Читать онлайн «Царь с востока». Страница 8

    Последним серьёзным выпадом Цин стал июльский поход более чем трёхтысячного войска на Наунский городок, причём самих маньчжур в нём было едва ли не половина. Матусевич позволил им доплыть до городка, не показывая, однако, что об их продвижении ему известно. Селения на пути врага на время обезлюдели - дауры, жившие там, заблаговременно ушли в леса, чтобы избежать мести маньчжур за смену ими сюзерена. Наун, состоящий из нескольких даурских деревень, находился на некотором удалении от основных транспортных путей ангарцев, но был заранее укреплён по своему периметру по указу из Сунгарийска. Этому благоприятствовали окружающие городок сопки, на которых были организованы замаскированные огневые точки, в том числе гнёзда на два имевшихся пулемёта. Они простреливали наиболее опасное направление - дорогу от пристани, ведущую к главным воротам Науна. Защищала Наун и батарея из четырёх миномётов. Обороной руководил старший лейтенант артиллерии Ян Вольский, ребёнком прибывший в Ангарию вместе с родителями - переселенцами из Литвы. Сейчас это был один из лучших молодых офицеров Матусевича. Впоследствии Ян получит за этот бой повышение - звание капитана и перевод в оперативное подчинение сунгарийского воеводы для последующей работы над планом занятия и обороны Нингуты. Кроме того, по приказу Матусевича к городку заблаговременно подошли два эскадрона латников и батальон корейского полка под руководством принца Ли, переброшенный к Науну из Сунгарийска на лодии, буксируемой на пароходе "Алмаз". На расстоянии двухдневного перехода корабль повредил винт и остановился для ремонта, батальон же прибыл к Науну пешим порядком.

    Вокруг городка были распаханные поля, на которых уже созревали рожь и овёс, цвёл картофель. В тот день на реке и у сопок клубился туман, моросил мелкий, нудный дождик. Отряды стрелков, заняв позиции на сопках, облачились в кожаные плащи, а всадники с угрюмыми лицами молча мокли за первой линией домов Науна у главных ворот. Шум дождя и только - не слыхать ни звона железа, ни лошадиного всхрапа.

    Маньчжурам дали беспрепятственно высадиться. Они не стали разбивать лагерь, видимо, надеясь организовать стан в Наунском городке, и, построившись в боевые порядки, начали обходить поселение с флангов. Вытянувшись в подобие громадных чёрных змей, маньчжуры огибали две передние к ним сопки, прикрываясь до поры лесом. Небольшая часть маньчжур глубже ушла в тайгу, чтобы упредить возможную засаду. Впереди латников и гордости маньчжурского войска - лучников шли неорганизованные отряды дючер и нанайцев - они должны были завязать бой и дать время маньчжурам на решающую атаку. Только их и пропустили в опустевший город, а после... Туземцы дрогнули от гулких миномётных хлопков и следующего за ними режущего звона множества вынимаемых из ножен палашей. Рейтары, ожидавшие авангард неприятеля, безжалостно вырубили их за несколько минут. Немногие из дючер успели тогда спастись в паническом бегстве. Одновременно с рейтарами атаковали врага и наунские стрелки-дауры, чьи позиции находились на сопках, и корейцы, ожидавшие приказа на открытие огня в лесном массиве, окружавшем Наун. Ручные гранаты и убийственно меткий огонь в упор дезорганизовал воинство неприятеля, бой распался на отстрел небольших отрядов маньчжур, не утративших боевого духа и пытающихся сопротивляться. Без потерь со стороны корейских стрелков не обошлось - враг опасен, даже если победа над ним неминуема. Принц Бонгрим подпустил маньчжур слишком близко, доведя дело до совсем необязательной рукопашной схватки, в которой неприятель силён. Потом он получит резкое замечание от Игоря Матусевича за отступление от плана боя, разработанного Вольским.

    Продолжали рваться мины. Ухая при выстреле, они со свистом пролетали над полем и с треском разрывались близ скоплений воинов неприятеля, пытающихся забраться на корабли, создавая ещё большую панику и дезорганизируя немногочисленных стойких бойцов, оборонявших посадку, побуждая и их к паническому бегству. Позже огонь батареи был перенесён на берег и причалы - там тоже была устроена кровавая баня. Всё было кончено, когда рейтары врубились в беспомощные толпы обезумевших от страха маньчжур, окончательно их рассеяв. Дауры и корейцы потом пинками сгоняли их на берег реки из леса. Немногих пленных, годных к тяжёлому физическому труду, доставили в Сунгарийск, остальным выжившим ангарцы дали возможность уйти восвояси, чтобы рассказать очередную страшилку мукденскому дутуну.

    - Что будет, когда они займутся нами всерьёз? - проговорил Матусевич после разбора боя, проведённого Яном Вольским по прибытии в Сунгарийск. - Как только ситуация в Китае станет более-менее стабильной, нам придётся туго.

    - Быть может, они захотят-таки мира? - Мирослав Гусак, прохаживаясь у огромной, во всю стену, карты, остановил свой взгляд на Нингуте. - Мы каждый раз даём им по зубам, как только они собирают новое войско и пробуют высунуть нос.

    - Как знать, как знать... - задумавшись, произнёс тогда воевода. - Скоро у нас будет несомненный козырь.

