Читать онлайн «Последний князь удела». Страница 7

   - А холопей твоих царских, чим попущением погибель на царевича едва не приключилась, в приставы пояти надобно и отослать на украйны сибирские - вещал один из советников царя.

   Тут мне стало совестно, мало то, что оклеветав Волохова, я приговорил кучу людей к смерти, так сейчас еще и их семьи сошлют. Начал упрашивать царя никого не карать, на что вскоре получил согласие. Пользуясь моментом, попросил и учителей, поскольку ходить в слабоумных из-за незнания прописных истин не хотелось.

   -Будут к тебе казатели, ради наставления книжного- согласился и с этим государь.

   Чувствуя что железо надо ковать пока оно горячо, попросил и прибавить жалования, дабы более ссор из-за денег не было.

  -Почто брат мой кровный скудостию томится?- вопрошал притихших бояр Федор Иоаннович.

   - Жалую всяческими прибытками с землицы няже отец наш, великий государь Иоанн Васильевич, на тебя приказал. Деньгами сошными и оброчными, сборами мытными, замытными и кружальными, деньгами проезжими и мостовыми, кормовыми да судейскими-

   Этого ему видимо показалось мало, только завещанное отцом вернул и он добавил от себя:

  - Тако же жалую в жывоты брату молодшему имения царевича Иоанна Иоановича , яковые по кончине старицы Леониды в казну отписаны , денег триста рублёв серебром, да мяхкой рухлядью -

   При этих словах Борис Годунов переменился в лице и, подойдя к щедрому дарителю, стал ему что-то шепотом доказывать. Да и думные бояре поняли, что аудиенцию пора заканчивать, пока нахрапистый малец полцарства не выклянчил. Ловко ухватив меня за локти, двое придворных помоложе лихо сделали поклон и со всей вежливостью выпроводили меня прочь. На крыльце нас догнал молодой прислужник и с поклоном вручил еще дары

   - Конюший и боярин Борис Федорович кланяться велели тигиляем парчовым с зенчужными пугвами, да златым поясом узорчатым -

   Видно, умный царедворец решил богатым подарком закрасить скомканный финал приёма. Этот дар тут же был на меня напялен поверх кафтана набежавшими сенными служками, и возражения их не остановили ни на миг. Так что в обратный путь в Углич я тронулся с теми же сопровождающими, но уже обряженный в стёганный толстый шелковый халат преизрядной тяжести. Дорога назад проходила уже в молчании, никто насмехаться над признанным царским родственником не пытался. Всё бы хорошо, но послеполуденное солнце шпарило во всю мощь, ветра не было и тело потело как в разогретой банной парилке. До города оставалось всего-то с полкилометра, когда к горлу подступил комок, а земля под копытами коня начал ходить волнами как вода в море.

  Глава 8.

  В себя я пришел уже во дворе терема. Обмороки у меня уже стали традицией. Изрядно мутило, голова раскалывалась от боли. Наверно жара и одежда не по сезону сыграли со мной злую шутку, случился банальный тепловой удар. Так что первым делом потребовал холодной воды, которую и повелел заливать прямо за шиворот. Дворня аж рты пораскрывала глядючи на очередное безумство малолетнего царевича. Вышедшие во двор дядья повелели прекратить сие непотребство и собрав своих людей повели их в город. При мне остались лишь Ждан с женой и несколько комнатных служанок. Цыкнув на квохчущих тёток воспитатель пересказал события последнего часа.

   -Токмо царица Марья да родня ея отобедав спати полягли, тут то тебе омертветого московские жильцы примчали - поведал он - Государыня бежати кинулась во двор в единой срачице, вмале постельничицы остановили-

   Прибежал Баженко с новостями:

  - Нагие на торгу посадских мутят, кричат-де что Борискины людишки царевича всякою ляею неподобною лаяли, непрегожими словами имя его бесчестили, а сам конюший мол по злобе своей безмерной младшего сына великого государя Иоанна Васильевича зелием опоил-

   И отдышавшись, прибавил - и исчо зовут чорный люд всем миром идти к царю, челом бить на злодейство евонного шурина, да просить выдать его головой -

   Старший Тучков закряхтел - Не гневись, царевич, дядья твои-вельми злонравное семя, крамолу творят в святый день воскресения Христова-

   Но вот мятеж то им и не удался, народ в воскресение горлопанить был явно не настроен, а может и недавнего кровавого бунта горожанам хватило. В понедельник же пришла весть, что царь Федор отъехал на Москву, через Николо-Улейминский монастырь. После этого жизнь в Угличе потихоньку вошла в обычное русло, народ притих и ждал, чем кончится сыск об убийстве служилых московских людей. Семья матери, узнав о царевых жалованиях, довольно потирала руки. Они уже послали доверенного человека в Москву, чтоб он разузнал в Поместной избе когда будет жалованная грамота и на что именно. В Угличском уезде они попытались вернуть прошлые порядки практически сразу, семья убитого дьяка потеряла кормившие их поместье, все сочувствующие им затаились, дабы не попасть под горячую руку управителя уделом Михаила Нагого. Я же находился фактически под домашним арестом.

