Читать онлайн «Повелители сумерек». Страница 44

— Подмогу? — задумчиво оскалился Никодим. — Дело говоришь, батя… Вот только поспеют ли? Ну да ладно, полезли наружу.

— А у вас что, и передатчик имеется?

— Имеется, имеется, — заверил папу вошедший Джованни. — Давайте, ваше святейшество, поторапливайтесь…

Через пять минут они уже стояли в западной части кладбища.

— Эй, Антонио! — постучал Джованни когтистым пальцем по одному из надгробий. — А ну вставай, проклятьем заклейменный!..

— Чего тебе? — донесся из-под земли недовольный голос.

— Говорю, вылезай! Голова твоя нужна!

— Как баб водить — так Антонио на стреме, а как голова… — забубнил под плитой сердитый Антонио, но Никодим перебил его:

— Слышь, Тоша, если ты немедленно не угомонишься и не вылезешь, я тебя лично за ноги вытащу, и тебе тогда тот свет этим покажется…

Папа машинально перекрестился, и Джованни шарахнулся в сторону.

— Вот ведь приспичило, и отлежаться не дадут…

Плита приподнялась, и в чернильном проеме образовался сутулый скелет с кислым выражением черепа.

— Пойми, Тоша, — проникновенно заявил Никодим, — нам сейчас башковитый мужик во как нужен!..

— Да ладно, — застеснялся скелет. — Берите, раз надо…

И снял череп, протягивая его Никодиму.

— Где Вурдман?! — заорал довольный упырь, поглаживая Антонио по гладкой макушке. — Где эта морда…

— Сам дурак, — перебил его обидчивый Вурдман, появляясь невесть откуда. — Уже и родственников проведать нельзя… Держи, матерщинник!..

Никодим взял у него пару посеревших от времени берцовых костей и сложил весь комплект на плите.

— Связист! Давай сюда!

Прибежавший на крик тощий очкарик Упырявичюс ухмыльнулся, взял кости и принялся бодро отстукивать на широколобом черепе Антонио нечто среднее между морзянкой и тарантеллой.

— Да не колоти так — больно же! — поморщился череп, но на него не обратили никакого внимания, и он обиженно смолк.

Сигналы непокорного кладбища Сан-Феличе стремительно понеслись к Луне, отражаясь от ее диска и достигая в падении многих областей Земли; и в тех местах зашевелился рыхлый грунт, дрогнули древние курганы, заскрипели прогнившие кресты и со скрежетом стали подниматься тяжелые могильные плиты…

— Полундра! — внезапно прервал Никодим сеанс связи. — На подходе оккупанты! Папу — в укрытие, остальным занять позиции! Не боись, братва, — хлебнем зеленки напоследок!..

Спустя мгновение глайдеры противника уже утюжили серебряными пулями последний бастион свободомыслия. Рявкали кассетные колометы, осина косила защитников одного за другим, и удушливое облако чесночного запаха поползло над трясущейся землей. Героические нетопыри бились грудью в защитные колпаки машин, и в сполохах стала отчетливо видна фигура Никодима, стоявшего под пулями в полный рост и выкрикивавшего сорванным голосом:

— Ни шагу назад! Велика Земля, а отступать некуда! Кто знает заклятия — сбивай паразитов!..

Высунувшийся Вурдман торопливо забормотал что-то на иврите, но это не возымело особого действия.

— Раскудрить твою через коромысло в бога душу мать триста тысяч раз едрену вошь тебе в крыло и кактус в глотку! — взревел разъяренный Никодим.

— Аминь, — робко добавил из склепа папа Пий.

Гремучая смесь иврита и латыни с чалдонским диалектом вынудила два глайдера взорваться прямо в воздухе.

— Парни! — неожиданно крикнул из окопа охрипший Упыренко. — Они пехом прут!..

— Вперед! — заорал Никодим, вспрыгивая на бруствер и разрывая на груди полуистлевшую тельняшку. — За мной, братва! Покажем членисторогим, как надо умирать во второй раз!..

И за широкой спиной Никодима встали во весь рост черноволосые вампиры Флоренции и Генуи, горбоносые упыри Балкан, усатые вурдалаки Малороссии и Карпат…

Они шли в свою последнюю атаку.

Многоголосый рев раскатился неподалеку за южными склепами, рев сотен глоток, и Никодим на мгновенье обернулся — и застыл, недоуменно глядя на стройные колонны, марширующие к кладбищу Сан-Феличе от дальних холмов.

Они услышали. Они успели вовремя.

Якши Фуцзяни и Хэбея, зомби Бенина и зумбези низовий Конго, алмасты Бишкека и тэнгу Ямато, ракшасы Дели, гэ Ханоя, гули Саудовский Аравии, уаиги Осетии, ниррити Анголы, полтеники Болгарии, бхуты Малайзии и Индонезии…

— Наши… — шептал Никодим, закусив губу прокуренными клыками, и по небритым щекам его бежали слезы, — Наши идут… Вот она, международная солидарность, вот он, последний и решительный…

Джованни молился.

