Читать онлайн «Бунт на продажу: как контркультура создает новую культуру потребления». Страница 5

Это было бы не столь важно, если бы все ограничивалось лишь миром музыки. К сожалению, идея контркультуры так глубоко проникла в наше сознание, что влияет на все аспекты общественной и политической жизни. Но главное, она стала концептуальным шаблоном для всех современных политических течений левого толка. Контркультура практически полностью заменила социалистическую идею как основу радикальной политической мысли. Так что если контркультура — это миф, то такой миф, который ввел в заблуждение огромное количество людей, и политические последствия этого не поддаются оценке.

Идея о том, что люди искусства обязаны быть в оппозиции к обществу мэйнстрима, едва ли нова. Она ведет свое начало от романтизма XVIII века и доминировала в среде творческой интеллигенции на всем протяжении XIX века. Наиболее ярко ее выразил Джакомо Пуччини в своей опере «Богема» (1895), которая, кстати, длительное время пользовалась большим успехом.

В ней прославлялся альтернативный богемный образ жизни в Париже. В те дни «настоящим» художникам приходилось умирать от чахотки, а не от передозировки героина или выстрела из окна проезжающего автомобиля. Но идею вы поняли.

Чтобы понять истоки романтизма, нужно оценить влияние эпохи Великих географических открытий, особенно открытия тихоокеанских островов, на сознание европейцев. До соприкосновения с жителями этих мест европейцы считали: на протяжении всей истории человечества люди жили в иерархически организованном классовом обществе. Королевская власть, аристократия и классовые отношения были частью естественного порядка. Святой Фома Аквинский суммировал тогдашний опыт человечества, написав в далеком XIII веке:

Все, что происходит в природе, — это хорошо, ведь природа в каждом отдельном случае действует наилучшим образом. Общее управление в природе осуществляется одним. В самом деле, среди множества частей тела существует одна, которая движет всем, а именно сердце, и среди частей души по преимуществу главенствует одна сила, а именно разум. Ведь и у пчел одна царица, и во всей вселенной единый Бог, творец всего и правитель. И это разумно. Поистине всякое множество происходит от одного. А потому, если то, что происходит от искусства, подражает тому, что происходит от природы, и творение искусства тем лучше, чем больше приближается к тому, что существует в природе, то из этого неизбежно следует, что наилучшим образом управляется то человеческое множество, которое управляется одним.

Пятьсот лет спустя Жан-Жак Руссо согласился с первой строкой данного отрывка — все в природе устроено наилучшим образом, — но не мог согласиться со всем остальным. Благодаря эпохе Великих географических открытий такие мыслители, как Руссо, узнали, что существуют люди, живущие без социальной иерархии, без земельной аристократии или монархии и порой даже без поселений или городов. И вскоре был сделан вывод: на самом деле это и есть «естественное» состояние человечества, а крупнейшие мировые цивилизации с их сложными социальными иерархиями и системами привилегий являют собой ужасное искажение природного закона.

Таким образом, согласно Руссо, устройство современного ему общества — это колоссальное надувательство, система эксплуатации слабых сильными. Возникновение цивилизации, утверждал Руссо, «связало дополнительными путами слабых и прибавило силы богатым, безвозвратно уничтожило естественную свободу, навеки закрепило закон частной собственности и неравенства, превратило простую узурпацию в неотъемлемое право и ради блага маленькой кучки амбициозных людей обрекло весь человеческий род на рабский труд и жалкое существование».

Уж если кто преуспел в огульном обвинении общества, то это Руссо. Ему это удалось на славу. Ознакомившись с его размышлениями, Вольтер поспешил написать ему: «Я получил вашу новую книгу с критикой человеческого рода и благодарю вас за нее. Никто никогда не доказывал так блестяще то, что все мы глупы. После прочтения вашей книги так и хочется ходить на четвереньках. Но поскольку я оставил эту привычку более шестидесяти лет назад, то, к несчастью, не могу ее возобновить. Не могу я и отправиться на поиски канадских дикарей, так как терзающие меня хвори требуют постоянного присутствия врача-европейца».

Все же, несмотря на громкое заявление, Руссо не имел намерения вынести приговор человеческому роду или призывать к возвращению в состояние дикости. Как ясно видно из его труда об общественном договоре, он не был настроен против социального порядка как такового или против законности. Он был против той специфической иерархической формы, которую принял социальный порядок в его обществе. Гнев у Руссо вызывало искажение природного порядка, имевшее следствием классовое доминирование.

Другими словами, несмотря на огульный характер обвинения, критика Руссо была направлена на конкретного классового врага — аристократию. Кроме того, большую часть населения — народные массы — он считал естественным союзником в борьбе. Его идеи вызвали социальные потрясения, прежде всего Великую французскую революцию, но они не являлись анархическими восстаниями против общества в целом, а ставили своей задачей борьбу именно против правящих классов. (Вот почему к концу XVIII века почти вся французская аристократия была либо истреблена, либо находилась в бегах.)

Даже анархисты XIX века на самом деле не являлись анархистами в нынешнем понимании этого слова. Они не выступали против социального порядка вообще, их нельзя назвать и индивидуалистами. Во многих случаях они даже не хотели уничтожать государство. Они просто противостояли принудительному навязыванию определенного социального порядка и зарождающемуся европейскому милитаризму. Книга Михаила Бакунина «Революционный катехизис» — один из основополагающих документов политического анархизма — содержит призыв ни к чему более радикальному, чем к добровольному федерализму как принципу национальной организации наряду с универсальным правом голоса для представителей обоих полов. Кстати, знаменитый анархист Бакунин фактически одним из первых призвал к созданию Соединенных Штатов Европы.

Итак, когда общественное устройство открыто признавалось несправедливым, ни у кого не возникло сомнений в том, кто является жертвой такого порядка вещей. Целью радикальных политических деятелей и мыслителей XVIII–XIX веков было не прекращение игры, а уравнивание сил игроков. В результате радикальные политические течения начала новейшей истории носили шаблонный популистский характер. Политики стремились настроить людей против их правителей.