Читать онлайн «Locus Solus». Страница 47

Кроме того, с помощью авторитетного музыкального специалиста была создана необыкновенная система замедления неизвлекаемых колес, управлявшая каждой из восьми зон по отдельности и всеми вместе, препятствуя нестройному звучанию и давая свободу правильным и понятным сочетаниям звуков.

Инструмент Френкеля напоминал в уменьшенном виде автомат для сочинения музыки из Брюссельской консерватории.

Заботясь о том, чтобы на ее сеансах вдруг не начинали звучать карты, стоящие вертикально в коробке, Фелисите потребовала исключить такую возможность, что и было сделано с помощью мельчайшего подвижного грузика, останавливавшего все части механизма, как только он утрачивал горизонтальное положение.

Карту прорезали на всю длину по толщине от узкого конца, и внутрь был без труда вставлен металлический прямоугольный каркас, причем вся эта операция никак не сказалась на внешнем виде карты, а взрезанный край был опять заделан так, что от прорези не осталось следа.

Френкель начал изготавливать следующие карты, и вскоре они все превратились в невидимые оку вместилища музыкального механизма с восемью изумрудниками, который можно было легко извлекать и снова вставлять.

В художественном смысле изделие отличалось безупречной чистотой звучания и желаемой степенью неожиданности. Часто через картонный экран пробивались и сверкали над ним ореолы, всегда отмечая своим присутствием, вызванным, очевидно, каким-то внутренним слуховым сладострастием исполнителей, лучшие моменты концерта.

Фелисите следила за тем, чтобы все насекомые по очереди были заняты в представлении, после которого их отпускали на растения, где они находили себе иную пищу.

Музыкальные карты принесли гадалке большой успех, особенно потому, что она пускала их в ход вечером, рассчитывая на дополнительный эффект от зеленых нимбов. В каком бы музыкальном жанре ни выступали изумрудники, изворотливая старуха всегда находила в мотиве повод для предсказания, полученного от самой карты. Когда же появлялись ореолы, она с жадностью набрасывалась на новую плодотворную жилу, внезапно открывавшуюся перед ней в разгар ее пророчеств.

В силу совершенно обычного вида карт таинственная и внезапно возникающая музыка в сочетании с пылающими воздушными венцами производила сильное впечатление на любопытных, и их число все возрастало.

Во время своих музыкальных импровизаций изумрудники, как будто подчиняясь преследующему их року, часто начинали в тональности фа мажор одну характерную мелодию, хотя дальше начала дело не двигалось, и это не осталось незамеченным Фелисите. Но вот в один из вечеров английский турист, оказавшийся в обычной толпе зевак, услышал и узнал, едва только выложена была первая карта, в странном волнующем мотиве начало кантилены с берегов Альбиона и тут же допел ее до конца. Изумрудники стали вторить его голосу, чтобы исполнить вместе с ним в регистрах сопрано с интервалом в две октавы мелодию, которую они столь долго искали, и высветили яркие ореолы, отражавшие своей невиданной доселе силой веселье, приходящее, когда спадает напряжение. Удивленный таким подражанием, англичанин, не переставая петь, приложил ухо к карте, чтобы лучше разобрать звуки. Когда же он выпрямился, Фелисите опешила, увидев на его ухе и щеке восемь впадин в виде воронок, бывших, судя по их симметричному расположению, результатом действия ореолов. Несколько мгновений спустя впадины эти закрылись сами собой, не оставив никакого следа, и при этом англичанин ничего не заметил. На расспросы публики он сказал, что мелодия эта — шотландская народная песня «Шотландские колокола».

Вспомнив, что изумрудники присланы из Шотландии, Фелисите намотала сказанное на ус, а назавтра поведала обо всем приключившемся Базиру. По ее просьбе букинист послал своему собрату в Эдинбург целый список вопросов и через какое-то время получил от него подробные ответы и экземпляр «Шотландских колоколов». Всех этих каледонских грушанок выкопали на зеленом лугу неподалеку от каменной скамьи, на которую частенько присаживался молодой пастух, наблюдавший за своим стадом, наигрывая на волынке. Его волынка постоянно повторяла, видимо, любимый им мотив «Шотландских колоколов», звучавший в тональности фа мажор и впитанный в себя изумрудниками, которые позднее, когда их наделили музыкальным даром, пытались воспроизвести дремавший в их памяти мотив вплоть до того дня, когда при помощи «ведущего» они смогли исполнить всю мелодию. Радость, проявившаяся в этот момент в виде необычайно яркого свечения каждого ореола, наверняка связана была с пьянящим беглым воспоминанием о холодных родных просторах, которое в этой новой для них обстановке со слишком теплым климатом, несомненно, вызвало определенную ностальгическую грусть.