    А на берегу Туманной продолжался долгий разговор. Уже темнело, с моря потянуло солёной прохладой, взоры товарищей были обращены к костру, в котором потрескивали сухие сучья. Шашлык давно был съеден, но наливка ещё оставалось.

    - Давай, последняя... - разлив остатки, Васин убрал пустую бутыль толстого стекла в рюкзак. - Короче, Матусевич доказал Ангарску целесообразность и, более того, возможность захвата и удержания покинутой маньчжурами Нингуты, - вздохнув, проговорил он.

    Отблески костра плясали на невозмутимом лице Олега, и было неясно, одобряет он дальнейшее продвижение Ангарии в земли маньчжур или нет.

    - Ну а ты что думаешь-то? - спросил майора Сазонов.

    - Правильно Игорь делает, от Нингуты обозу до корейской границы посуху три дня пути, - хмуро кивнул Васин. - А там спуститься по реке - и привет, Туманный! Да и огромного крюка давать не надо.

    Нингуту заняли в начале сентября. Отрядам, высаживавшимся с парохода и канонерок на песчаную отмель близ разрушенных причальных мостков, никакого сопротивления оказано не было. В самой Нингуте оставались лишь несколько маньчжур, да и те были древними стариками, и, казалось, даже не заметили произошедшего. Развалины былой крепости лежали на земле бурыми грудами, заросшими высокой травой и колючим кустарником. Там же были обнаружены сгоревшие остовы нескольких строений, по всей видимости, казарм и складов, возведённых близ руин. Они были сожжены, вероятно, перед уходом последнего цинского гарнизона. Первым делом ангарцами были приведены к присяге те немногочисленные семьи дючеров и дауров, которые, по их словам, ранее прятались в лесу, чтобы не быть уведёнными в Маньчжурию уходившими отсюда солдатами Цин. Дауры-разведчики из Сунгарийского полка, прочесывая местность в течение двух с половиной недель, привели к Нингуте ещё некоторое количество местных жителей, ушедших в леса. За время рейда дауры не встретили ни одного вражеского солдата. Более того, разведка не выявила никаких следов присутствия маньчжурских отрядов в нижнем течении Хурхи и её притоков. На обратном пути к Нингуте они повстречали ещё одну партию корейских солдат из города Хверёна, тайно посылаемых ваном Кореи в войско своего сына. Отряд лучников и аркебузиров сопровождал офицер Ли Минсик, заместитель Сергея Кима, куратора корейских формирований Сибирской Руси. Таким образом, численность корейских отрядов возросла до двух тысяч бойцов, и уже впору было формировать войско из двух полков или полноценную бригаду. Корейцев отвезли в тренировочный лагерь под Сунгарийск, где они поступили под начало Сергея Кима и офицеров воеводы Матусевича. Обыкновенно ван Ли Инджо отправлял на север хороших солдат, всецело ему преданных, якобы для выполнения карательных операций, проводимых по просьбам маньчжурской администрации Пекина. В этот раз корейцы должны были разрушить несколько поселений нанайских и дючерских родов за их отпадение от верности Цин. И каждый раз сеульские послы перевозили через Амноккан к Мукдену вести о том, что очередной отряд, посланный на усмирение варваров по просьбе Цин, бесследно пропал в тех землях. В этот раз на Сунгари ушло пять с половиной сотен воинов.

    Обратным рейсом канонерки привели ещё несколько лодий со стройматериалами - обработанным лесом, камнем, кирпичом, мешками с цементом и прочим. Пока это складировалось и прямо на землю, и в спешно возводимых для этого помещениях. По замыслу Матусевича Нингуте отводилась очень важная роль - она должна будет стать краеугольной крепостью, прикрывающей Уссурийский край и будущие порты на юге этого региона.

    Промозглым октябрьским днём во Владиангарске встречали долгожданный караван, который был сформирован ещё в Карелии полковником Смирновым. Сделав двухдневную остановку в Енисейске, где люди получили отдых после подъёма по Енисею, и забрав там два десятка мужиков с двумя мальчуганами, охочих до 'службишки онгарской', за что местному воеводе было уплачено сполна, 'Гром' вскоре огласил окрестности пограничья протяжным гудком, появившись у причала ворот в Русь Сибирскую. На этот раз с мостков на крепкие доски причала сходили не только привычные прежде русские крестьяне, мастеровые или ремесленники, нанимавшиеся теперь в ангарских факториях с письменного дозволения дьяка Ангарского приказа и уплаты немалой пошлины, взимаемой с представителя Сибирской Руси, но и пленённые воинами Смирнова шведские солдаты. Большая часть из них, правда, была финнами, поставленными под ружьё королевскими офицерами. Четыреста пятьдесят полоняников оставили на лодиях, пока таможенный пост проходили добровольные переселенцы с Руси, числом до двух сотен. В тот же день, после прохождения таможни и мытья в бане, они получили комплект новой одежды, документы и семейные направления на поселение, которые выдавалось в зависимости от того, чем именно поселенцы могли помочь своей новой земле, каким мастерством они владели либо какое ремесло могли бы освоить. Пообедав в гостевой столовой, без малого двести человек вскоре отправились вверх по реке, к порогам. Там переселенцы должны будут пересесть на подготовленные к их приезду многоместные крытые повозки. Утомлённым долгой дорогой людям оставалось до конечной точки совсем немного, лишь несколько дней пути.