Читать онлайн «Атаман из будущего. Огнем и мечом». Страница 5

Прелюдия

Уманщина, июнь 1638 года от Р. Х

Уход коронного гетмана из армии в частную жизнь мало кого встревожил в Польше. Ведь вместо Конецпольского ее возглавил Николай Потоцкий, много лет прослуживший его заместителем и получивший кличку Медвежья лапа. Потоцкий был опытным и храбрым воякой, но как полководец был куда как менее талантлив. Самостоятельных побед, кроме как над восставшими крестьянами, он не одерживал, находясь все время в тени своего командира и, правда, выдающегося военачальника. Теперь Медвежьей лапе надо было доказывать свою способность заменить предшественника. Тем более товарищи в войске и русская шляхта его приняли очень хорошо. Несравненно лучше, чем нового польного гетмана, Мартина Калиновского, назначенного благодаря удачной интриге при дворе.

Еще зимой Потоцкий стал планировать наведение порядка среди хлопов и казаков, однако жизнь заставила резко изменить планы. У южной границы появился новый, по донесениям разведчиков, многочисленный враг – калмыки. Сразу подозрительно спевшийся с врагом старым – казаками. Его тревожные письма в Варшаву не возымели положительного эффекта, пришлось выкручиваться самому.

Николай радовался неповоротливости вражеских командиров. Пока казаки и калмыки гонялись по степи за ногайцами, выясняли отношения с крымскими татарами, он успел собрать невиданную для Речи Посполитой уже не одно десятилетие армию. Пусть больше трети кварцяного войска сидит у московской границы, пехота Вишневецкого и Конецпольского, других магнатов восполнила ряды пешей рати до прежнего числа, а конницы у него сейчас было больше, чем в любой кампании польской армии за последние полстолетия. Выбрав место южнее Умани, он выстроил сильно укрепленный лагерь, штурмовать который в лоб было бы для любого войска самоубийством, обойти не позволяла местность, сделать же глубокий охват…

«Пускай, пся крев, попробуют, как раз на марше моя конница их и поймает. И с помощью Девы Марии истребит. Не помогут этим дикарям ни великое множество собранных конников, ни проклятые казацкие табора. Выдержать удар гусарии в поле не способно ни одно войско мира!»

У Николая и его брата Станислава, назначенного королем уполномоченным по казацким делам, уже была с Владиславом IV договоренность, что Потоцким отойдут земли на Полтавщине. Завидущие глаза магнатов и щедрость короля на чужое обещали сделать обоих невероятно богатыми людьми. Появление казаков, построивших давно хутора или небольшие имения на территории, понравившейся Николаю, вызывало тревогу и требовало немедленной реакции.

«На Заднепровье и так – что ни хлоп, то казак! Теперь же еще и этих дикарей придется опасаться. Как не вовремя это нашествие! Ничего, еще пройдутся частым гребнем сабли королевского войска по вам, вашим женам и детям – всех уничтожат!»

Во избежание неприятностей коронный гетман предпринял титанические усилия по отражению возможного нашествия с юга. Замирение Заднепровья пришлось отложить на потом, чем восставшие хлопы и поддерживавшие их казаки не преминули воспользоваться. Власть короны там теперь признавали только в городах и хорошо укрепленных замках. Да и в городах было неспокойно. Антагонизм между православными и представителями других конфессий достиг взрывоопасного уровня.

Наконец разведка донесла, что казаки идут на Умань. В польском войске весть вызвала радость и оживление. Огромное, по меркам Европы, число, высокое качество собравшихся воинов давали повод здесь не бояться и более многочисленного противника. Возможно, были люди, чего-то опасавшиеся, однако вслух, при таких-то настроениях, высказаться по-другому никто не посмел. Все готовились затоптать врагов, забить их плетками, не вынимая сабель.

– Не будем пачкать дедовы клинки грязной кровью быдла!

– Правильно! Запорем их нагайками прямо с седла!

– Еще не затупились наши сабли, есть сила в руках, вырубим их вчистую! Затопчем их копытами наших коней!

– Выставим колья с сидящими на них бунтовщиками отсюда и до Киева! Пусть хлопы видят, к чему приводит бунт, и боятся даже думать о нем!

– Плебс должен знать свое место! Ну, а если подзабыл, мы охотно укажем.