Отметив про себя самый впечатляющий момент из того, что проделал английский турист, Фелисите сама выучила «Шотландские колокола» и стала петь их в тональности фа изумрудникам, тотчас же подхватывавшим мелодию на октаву ниже и выше. Таким образом, она смогла добиваться по желанию возникновения ослепительных ореолов, таинственным образом приводивших к появлению безболезненных впадин на коже ее рук, когда она держала их над картами. Первоначальная тональность способствовала одновременному всплеску ореолов, а всем восьми изумрудникам одной карты давала возможность участвовать в их создании.

Распевая на своих сеансах эту мелодию речитативом, Фелисите использовала для предсказаний не только яркое свечение нимбов, но и загадочное кратковременное появление ямок на руках, делая ударение на их величине или на том, как быстро они исчезали.

Однако только ореолы, возникавшие от исполнения «Шотландских колоколов», ни за что не получавшегося у насекомых без ведущего голоса, обладали силой воздействия на кожный покров.

Заинтересовавшись самим свечением ореолов и особенно их таинственной продавливающей силой, Кантрель решил заняться более глубоким изучением изумрудников, о которых в книгах содержались лишь краткие упоминания и которые до того времени ускользали от серьезных исследований натуралистов.

Однажды вечером, рассматривая один из ореолов в надетую на глаз лупу часовщика, в то время как Фелисите своим старческим голосом не без успеха напевала «Шотландские колокола» восьми изумрудникам извлеченного из карты механизма, Кантрель обнаружил два почти невидимых световых конуса, вращающихся в противоположных направлениях и соединенных своими основаниями, причем нижняя вершина находилась на голове одного из насекомых, а верхняя — в воздухе. Нижний конус был синего, а верхний — желтого цвета.

Образованный двумя соприкасающимися и вращающимися в разные стороны кольцами ореол, получивший свой сочный зеленый цвет от соединения желтого и синего, тонкий и четко видимый, оставался неподвижным ввиду вращения колец в противоположных направлениях и резко выделялся на фоне слабо светящихся конусов, совершенно невидимых невооруженным глазом.

Кантрель вскрыл мертвого изумрудника и нашел в его голове два микроскопических конуса из сухого твердого вещества, расположенных вертикально основаниями друг на друге. Их вершины упирались в верхний и нижний своды чуть большей по размерам сферы, в верхней части которой метр проделал скальпелем боковое отверстие.

У Кантреля родилась идея, и он подал в определенное место сильный электрический ток, от чего, как он и предполагал, белые конусы завертелись в разные стороны. Одновременно с этим средней интенсивности ореол образовался прямо над конусами двух светящихся конусообразных фигур, увиденных с помощью лупы.

Загадка, таким образом, была раскрыта. Под влиянием какого-то мгновенного чувства удовлетворения, выражающегося в тончайших нервных сигналах, изумрудники приводили во вращение белые конусы, а те в свою очередь сразу же излучали собственное изображение, значительно усиливая его. Основания мнимых конусов касались друг друга благодаря некой блестящей воздушной субстанции, отходившей от них, тогда как основания настоящих конусов были отделены некоторым пространством.

Кантрель решил, что появление ореолов свидетельствовало не только, как это бывает у мурлыкающих котов, об умиротворенном состоянии, но должно было, как у светлячков, иметь любовный смысл и означать брачный призыв.

На этом, однако, анатомические исследования Кантреля не прекратились. Острие каждого из действительных конусов проходило сквозь отверстие сферы и оканчивалось в центре небольшого свободного внешнего белого диска, параллельного плоскости ореола и окруженного кольцом из нервных нитей, отходящих от главного нерва и вызывающих посредством магнитного воздействия вращательное движение, напоминающее работу электрических двигателей. Как только диск приходил во вращение, он передавал его конусу, с которым был соединен воедино.