Ряды гоблинцов смешались, и пришельцы стали беспорядочно отступать к своим кораблям.

— Ага, гады, не нравится! — Никодим мертвой хваткой вцепился в обалдевшего от ужаса захватчика. — Пей до дна, ребята!..

Серое небо почти одновременно прочертило несколько огненных столбов — гоблинцы в панике стартовали, спеша унести дрожащие члены ног.

И тогда навстречу им побежал маленький лысый еврей, путающийся в длинных полах старомодного одеяния; а за ним, словно на привязи, неумолимо надвигался Огненный Столп Иеговы.

«Дядя…» — ошарашенно пискнул Вурдман, но великий каббалист раввин Арье-Лейб даже не обернулся, увлеченный преследованием.

Ослепительная вспышка озарила Землю, и с нашествием было покончено.

— А дальше?!

— Дальше…

Дедушка встал, и на его саване тускло блеснули медаль «За оборону Земли» и почетный знак «Вампир-ветеран».

— Дальше как обычно. И стали они жить-поживать…

— И гематоген жевать! — хором закончили сияющие внуки.

Дедушка счастливо улыбнулся и направился к наружной двери склепа, где в почтовом ящике его уже ждала корреспонденция: муниципальный еженедельник «Из жизни мертвых», научно-популярная брошюра «Светлая сторона склепа» и письмо.

Забрав почту, дедушка прошлепал к холодильнику и извлек из него пузатую бутылку с надписью на наклейке: «Кровь консервированная с адреналином. Пить охлажденной». Один из внуков потянулся было за другой бутылкой, с темно-зеленой жидкостью, но старый вурдалак строго одернул неслуха и захлопнул дверцу.

— Мал еще! Нечего к хмельному приучаться! Это от тех… залетных… Вроде контрибуции. Этим самым и берем…

Он приложился к первоначально выбранной посудине и, сделав основательный глоток, довольно крякнул:

— Хорошая штука, однако, с адреналинчиком. Бодрит! И для здоровья полезно…

Обиженный внук включил телевизор, и бодрый голос диктора сообщил:

— А сейчас в эфире передача «Для тех, кто не спит вечным сном…»

Дедушка расположился в кресле, убавил звук и распечатал письмо, написанное неустойчивым детским почерком и начинавшееся словами:

«Дорогой дедушка Никодим! Пишет тебе девочка Варя из твоего родного села Кукуйчиково. Я хочу быть такой, как ты, и когда вырасту большой…»

Дом купца Попеняки стоял на ушах. Жутко выл из своей конуры пес, жалобно квохтали куры, скисло все молоко в кладовке, и подгорел обед. Из прислуги в доме осталась одна кухарка — все остальные сбежали в страхе. Неделю назад полоумная старуха-кормилица впустила в дом неизвестного, благородного и прекрасного господина, приняв его за любовника покойной госпожи (коего батюшка нынешнего Попеняки сорок лет как тихонько утопил в нужнике). Господин сперва наградил старуху жадным поцелуем в обвисшую шейку, спустя двое суток явился снова — и очумевшие от ужаса слуги нашли поутру мертвым молоденького шалуна-приказчика. А теперь наступила очередь Марыси, прелестной, как коробка конфет, полнокровной и розовой младшей дочки купца. Старшая дочка, тощая и желчная Эльжбета, очевидно, не привлекла бы даже вампира, а вот малышке можно было готовить гроб и осиновый кол заранее… И ведь ни один караван не возьмет девчонку, которая приглянулась кровососу, ни один дом не откроет двери. А пока белорясники из городской управы примут и зафиксируют жалобу, пока соберут свой «летучий отряд», пока запасутся снадобьями и заточат серебряные кинжалы, клятая тварь высосет половину семьи так же смачно, как сам Попеняка высасывал (морщась и отплевываясь тайком — но положение требует) склизких заграничных улиток на ежегодном банкете. Враз поседевший от переживаний купец ходил взад-вперед по длинному коридору, уныло грыз семечки, спускался в подвал, любовался полными сундуками — деньги тлен, толку было всю жизнь копить. Каждый шорох, каждый скрип ставен, каждый стук в многострадальную, запертую на пять замков дверь заставлял несчастного отца вздрагивать…

Ночь сгустилась над черепичной высокой крышей купеческого жилища, крутанула громоздкий флюгер, шуганула мышей в кладовке, задула свечи в девичьих спальнях. Все затихло — даже звонкоголосые соловьи в саду замолчали, словно им запечатали клювы. Колыхаясь, как персик в желе, выплыла на небосклон сияющая луна, резкие полосы света и тени рассекли сумрак. Железный засов на окошке разогнулся словно бы сам собой.