Читать онлайн «Вся трилогия "Железный ветер" одним томом». Страница 89

Глава 5

Монарх может очень многое, почти все, что не запрещено законами физики. Достаточно вызвать секретаря — и любое желание исполнится, от изменения меню обеда до внезапной поездки на край света. Императору не нужно знать, сколько денег у него в бумажнике, не нужно планировать семейный бюджет и складывать копейку к копейке. Его нельзя купить, потому что ни один злодейский наймит не сможет предложить больше, чем уже есть у государя — целая империя со всеми ее богатствами. Одного росчерка пера самодержца достаточно, чтобы решить вопрос войны и мира, привести в движении миллионы людей и миллиарды рублей. Как говорила Ольга Спокойная, достаточно постучать карандашом по столу в Омске, чтобы тревожно завыли сирены в Скапа-Флоу, главной базе британского флота.

Все имеет свою цену, и это отнюдь не красивый оборот, вложенный авторами бульварных книг в уста своих персонажей. Очень многие честолюбцы начинали свой путь наверх в поисках богатства, могущества и мирской славы, но чем выше карабкались, тем тяжелее становилось осознание простой истины — кому многое дано, с того и спросится. Спросится Ответственностью и Долгом. Монарх может все… и почти ничего. Если, конечно, он настоящий правитель, а не временщик.

Константин дочитал последний лист и отложил его в сторону, на вершину увесистой стопки — только первоочередное и сверхважное. Давно, очень давно, еще в детстве, его захватил образ испанского короля Филиппа Второго.

«В марте 1571, например, король получил более 1250 личных петиций, в среднем более 40 в день. В период от августа 1583 года до декабря 1584 — около 16 000 петиций, более 30 в день. Плюс он читал и правил исходящие письма, подписывал каждый приказ. В один день, по словам короля, его чтения и подписи ожидали около 400 бумаг. В 1580 году, по словам венецианского посла, Филипп в некоторые дни перерабатывал около 2000 различных бумаг. Периодически он сам ужасался объёму работы и писал тому, кто полностью его понимал, личному секретарю: «Передо мной лежат 100 000 бумаг…».[10]

Тогда это казалось маленькому Косте обычным литературным преувеличением, гиперболой, подчеркивающей работоспособность и ответственность великого короля. Теперь, много лет спустя, эти воспоминания вызывали только горькую усмешку — несколько сотен неотложных дел стали ежедневной каторгой, настолько привычной, что и каторгой-то уже не назовешь.

Константин бегло просмотрел очередной отчет, на этот раз от петроградских двигателистов. Реактивная тяга упорно не давалась имперским конструкторам, впрочем, американским тоже. В отличие от ракет, реактивный двигатель строился вокруг турбины, бешено вращающейся в потоке пламени. Жаропрочные и жаростойкие сплавы, способные выдержать такие температуры, Империя производила в ничтожных количествах, для штучных образцов. И даже сделав все потребные детали, собрать их в единый рабочий механизм — не получалось. Самый многообещающий прототип проработал целых 25 секунд и эффектно вспыхнул после выгорания одной из лопаток турбины. Керамика была устойчивее, но ее применение требовало полностью переработать схему агрегата.

В итоге, смелые планы сделать свой реактивный самолет отодвигались в весьма нескорое будущее. Хорошо хоть с созданием винтовой авиации дела обстояли лучше. Первые образцы тяжелого бомбардировщика, буквально «перепиленного» из экраноплана типа «летающее крыло», завершались с многообещающим результатом. План создания специального бомбардировочного дивизиона для атаки коммуникаций противника понемногу обретал реальность. Если сохранить прежний темп, к концу мая удастся собрать примерно пятнадцать машин и в решающий момент преподнести неприятный сюрприз конвоям «семерок».

Пятнадцать бомбардировщиков-ракетоносцев, которые собираются вручную и стоят дороже собственного веса в золоте.

Механорганизатор на углу стола негромко звякнул и с тихим щелчком перекинул очередную карточку. Константин скользнул по ней взглядом, вспоминая — что идет следующим номером в списке дел. Да, важная встреча, пусть и неформальная. В таких «посиделках» зачастую принимаются куда более значимые решения, нежели на помпезных и насквозь официальных мероприятиях. Собственно, серьезные вопросы главным образом так и решаются — тихо, без лишней помпезности и ненужных свидетелей.

