службами. Не скажу, что Михаил Николаевич впал в полный восторг от открывшейся ему перспективы, но и явного неприятия не наблюдалось.

– Сделаем, – сказал он, прощаясь.

После его ухода я изучил еще и бумаги, оставленные мне Одуванчиком для передачи на Николаевский завод – в связи с улучшением своего финансового положения лорд-протектор захотел корабль специальной постройки. Суть проекта можно было выразить одним словом – трансформер. В базовом варианте это было нечто вроде эсминца, но с более мощным артиллерийским вооружением – насколько я знал, англичане называли такие корабли «дестройерами». Однако путем несложных операций он мог быстро приобретать вид грязного каботажника или океанской ВИП-яхты, а, затратив минут сорок, его можно было превратить в трехмачтовый парусник или даже в колесный пароход образца середины прошлого века. Некоторое время я пребывал в сомнениях – может, и мне пригодится такое суденышко? Правда, зачем оно именно мне, в голову как-то не приходило. Но зато я вспомнил слова Налетова о том, что новую модель, если это не супергигант типа «Ария», лучше строить сразу в двух экземплярах, ибо расходы на постройку одного окажутся совсем ненамного меньше. Так что я пометил – строить два, и отложил эскизы в соответствующую папку. Кстати, пора бы уже послушать очередной доклад о состоянии моих финансов, а то последнее время были и траты, и поступления, так что теперь цифру я мог назвать с точностью только до полутора миллионов рублей.

После этого я потянулся было к телефону, но поймал себя на мысли, что, если буду вставать со стула только в столовую и в заведение противоположного назначения, то лет через несколько от геморроя уже никакой портал не поможет, да и тут надо посмотреть не бумаги, а довольно объемистый тюк. Так что я прошелся по коридору и спустился двумя этажами ниже, на малый склад. Там к моему приходу все уже было готово – тюк открыт, шкурки разложены на столах.

Хотя я, во-первых, был в курсе своей зоологической малограмотности, а во-вторых, понимал, что такого просто не может быть, все же первым делом взял первую попавшуюся шкурку и, внимательно ее рассмотрев, убедился, что это никоим образом не кошка. После чего окинул взором картину в целом. Шкурок было много.

Полтора года назад было организовано акционерное общество «Котофей» – помните эту историю? Так вот, данная посылка пришла мне из города Котовска. Город этот не имел ни малейшего отношения к будущему герою гражданской войны, который (герой, а не город) был еще во втором году завербован шестым отделом, а сейчас, после пятилетней карьеры полевого агента, учился в закрытой Академии спецслужб. Город был назван в честь зверька, у которого четыре ноги. А позади у него длинный хвост. То есть кошки.

Город этот находился двадцати километрах на северо-восток от самой северной точки Байкала, между речкой Нижней Ангарой и озерцом, которое теперь вместо какого-то названия на нерусском языке именовалось Соболиным.

Собственно, кошки были нужны только на первом этапе – выкормить набранных в тайге соболенышей. Второе поколение пушных зверьков, выросшее уже на ферме, обошлось почти без кошачьей помощи, а третьему она точно будет не нужна. Так что в письме, приложенном к шкуркам, был и вопрос по поводу дальнейшей судьбы кошек.

Я вызвал дежурного секретаря из информбюро и озадачил его:

– К завтрашнему обеду должен быть готов документ с планом мероприятий по кошкам с соболиной фермы. Основная мысль – держать дома не просто кошку, а котовскую кошку модно. Особенно для знати, промышленников и чиновничества. Примерно как в отношении гончих у екатерининских помещиков, что ли. Кроме того, это один из способов выразить свое уважение к канцлеру. Наконец, надо распустить слухи, что, если кем-то заинтересуется один из моих отделов, наличие в доме фигуранта такого зверька послужит смягчающим обстоятельством.