Читать онлайн «Легкая голова». Страница 39

— Может, вам бы лучше дублера? Каскадера какого-нибудь, — посочувствовал плечистый, у которого румянец на сахарных щеках был совершенно круглый.

— Должен сам, — сдавленно ответил Максим Т. Ермаков, приноравливаясь плечами и локтями к низкому рулю.

Менеджеры, уважительно покивав, принялись трещать насчет гарантий и тюнинга, и что надо расслабить подвески, чтобы не расколбасило на заплатанном асфальте. Дружно решив за Максима Т. Ермакова, что ему нужна самая лучшая «защита», сейлсмены приволокли со склада кожаный комбинезон, красный с черным, под цвет приобретенного «интеграла», а также пару тяжеленной обуви и толстопалые перчатки. Натянув все это на потеющего клиента, они поставили его перед пятнистым зеркалом, привинченным к бетонной колонне. Отражение напоминало плакат из школьного кабинета биологии, на котором безмятежный мужчина демонстрировал освежеванную красную мускулатуру, только анатомия существа в комбезе была не человеческая, а марсианская. Колени, снабженные слайдерами, были неестественно вывихнуты, нарисованные сполохи на шлеме казались проекцией неантропоморфных мыслей, плавающих в инопланетной голове. Ничто в облике существа не свидетельствовало, что внутри находится Максим Т. Ермаков.

— Беру все, — пробубнил Максим Т. Ермаков из шлема. — И еще рюкзак какой-нибудь.

Был момент короткого острого ужаса, когда Максиму Т. Ермакову померещилось, будто головастики, пока он валандался в мотосалоне, успели заблокировать банковский счет. Но платеж спокойно прошел, после чего Максим Т. Ермаков, забирая карточку, дал себе слово снять остаток наличными. Плечистый сахарный менеджер с удовольствием согласился, забросив пиджак и портфель клиента в багажник, вечерком отогнать «тойоту» в Усов переулок — и похожий на скрепку явно ему позавидовал.

— Что ж, прокачусь, — пробормотал Максим Т. Ермаков и, скрипучий, неуклюжий, тяжелоногий, направился к байку, казалось, не сводившему раскосых настороженных глаз с блестящего ключика, зажатого в тупых перчаточных пальцах.

По наклонному пандусу Максим Т. Ермаков съехал, волоча ноги в шаркающих мотоботах, чувствуя себя пацаном на деревянной лошадке. Дежурная развалюха социальных прогнозистов спокойно синела в ленивой лиственной тени, двое в салоне, судя по вращательному движению челюстей, поглощали ланч. Они никак не среагировали на выезд кожаного чучела с разрисованной головой, глядевшего на них в упор бликом затемненного щитка. «Ну, падлы, приятного аппетита», — подумал Максим Т. Ермаков и крутанул газ.

Байк зарычал и прыгнул. Долю секунды Максим Т. Ермаков не понимал, где, собственно, оказался. Потом он обнаружил себя все на той же улице несущимся с приподнятым передним колесом по встречной полосе, прямо на оскаленный, дрожащий, яростно сигналящий джип. Как удалось отвернуть — неизвестно. Встречка состояла из ослепительных расплавленных пятен, взмахов пролетающего воя, гудков, а своя полоса, когда удавалось на нее попасть, — из расставленных в шахматном порядке, почти неподвижных задних бамперов и торчавших отовсюду зеркал. Байк, радостно отзываясь на ручку газа, гораздо хуже реагировал на тормоз, и Максим Т. Ермаков три из четырех светофоров проскакивал на красный, чувствуя себя счастливой мухой, вылетевшей из хлопка ладонями живой и невредимой. Байк, будто необъезженный конь, то и дело норовил сделать «свечу», и Максиму Т. Ермакову приходилось совсем ложиться вперед, чтобы заставить переднее колесо коснуться асфальта. Максим Т. Ермаков работал всем изнывающим телом, вальсировал с байком, обменивался с ним килограммами живого и железного веса, чтобы обходить безумные препятствия — все больше напоминающие иллюзию, дрожащие зеркала, в которых отражается и растет готовый разбиться мотоциклист. Всетаки он не решался пока закладывать повороты, и брызжущая солнцем субботняя Москва несла его по относительной прямой, точно по трубе. Максим Т. Ермаков почти не узнавал Москвы — то есть на дальнем плане то и дело возникали знакомые сочетания архитектурных форм, а вблизи все мельтешило, искажалось, каждый прохожий был как щелчок ногтем.

Внезапно труба вынесла Максима Т. Ермакова на шоссе — кажется, Новорижское, а может, и не Новорижское. Потекла навстречу, будто шелковая лента, разделительная полоса. Как-то вышло, что новый мотобот, независимо от воли Максима Т. Ермакова, повысил передачу, а перчатка добавила газ. И тут что-то случилось с вестибулярным аппаратом, и без того ненадежным: теперь все было так, будто байк с седоком не летит по горизонтали, а карабкается вверх. Оттянутый и облитый скоростью, Максим Т. Ермаков сидел вертикально на копчике, перед ним была грубая асфальтовая стенка, на которой крепились, вроде больших почтовых ящиков, разные транспортные средства. Сперва эти ящики оставались неподвижными, а потом стали валиться на Максима Т. Ермакова, только успевай уворачиваться. Слева и справа словно мазали малярной кистью с густо навороченной зеленой краской; заводными игрушками вертелись светлые и красно-кирпичные коттеджи.

