Читать онлайн «Операция "Невозможное" (Лето и осень сорок пятого)». Страница 27

Имя подполковника Петрова, полк которого уничтожил сорок два танка и самоходных орудий противника, не раз упоминалось в оперативных сводках этого дня. Последний раз его имя промелькнуло в разговоре командарма 49-й армии с командующим фронтом.

— Правда, сорок два танка уничтожено? Все верно? — переспросил командарма Рокоссовский.

— Эти сведения указаны в донесении командира дивизии Горчакова, со ссылкой на рапорт комполка, товарищ маршал. В полк подполковника Петрова ездил начальник оперативного отдела штаба армии полковник Овцын. Он лично видел только одиннадцать подбитых танков противника. Остальные разглядеть не смог, так как прибыл в полк поздно вечером. Ещё есть косвенное подтверждение от летчиков, прикрывавших полк с воздуха. Согласно их рапортам они наблюдали не менее двадцати уничтоженных машин немцев на подступах к Груббе.

— За такие успешные бои, обязательно награждать надо! Пишите представление на Петрова, военный совет фронта поддержит.

— Да видите ли какое тут дело, Константин Константинович. Вместе с донесением, командир дивизии подал рапорт на подполковника Петрова, обвинив его в нарушении субординации и самоуправстве во время боя. В связи с этим, военный совет армии не готов ходатайствовать перед фронтом о награждении подполковника Петрова — со вздохом пояснил Гришин.

— А в чем конкретно проявилось его самоуправство? — удивился маршал, точно знавший, что сорок два танка на войне просто так не подбивают.

— Без ведома и согласия командира дивизии, подполковник самовольно ввел в бой приданный дивизии гаубичный полк. Сам Петров объясняет свои действия тем, что не смог связаться с Горчаковым и был вынужден действовать самостоятельно исходя из обстановки. Один из его батальонов был атакован превосходящими силами противника, пехотой с танками, и только поддержка гаубичного полка помогла отразить атаку противника.

— Ну а сам ты, Иван Тихонович, как оцениваешь действия подполковника? Прав он или комдив? — напрямую спросил генерала Рокоссовский и командарм напрягся.

— Да как вам сказать, товарищ маршал. Я не исключаю, что действия подполковника Петрова действительно могли быть обусловлены сложившимися обстоятельствами. Ведь главный удар немцев как-никак пришелся именно на его полк. Однако командир дивизии и прежде жаловался мне на Петрова, который с момента вступления в должность, постоянно с ним пререкался. Очень уж неуживчивый человек, этот наш якут — подытожил командарм, полагая, что тема о награждении строптивого комполка закрыта, однако у маршала оказалось иное мнение.

— Якут? Какой якут? Подполковник Петров? Как его зовут? Георгий Владимирович? — забросал вопросами генерала Рокоссовский. В трубке было хорошо слышно, как застигнутый врасплох Гришин торопливо листал бумаги, а затем подтвердил догадку командующего фронта.

— Так точно, товарищ маршал. Подполковник Петров Георгий Владимирович — осторожно доложил командарм.

— Я хорошо знаю подполковника Петрова по ноябрьским боям под Варшавой. Толковый и грамотный мужик. Только почему он подполковник? Хорошо помню, что перед отбытием с фронта подписывал ему представление на полковника.

— Не готов ответить на ваш вопрос, товарищ маршал. Если надо, то я немедленно уточню и сразу же доложу вам.

— Не надо. Петров по ранению был отправлен в госпиталь, в Москву, а там скорей всего представление канцелярия заиграла, — Рокоссовский оторвался от аппарата и обратился к стоящему рядом адъютанту, — срочно сделайте запрос кадровикам относительно представления на подполковника Петрова Георгия Владимировича.

Затем придвинул к уху трубку и с интересом спросил у Гришина: — Так как военный совет армии намерен наказать подполковника Петрова?

— Военный совет армии ещё не принял окончательного решения по подполковнику Петрову, товарищ маршал — замялся командарм, — надо всесторонне разобраться с этим вопросом.

— Вот и хорошо, разбирайтесь. А пока поздравьте его от моего имени с награждением орденом Кутузова 3 степени. Военный совет фронта считает, что командиров, чьи подчиненные подбили сорок два танка противника и не допустили прорыва обороны, следует достойно поощрять. — Рокоссовский замолчал, а затем добавил. — У нас с вами впереди трудные дни… Очень трудные дни. Надеюсь, вы меня правильно поняли.

