Читать онлайн «Куда Кейнс зовет Россию?». Страница 47

Здесь указан главный порок неоклассического синтеза, состоящий в «игнорировании капиталистической природы экономики». Минский обнажает предвзятый подход мэйнстрима, в силу чего весь фокус своего внимания он концентрирует на равновесии, призванном подтвердить ее утверждение о стабильности капитализма. В то же время ортодоксия не уделяет должного внимания спекуляциям в банковской и финансовой сфере, которые как раз и вызывают нестабильность капиталистической экономики.

Тот же Минский по этому поводу пишет: «В то время как Кейнс в «Общей теории» предложил, чтобы экономисты взглянули на экономику совершенно иначе, чем раньше, только те части его книги, которые могут быть легко интегрированы в старый взгляд на вещи, закрепились в сегодняшней общепринятой теории. Утерян был взгляд на экономику как все время находящуюся в развитии, поскольку она накапливает в ответ на действие нарушающих равновесие сил, которые являются внутренними по отношению к ней. В своей теории 1935 г. (ошибка, так как имеется в виду 1936 год. – С. Дз.) Кейнс показал, что в результате того способа, которым осуществляется накопление в капиталистической экономике, ее успешное функционирование может носить лишь переходный характер; нестабильность является внутренним и неустранимым пороком капитализма.

Утвердившийся взгляд состоит в том, что сложился ряд особых неблагоприятных обстоятельств, которые ввергли экономику в Великую депрессию. Согласно этой точке зрения, умелая политика может гарантировать, что этого не случится вновь. Стандартная теория 1950-х и 1960-х годов утверждала, что, если политика будет достаточно искусной, то полная занятость при стабильных ценах может быть достигнута и может поддерживаться. Наличие внутренних, разрушительных сил игнорировалось; неоклассический синтез стал экономической теорией капитализма без капиталистов, капитальных активов и финансовых рынков. В результате в современной общепринятой теории мало что сохранилось от Кейнса» (Minsky, 1986, p. 133-134).

Здесь выражена опирающаяся на кейнсианский анализ центральная идея книги Минского о присущей капитализму внутренней нестабильности, которая со временем доводит его до новой Великой депрессии. Сегодня этот прогноз блестяще подтвержден, но вчера его мало кто признавал. Позицию в экономической науке определяли оркестранты неоклассической ортодоксии, которыми дирижировали звезды Нобелевских премий, авторы популярных в мире учебников экономикс и другие, признанные мэйнстримом авторитеты. Они же утверждали, что основные трудности, с которыми капитализм сталкивался в прошлом, уже преодолены и дальше его ждет залитая солнцем прямая дорога к еще лучшему будущему. Так, Нобелевский лауреат 1995 года по экономике Роберт Лукас (Robert Lucas) в лекции 2003 г. на ежегодной конференции Ассоциации американских экономистов после своего объяснения современной мировой ситуации заявил, что «центральная проблема недопущения депрессии решена, если говорить о ней на практическом уровне» (Кругман, 2009, с. 24).

С помощью сложных теоретических конструкций, подкрепленных обильным математическим аппаратом, представители мэйнстрима рисовали будущее капитализма в самых радужных красках. Такой рисунок был бальзамом на душу тем, кто уверовал в безупречность капитализма. Поэтому Нобелевские премии щедро сыпались на головы тех, чьи идеи и разработки больше всего соответствовали идеологии безупречности капитализма (King, 2002, p. 243). Большее число нобелевских лауреатов мы видим среди представителей США, где разразился кризис, и ни одного из Китая, экономика которого оказалась наиболее устойчивой перед потрясениями.

Тот же самый подход Нобелевского комитета мы видим по отношению к представителям посткейнсианства и всех других школ, подвергавших капитализм критическому анализу и на этом основании предвещавших приближение нынешнего кризиса. Такие неортодоксальные экономисты, как Джон Гэлбрейт, Михаил Калецкий, Пьер Сраффа, Джоан Робинсон, Николас Кальдор, Хайман Минский, Джефри Харкоурт, по своему вкладу и признанию в научной среде никому из нобелевских лауреатов не уступают, а многих превосходят. Но их критический анализ и предвещание неизбежной грозы делали их неугодными сидящим на идеологическом олимпе Нобелевского комитета по экономике. В этом вопросе капитализм обнаружил полное сходство с коммунизмом. У нас точно так же специалисты, стоявшие на почве коммунизма, но критически разбиравшие его пороки в благих целях их устранения, раздражали власти и ее милостью не пользовались. Милости, награды и высокие звания предназначались тем, кто безоглядно восхвалял советский социализм. В итоге мы теперь пожинаем плоды печального отставания советской экономической мысли от мировой.

Ввиду преобладания таких нравов в научной среде историк посткейнсианства Дж. Кинг пишет: «Судьба посткейнсианства будет зависеть очень сильно от будущего развития мировой капиталистической экономики. Если бизнес-цикл в самом деле был упразднен (на этот раз), так что стабильный, неинфляционный рост продолжится бесконечно в условиях чего-то близкого к нынешнему неоклассическому (или псевдомонетаристскому) политическому консенсусу, тогда весьма маловероятно существование значительного рынка для посткейнсианских идей. Все будет совершенно иначе в случае новой Великой депрессии, если в последний раз представить себе возможность крайностей. Если это случится опять, говоря словами Хаймана Минского (Minsky, 1982), то привлекательность как радикальной программы интервенционизма, так и породившего ее анализа значительно возрастут» (King, 2002, p. 257).

Теперь, как видно всем, «это случилось опять» (It’ happened again). Тем не менее, неизвестно, изменится ли судьба посткейнсианства на Западе, станет ли оно признанной альтернативой неоклассической ортодоксии или по-прежнему останется уделом отдельных пророков на обочине экономической мысли. Что касается государств постсоветского пространства, то, как указывалось выше, более подходящей им теоретической концепции, чем посткейнсианство в сочетании с марксизмом и институционализмом при условии их обогащения соответствующими положениями марксизма и положительным опытом планового хозяйства, по моему убеждению, в современной мировой экономической мысли не имеется.

Каков же теоретический потенциал посткейнсианства?

При ответе на этот вопрос важно учитывать то, о чем говорилось выше: хотя его связь с Кейнсом является, так сказать, первородной, но в процессе развития оно вышло далеко за пределы наследия основателя. То, что сегодня посткейнсианство не принадлежит мэйнстриму, а выступает его альтернативой, в наших глазах является его несомненным достоинством. Во-первых, потому, что оно опирается на унаследованный от прошлого богатый теоретический потенциал классической политической экономии, от которой произошла и отразившая нашу специфику советская (российская) экономическая мысль; во-вторых, потому, что благодаря своей неангажированности, посткейнсианство сохранило способность критически оценивать и наиболее реалистично освещать происходящие социально-экономические явления. В силу своей альтернативности неоклассической ортодоксии оно не идеализирует капиталистическую действительность, а критически ее оценивает. Тем самым оно открывает нишу для учета и объяснения ситуации в странах, не принадлежащих западному миру и отличающихся своей спецификой.