В дверь постучали и выждав мгновение, открыли. Незаметный человек в незаметном костюме вкатил столик на колесиках, похожий на сервировочный. Несколько неуловимых движений, и у окна кабинета возник крошечный оазис восточной культуры — низкий стол, букет хризантем, простой фарфоровый чайник на электрическом подогревателе, стилизованном под бамбуковую циновку. И две крошечные чашки в бело-красной цветовой гамме. Произведя все необходимые манипуляции, незаметный человек легким поклоном обозначил конец действа и испарился, подобно струйке пара из чайного носика — по крайней мере, такое создавалось впечатление от его ухода.

Прибыл гость.

Господин Ду Вэймин, председатель «Трехстороннего экономического объединения», был очень похож на игрушку-болванчика — низенький, шарообразный, кивающий через слово и с вечной улыбкой на лице. Учитывая, что одевался он по моде минувшего века — темные тона, белая сорочка с высоким стоячим воротником и узкий галстук, охватывающий шею подобно удавке, общее впечатление получалось почти карикатурным. Словно китаец-слуга, сошедший со страниц приключенческого романа рубежа веков. Образ был столь отточен, столь закончен, что регулярно вводил в заблуждение даже сильных мира сего, хорошо осведомленных о долгом пути, который проделал сирота из трущоб Нанкина, поднявшийся до лидера экономического союза Китая, Японии и Австралии. Тот факт, что даже закоренелые шовинисты японцы приняли главенство китайца, о многом говорил понимающему человеку.

— Приветствую вас, мой друг, — радушно произнес император, поднимаясь навстречу Ду Вэймину. — Приятно наконец-то увидеть вас воочию, после пяти лет весьма приятственной и полезной переписки.

— Господина Импелатола! Пливетствую! — сердечно ответил низенький китаец, сгибаясь в поклоне.

Константин слегка скривился, специфический юмор председателя «Объединения» иногда оказывался чересчур… специфичным.

— Господин Ду, оставим эти шутки, — предложил он. — Прошу вас, — широким гостеприимным движением государь указал на столик с чаем.

— Прошу прощения, я не мог не попробовать, — еще шире улыбнулся китаец, немедленно перейдя на очень хороший русский. — С радостью приму ваше приглашение.

Первую чашку они выпили в молчании, делая вид, что целиком поглощены напитком. Константина, любившего крепкий чай с медом и молоком, терпкая зеленоватая гадость не впечатлила, зато Вэймин причмокивал и блаженно щурился. Слава богу, сосуды были маленькими и много времени процедура не заняла. Император собственноручно налил по второй чашке, и деловой разговор начался.

— И помогает? — осведомился Константин. Он специально не уточнил, о чем идет речь, проверяя прозорливость собеседника.

— Вы бы удивились, узнав, как часто, — китаец все понял правильно. — Это присуще большинству белых — если воспроизвести некие знаковые признаки, они видят перед собой глупую желтолицую обезьяну, которую легко обмануть. Впрочем, справедливости ради, ваши соотечественники почти неподвержены влиянию этого трюка.

Константин важно кивнул, обдумывая, что на самом деле хотел сказать собеседник. Скорее всего, Ду Вэймин завуалировано подчеркнул, что разговор пойдет прямой и достаточно жесткий, намекнул, что дипломатическим уловкам не поддастся и слегка подсластил общий посыл национальным комплиментом.

Эти азиаты с их тройным-пятерным толкованием каждой фразы…

— Мы получили предоставленные вами нецензурированные материалы, описывающие методы ведения войны ваших противников, и их политику на оккупированных территориях, — китаец все же решил проявить инициативу. — Всем сердцем сочувствуем испытаниям, которые выпали на вашу долю. Признаться, я был шокирован, когда понял, что имперской пропаганде приходится не столько разжигать ненависть к агрессору, сколько уберегать граждан от морального шока. От лица моих коллег и от собственного сердца выражаю глубочайшее соболезнование и пожелание скорейшей победы.

Вэймин поклонился.

— От лица моих подданных и как гражданин России, с благодарностью принимаю ваши пожелания, — Константин склонился в ответ, настолько, чтобы угол наклона остался несколько меньшим, чем у китайца, но в пределах разумного уважения.

— Итак, у нас возникли определенные трения относительно закупки продовольствия, — нейтрально начал он, предоставляя собеседнику возможность отразить свое отношение к проблеме.