Наконец заработала обещанная вентиляция комбинезона: пот обсох и облепил тело Максима Т. Ермакова клейкой паутиной. Здесь, на шоссе, уже нельзя было избегать поворотов; подчиняясь требованиям байка, неохотно расстававшегося со скоростью, Максим Т. Ермаков свешивался внутрь дуги, будто вьючный куль — и близко мелькал, похожий в этом ракурсе на покоцанную виниловую пластинку, полосатый асфальт. Максим Т. Ермаков ни о чем не думал, ничего не хотел. Он только удивлялся, что на дороге практически нет мотоциклистов. Лишь однажды он увидел впереди пятерку байкеров, тоже шедших с приличной скоростью, несмотря на то, что под ними явно были не спорты. Пятерка держалась удивительно ровным клином: казалось, между мотоциклами работает точно выверенный магнетизм. В отличие от всех других объектов вертикального мира, байкеры не валились вниз, а довольно долго держались впереди, дрожа и распухая, словно вот-вот собираясь взорваться; Максим Т. Ермаков даже успел рассмотреть округлые кожаные спины, расписанные в духе наглядной агитации касательно тока высокого напряжения и игры детей со спичками. Обходить пятерку пришлось на повороте, тут уж было никуда не деться, Максим Т. Ермаков висел практически рядом с «ямахой», высекая коленом из асфальта бенгальские искры, и ему абсолютно все было по хрену. Байкеры, еще подрожав, по очереди сползли назад и там взорвались, как хлопушки с конфетти. Каким-то чудом Максим Т. Ермаков все еще оставался в живых, пер себе и пер, конфетти мерцало в глазах, то белое, то цветное, холмы появлялись и ныряли движениями дельфинов, тени их, ложившиеся на трассу, проносились быстро, отчего казалось, будто время на трассе идет как в ускоренной съемке, когда вот так же проносятся рваными пятнами по пейзажу тени облаков.

Вдруг мотор понизил звук, еще порокотал и заглох. Мягко, вздымая пыль и потрескивая кварцевой крошкой, съехали на обочину. Вот ничего себе хваленая техника! Максим Т. Ермаков, выставив подножку неловким ударом бота, принялся осторожно, по-бабьи, слезать с мотоцикла. Ноги не держали совсем, онемевшие спина и задница казались громадными и мерзлыми кусками земли. Вспомнив, что на спине есть еще рюкзак, Максим Т. Ермаков полез туда за сигаретами, ничего не нашарил, стянул перчатки, достал, ткнул сигаретным фильтром в щиток.

Когда он стаскивал шлем, ощущение было такое, будто открыли крышку кипящего чайника. Тишина, окружившая Максима Т. Ермакова, была, по сравнению с глухотой внутри «интеграла», огромной и пустой. Понизу стоял сухой звон, словно кто натачивал сверкающие травины мелким инструментом, наверху шуршали облака. Слева зеленел откос, усеянный жирными кучками земли — вероятно, работа кротов; по гребню откоса темнели против солнца тополя, тени их, уже удлинившиеся, казались пририсованными детской рукой. Справа пространство буквально в десяти метрах от шоссе переходило в дальний план: совершенно недосягаемое, стояло на лугу какое-то длинное строение, с одной яркой предзакатной стеной; дальше все волнилось, тянулось полосами, бледнеющими к горизонту, и синеватая полоска леса была с аккуратной выемкой, словно от выпавшего переднего зуба — должно быть, тоже шоссе или просека. Максим Т. Ермаков не имел понятия, где он очутился. Зато социальные прогнозисты, вполне возможно, уже засекли своей навороченной аппаратурой гравитационный феномен.

Хотя нет, непохоже. С того, самого первого, появления государственных уродов в офисе Максим Т. Ермаков не чувствовал вокруг такой чистоты и пустоты. Хотелось сесть в траву, а потом лечь. Вот она, свобода. Казалось — если бы не потребность есть и пить, можно зависнуть в этой блаженной точке навсегда. И если, конечно, не хотеть денег. Нет уж, Максим Т. Ермаков не отцепится от головастиков, пока они не заплатят. Хватка обоюдна, вот в чем дело. Максим Т. Ермаков имеет наглость вести в танце, словно даму, особый государственный комитет. В возбуждении Максим Т. Ермаков даже притопнул ногой, спекшейся в мотоботе, будто пирог. Как же, стал бы он пускать к себе на кухню жуткого Вована и убиваться на спортбайке, если бы не десять миллионов долларов. Головастики должны Максиму Т. Ермакову денег — и за все за это, в том числе.