   Сперва казалось, что это наказание, но позже выяснилось, что это обычная жизнь знатного наследника. Распорядок дня был таков - побудка с рассветом, одевание, заутренняя, а потом и литургия, обед, после немного свободного времени и дневной сон. Причем спать ложились все, кто относился к обеспеченным людям, такая вот русская сиеста. За послеобеденным отдыхом следовали краткие попытки научить меня грамоте. Выяснилось, что читать местные тексты я не могу совершенно, рукописные буквы не походили одна на другую, некоторые были совершенно не знакомы, а слова писались каждый раз по-новому, с произвольно расставленными пробелами и знаками препинания, ну и сорок одна буква алфавита казались мне перебором.

  Подивившись, что царевич начисто забыл азбуку, духовник Марьи Федоровны, отвечавший за образование её сына, начал подготовку с азов. Причем в буквальном смысле этого слова. Вся наука заключалась в затвердении наизусть алфавита ' Аз, буки, веди и далее прочие ижицы', и молитв. Поле уроков был ужин, затем вечернее богослужение, за ним раздевание в спаленке, молитва на ночь и ночной сон. Плюс ко всему было невозможно остаться наедине, днем следили мамки да дворовые сторожа, ночью истопники да сенные сторожа. Если удавалось уговорить выйти со двора, поездки ограничивались территорией кремля под присмотром служилых дворян. Такой режим мог довести до полного нервного истощения человека 21 века, привыкшего к постоянной деятельности и развлечениям. Особенно утомляло ежедневное присутствие в церкви, на это уходило до пяти часов в сутки, если конечно не было праздника. В праздничные дни служения начинались с рассветом и заканчивались затемно.

  Да и средневековая кухня изрядно достала. Каши из четырех сортов круп, похлебки с ними же, разные заливные и студни и на второе мясо или рыба, приготовление несколькими способами. Способ употребления горячего - руками без приборов и тарелок выглядел диковатым. Единственным кулинарным открытием стали пироги, огромные, с разными слоистыми начинками, странно, что таких не делали в современном мне мире. Все холодные напитки именовались словом пиво, понять какой напиток алкогольный, а какой нет, по названию было непросто. Чая и кофе не было и в помине, единственным питьем подававшемся в горячем виде был сбитень да взвар. Хотя с наступлением Петрова поста стало ясно, что прежнее меню было изобильным.

  В третий постный день покой маленького городка был растоптан ворвавшимся конным отрядом. Прибывшие оказались новой сыскной комиссией, но вот дело было уже о расследовании измены Нагих и мятеже углицких жителей. Старшее должностное лицо - дьяк посольского приказа велел схватить братьев Михаила и Григория вместе с их дядей Андреем Нагим. А до протестовавшей царской вдовы довел :

  -Случились, мол, на Москве пожары великие и розыском сысканы зажигальники и пытошными речами злодеи те прямо указали на Нагих, аки того воровства доводчиков-

   Следователи сразу взяли быка за рога и подклети губной и дьяческой избы заполнились задержанными горожанами, кое-кого из них взялись пытать. Дело принимало худой оборот, и я начал упрашивать Марью Нагую отпустить меня к Москве, попробовать упросить сводного брата о помиловании. Испуганная женщина пребывала в сомнениях, но утопающий хватается за соломину, и разрешение на отъезд было получено. В попутчики были даны дядька Ждан, семеро детей боярских царицыного двора и уездных, да трех холопов. Московские сыскные видимо не имели инструкций на этот счёт, поэтому задерживать младшего брата царя не решились, но несколько своих воинов в конвой отрядили для пущего стережения.

  Глава 9

   Из Углича колонна конных вышла на заре, шумных проводов не было. Старшим отряда, или как говорили местные ' в головах' был назначен наиболее опытный в военном деле из боевых слуг - Самойла Колобов. Двинулись по Переяславской дороге, у каждого помимо верховой была и заводная лошадь с навьюченными на неё припасами и снаряжением. Выдерживать постоянную скачку я не мог, и поэтому сопровождению приходилось каждый пару часов устраивать привал, что сильно снижало и так невеликий темп. Добраться до Переяславля - Залесского до ночи не удалось, и нам пришлось устраиваться на ночлег в чистом поле.