Решение маршала о награждении Петрова высоким полководческим орденом было продиктовано отнюдь не простым желанием, навести справедливость в отношении незаслуженно обиженного человека. Час назад Рокоссовский докладывал Сталину о положении дел на фронте. Верховный внимательно выслушал маршала, а затем сказал: — Все это очень хорошо, товарищ Рокоссовский но, к сожалению, мы не добились того, чего хотели добиться. Согласно последним сведеньям разведки, господин Черчилль с самого начала был настроен на полномасштабные военные действия против нас — с сожалением констатировал Сталин.

— Наш стратегический посыл оказался не совсем верным, но у нас есть ещё время и возможности для его исправления. Ставка считает необходимым нанесение по войскам Шернера контрудара силами 49-й армии с последующим переходом соединений фронта в контрнаступление по направлению Гамбург и Киль. Директива об этом уже Вам отправлена. Учитывая всю сложность поставленной перед Вами задачи, принято решение передать в ваше распоряжение 5-ю танковую армию, а также 2-ю и 11-ю гвардейские армии из состава 3-го Белорусского фронта в качестве оперативного резерва. Согласно поступившим в Ставку сообщениям их переброска в ваш оперативный тыл началась три часа назад — Сталин замолчал, давая возможность маршалу переварить услышанные новости, а затем продолжил.

— По утверждению представителей Генерального Штаба, англичане в отличие от немцев и французов традиционно считаются для нас неудобным противником. Надеюсь, что это досадное суеверие не помешает вашим войскам выполнить приказ Ставки?

— Нет, не помешает, товарищ Сталин, — без малейшего раздумья ответил Рокоссовский. — Англичане действительно хорошие солдаты и две прошедшие войны это наглядно показали. Однако наш солдатский долг бить любого врага, который посягнул на нашу советскую Родину и мирную жизнь трудового народа. Командование фронтом сделает все возможное и невозможное, для выполнения поставленной перед нами задачи.

Голос командующего фронта звучал твердо и уверенно, и это придало Верховному хороший заряд бодрости, которая так необходима в трудные часы.

— Вы, очень хорошо сказали, Константин Константинович. Лучше и не скажешь. Я очень надеюсь на Вас и Ваших подчиненных. Сейчас нам как никогда прежде, нужна сокрушительная победа над врагом. Чем быстрее мы сможем лишить господина Черчилля его опасных иллюзий, тем скорее будет потушен этот опасный пожар, и мы сможем вернуться к мирной жизни.

— Я вас очень хорошо понял, товарищ Сталин. Можете на меня положиться.

— Большое спасибо, от меня и от всего советского народа, Константин Константинович. Успехов Вам. Я очень на Вас надеюсь, до свидания.

— До свидания, товарищ Сталин — сказал Рокоссовский, с тяжелым сердцем кладя трубку ВЧ. Не нужно было быть большим провидцем, чтобы понять, что солдат его ждали серьезные бои. Как и два года назад им предстояло вновь наступать на запад, платя за каждый пройденный вперед метр платить своими жизнями, ради мира на земле. И самым лучшим стимулом для солдат вновь шагнувших навстречу смерти, по твердому убеждению Рокоссовского была справедливая оценка их мужества и умения, бить врага и уничтожать его танки. Такова была жестокая диалектика войны, и её невозможно было изменить.

В течение всего дня 3 июля в кабинет Сталина шел нескончаемый поток посетителей, вызванных в Кремль в связи с началом военного конфликта с бывшими союзниками на территории Германии. Вновь, как в кризисном сорок первом году заседание Ставки Верховного командования, сменяло заседание комитета обороны, вслед за которым начинала работу специальная рабочая группа по тому, или иному вопросу. Затем следовали доклады представителей различных наркоматов, после этого наступал двадцати минутный перерыв на обед, и все начиналось сначала в неослабевающем темпе.

Сидевший в приемной дежурный секретарь бисерным подчерком аккуратно заносил в журнал посещения фамилии тех, кто переступал порог сталинского кабинета. Педантичный служака, он привычно фиксировал время входа и выхода тех, на чьи плечи легло тяжелое бремя новых горьких испытаний.

До самого вечера у Сталина сохранялась определенная надежда, что военное противостояние с бывшими союзниками удастся остановить на уровне приграничного конфликта. Для одетого в военную форму шестидесяти пятилетнего человека, стоявшего во главе Советского Союза, мир был важен и необходим как никогда прежде. Ради его сохранения, он был готов закрыть глаза на мерзкие происки со стороны бывшего союзника и даже на небольшое пролитие крови. Однако последние сведения, полученные из Америки по каналам разведки, полностью похоронили эти надежды.