Читать онлайн «Призрак бродит по Техасу». Страница 4

- Ну, а теперь, - продолжал он, обернувшись к карликам, - берите его вещи, гнусные малютки-конквистадоры, не то я продам вас в киборги! - Он отвернулся от карликов и окликнул мою возлюбленную: - Запали-ка для меня марихуанку, Лапонька, и pronto! [5] Не то весь твой гардероб я верну в театр для покрытия убытков, а тебе оставлю только средневековый мешок из-под лука!

Терпеть не могу, когда мной командуют, особенно со снисходительностью старшего братца. Не понравилась мне и манера Эльмо разговаривать с обворожительной нимфой, но его предложение меня устраивало. Тем более, что я не собирался покидать Далласа, пока не свыкнусь с притяжением и - подстрахуй Эрос! - не схожу на свидание при луне. Ведь даже и теперь малютка, ухватившись за широкий пояс Эльмо, гибко вскочив на его чуть согнутое могучее бедро и приклеив тлеющую сигарету к его выпяченной нижней губе, успела послать мне многозначительную улыбку и затрепетала ресницами в предвкушении грядущих восторгов.

Эльмо глубоко затянулся марихуановым дымом, его глаза остекленели, потом лихорадочно засверкали, и он крикнул:

- А ну, мексы, марш вперед! Пошли, Черепуша, время! Трое карликов несли каждый по одному черному с серебряными

ремнями пневмосаквояжу с моими пищевыми концентратами, запасными батарейками, зимней одеждой, париками и прочим. Они все еще поглядывали на меня с ужасом. Я последовал за Эльмо в десятифутовый проем, они юркнули в более низкий, чуть было не задев головой притолку, а моя смуглая красоточка порхнула за ними, гордо откинув головку.

И тут стало ясно, почему их спины согнуты.

Сокрушительность этого открытия вкупе с моими тщетными попытками отыскать векторные изменения в полу центрифуги, видимо, была причиной того, что я еле семенил на временно негнущихся пятифутовых ногах - во всяком случае, Эльмо оглянулся и воскликнул:

- Черепуша, сынок! Ты шагаешь так, будто в первый раз встал на ходули, или тебя хватил легкий паралич! Может, наша мексиканская дверь тебя чуток удивила. Но таков уж один из чудесных глубоко продуманных техасских обычаев, которые обеспечивают наш преславный образ жизни. Видишь ли, Черепуша, человек может почувствовать себя полностью свободным, только если вокруг в достатке людей второго сорта, чтобы он мог ими помыкать. Таков великий парадокс свободы, впервые открытый прото-техасцами, античными греками, которые могли сжигать рабов, сколько их душе было угодно. Хотя, по-моему, они не так уж чтобы очень их жгли до эпохи Нерона, а то и до открытия бензина.

- Да, кстати, Черепуша, - продолжал он, - буду весьма тебе обязан, если ты застегнешь свой плащик и нахлобучишь капюшон пониже. Мексы - суеверный народец. Даже если их киборгизировать, нелепые первобытные страхи все-таки приводят к коротким замыканиям. Моих троих ребят я устроил, а Лапонька - сучка хладнокровная, но мне не хотелось бы, чтобы из-за тебя в Далласе начались уличные беспорядки. История доказывает, что с человеком, впервые попавшим на улицы Далласа, может случиться что угодно - и частенько весьма и весьма скверное.

Я последовал его совету, но от словесного ответа воздержался и удовольствовался суровым взглядом по его адресу, втянув при этом щеки, чтобы усилить сходство моей головы с черепом. И бесшабашно прибавил шагу.

- Должен признать, паралич очень и очень активный, - заметил Эльмо.

"Мать-Земля, Отец-Космос", краткая история Циркумлуны, составленная Джоном Вашингтоном и Иваном Оляпиным.

Я проковылял под слепящие лучи, и вокруг меня завертелась широкая панорама - по двадцать раз в минуту, по одному полному обороту каждые три секунды: десятки техасских великанов, сотни жилых комплексов из металла и стекла, тысячи торопливых мексиканцев (почти все в толстых металлических ошейниках с коротенькими антеннами), а с ними и синее небр, пухленькие облака и ослепительный диск солнца.

Вся вселенная превратилась в одну гигантскую центрифугу, а я, пылинка, крутился почти в самом ее центре под осью в каком-нибудь десятке ярдов у меня над головой. Я шатался и качался на ногах-ходулях, ожидая, что небо лопнет и космос разлетится вдребезги.

Тут я осознал ошибку, и кружение прекратилось с такой внезапностью, что я чуть было не растянулся на земле.

То, в чем я усмотрел центробежную силу, воздействию которой минуту назад подвергался среди нарисованных техасцев и индейцев, было всего лишь нормальным притяжением Земли.

В этот миг я узнал, что можно без конца и тщетно втолковывать человеку, всю жизнь проведшему в невесомости, что человеческие чувства не способны отличить воздействие ускорения, которое ему известно, от тяготения, ему незнакомого. Можете объяснять ему, пока у вас не сядет голос. А он все равно будет внутренне убежден, что тяготение ощущается по-другому, что оно вцепляется невидимыми клейкими пальцами, что оно таит в себе порчу невообразимых кубических миль почвы, скальных пород, магмы, субстанции раскаленного ядра и всех прочих грязных планетарных ужасов.

Не успел я с помощью познания через опыт избавиться от одной иллюзии, как тотчас поддался другой: у меня возникло ощущение, что я попал в безвоздушное пространство.

Когда человек, всю жизнь проведший на нульгравном спутнике в обширном, но ограниченном доме со многими помещениями, вдруг впервые выходит из замкнутых стен на планету, он инстинктивно перестает дышать. Не от удивления или изумления, хотя присутствуют и они, но просто потому, что для него существует лишь одна аналогия: оказаться в открытом космосе без дыхательного аппарата. Не замечая ни земли под ногами, ни гравов, прижимающих его к ней, он машинально воспринимает небосвод, как вакуум, а здания вокруг - как герметизированные обиталища, куда он должен вернуться за несколько секунд или погибнуть. Я затаил дыхание.

Но не побежал и не прыгнул (последуй я этому естественному импульсу, так приложился бы носом к Техасу) по кратчайшей траектории к двери или окну. Быть может, первое познание через опыт ускорило второе, но, еще пошатываясь, я заставил себя с силой выдохнуть и набрать полные легкие густого воздуха, который здесь, под открытым небом, оказался довольно зловонным. Открыв, что я нахожусь отнюдь не в вакууме, я разгадал и тайну моего баса. Всю жизнь - и даже на "Циолковском" - я дышал легкой кислородно-гелиевой смесью с небольшим процентом двуокиси углерода и водяных паров. Теперь же я поддерживал свою жизнь густой ведьминс-кой похлебкой из того же кислорода, но варящегося в котле атмосферного давления вместе с азотом и целым набором жутковатых примесей. В более плотной атмосфере голос становился басистее. Проще простого - но разобраться тут можно только после того, как это произойдет с тобой.

Взглянув вокруг себя и вниз, я обнаружил, что по указанию Ла Кукарачи три слуги Эльмо бросили мои саквояжи и окружили меня, чтобы подхватить, когда я наконец перестану шататься и упаду.

Эльмо весело крикнул:

- Пьян, приятель? Вот уже не знал, что вольный воздух Техаса настолько пьянит непосвященных. Но я забыл! Ты ведь мешковец, вспоенный денатурированным кислородом с духами!