Меньше всего лагерь польской армии походил на готовящийся к бою. Скорее – на празднующий великую победу. Паны гуляли, ускоренными темпами стараясь выпить все вино, что привезли с собой. Везли же его немало. Обоз при войске поражал огромностью и пышностью. Не меньше половины обитавших в нем если и были мастерами, то не сабли или стрельбы, а кулинарии, шила и дратвы, розыска для хозяина привлекательных девок. Не все предавались повальной гульбе, многие угощались умеренно, но в быстрой и легкой победе убеждение было поголовным. Или, по крайней мере, все высказывались в таком духе. Атмосфера радостного ожидания охватила все войско.

Диссонансной ноткой стало известие, что казаки и калмыки, не дойдя до польского войска полперехода, стали лагерем и принялись окапываться. То есть, конечно, окапывались искусные в этом казаки, заставить кочевника рыть землю – задача почти невыполнимая. Но, как умеют строить укрепления проклятые неслухи, многие знали не понаслышке. Приходилось уже польскому войску штурмовать казацкие табора и укрепленные лагеря, и каждый раз это выливалось в тяжелейшее сражение с огромными потерями для обеих сторон. О том, что еще ни разу такие штурмы не закончились успехом, в армии Речи Посполитой вспоминать не хотелось никому. Большая часть побед над казаками была одержана из-за истощения запасов пороха и свинца у защищающихся. Казаки либо выдавали своих атаманов, либо бывали биты на отходе.

Совет по дальнейшим действиям войска затянулся надолго и был отмечен бурными дискуссиями. Он резко отличался от подобного мероприятия у противника уже по внешнему виду совещавшихся. Больше половины присутствующих имело, если выражаться политкорректно, заметные излишки… хм… тела. Так что по весу и объему поляки (практически все имевшие русские или литовские корни, война была гражданской) превосходили врагов очень существенно. Еще больше бросалась в глаза разница в цене таскаемого на себе имущества. Впрочем, по стоимости оружия черкесы и казацкие атаманы врагам практически не уступали, но дорогая одежда (шелковые халаты) в коалиции была только на калмыцких вождях. Черкесы одеты были скромно, казаки все как один таскали на себе жутко воняющие протухшей рыбой тряпки. Поляки же сверкали драгоценностями, отсвечивали парчой и шелком, блистали дорогими сукнами и бархатом. Правда, озаботиться о сочетаемости цветов в собственной одежде большинство и не подумало, с современной точки зрения многоуважаемые паны походили на попугаев. Да и вели себя не менее шумно и склочно.

Споры возникали по малейшему поводу, а то и без оного. Уж очень велик был шляхетский гонор у присутствующих, слишком много было старых счетов между ними. Казалось, вот-вот, и почтенные магнаты выхватят свои сабли и сойдутся в поединке прямо в шатре коронного гетмана. Особенно вызывающе себя вел бывший коронный гетман, привыкший повелевать и командовать. Пусть шатер был не его, а принадлежал его преемнику, ранее служившему польным гетманом, но, видя знакомые все лица, пан Станислав то и дело переходил на командный тон, на который уже не имел права. Ведь командовал он только своим личным магнатским войском, а короля и верховную власть представляли теперь Николай Потоцкий и новый польный гетман Мартин Калиновский. Последний особенно болезненно относился к солдафонским выходкам Конецпольского. Не менее возмутительно вел себя и Иеремия Вишневецкий, явившийся на совет в поддатом состоянии, хотя славился трезвым образом жизни, и то и дело отхлебывавший из роскошной серебряной фляжки. Оба откровенно ни в грош не ставили нового польного гетмана, да и с коронным соглашались редко.

Все начало совещания ушло на бессмысленное гадание о причинах казацкой нерешительности. Доминировали две гипотезы: по первой, поддерживаемой большинством, они испугались силы польского войска и не знают, что им теперь делать, по второй – они ожидают подкрепления. Паны Станислав и Иеремия, поддержанные Чарнецким и коронным стражником Лащом, были сторонниками именно второй версии казацкого сидения. Было подозрение, что им на помощь могут подойти татары Инайет-Гирея. Учитывая и без того немалый, как докладывали разведчики, численный перевес вражеской армии, допускать ее дальнейшего усиления было опасно.

Из этих гипотез и строили предполагаемое поведение своей армии участники совещания. Одни предлагали просто ждать. Мол, лайдаки окончательно перетрусят и разбегутся, не придется даже напрягаться, их разгоняя. Другие считали, что если к казакам подойдет подкрепление в несколько десятков тысяч всадников, то победить врагов будет очень нелегко, и в любом случае это можно будет сделать только с огромными потерями.