Читать онлайн «Дело незалежных дервишей». Страница 48

Абдулла кинул на своего старшего сподвижника короткий удивленный взгляд. Похоже, то, что он услышал, оказалось для начальника зиндана унутренных справ сюрпризом.

— Найди я это все здесь, в Ордуси, — хрипло и отрывисто выкрикивал Бей-баба, доведенный видом драгоценностей до умоисступления, — даже найди… Да будь я хоть трижды начальник уезда, хоть четырежды – все пойдет на эти дурацкие ветряки, на скоростные дороги, детские лагеря, на полеты в космос эти ваши научные, шайтан их засунь себе под хвост! Потому что это – награбленное! Хоть двести лет пройди, хоть триста – по вашим законам это награбленное, а значит, принадлежит народу! А у цивилизованных людей – мне все! Они сами то и дело повторяют и хвастают, что все крупнейшие состояния мира возникли путем грабежей! А следующее поколение – уже деловая и культурная элита… Награбленное, ненаграбленное – не я же грабил, я бы только взял! Я ведь потомок его! Я и доказать могу – только ваши законы… Дракусселя потомок, это все мое… И было бы мое, если бы мы успели влиться в общеевропейский дом!! А теперь… Теперь не мое! — в горле у него заклокотало, и он заплакал.

— Е-мое, — ожесточенно шевеля бородой, пробормотал после паузы заслуженный воин-интернационалист. — Да.

«А я думал, они о казне для Отчизны на первое время независимости заботятся, — обладело подумал Баг. — Ай да Горний Старец, милостивый и милосердный… И правда: геть, громадяне! Неужто верно говорят: как худо о людях ни думай – они окажутся еще хуже, — тут он одернул себя. — Да ну! Что за несообразные мысли… Вот ведь как вредно для психического здоровья с такими якшаться!»

— Теперь я понимаю, — пристально глядя Кучуму в лицо, негромко проговорил Богдан, — почему мы с вами говорим на разных языках.

А Нечипорук, несколько мгновений с изумленным недоверием вглядывавшийся в Бей-бабу Кучума, отвернулся и громко сплюнул в сердцах.

С минуту все молчали. Постепенно всхлипывания Кучума стали затихать.

— Что делать будем, драг ечи? — нетерпеливо спросил потом Баг. — Я имею в виду – с этими?

И тут молчавший по своему обыкновению бек полуобернулся к Багу и Богдану – и изрек неторопливо:

— В аяте пятьдесят девятом суры «Праздник» сказано: «И если кто захочет сделать отмщение, то – соразмерно тому, за что делается отмщение; но если будет нарушена мера в отношении его, за того заступником будет Аллах, потому что Аллах – извиняющий, прощающий».

Абдулла с надеждой поднял голову.

— Вот уж от кого не ожидал… — недоверчиво промолвил Баг.

Бек немного смущенно огладил бороду.

— Это зять на меня так влияет, — признался он. — Сколько раз замечал: стоит нам хоть день пообщаться – я почему-то становлюсь добрее.

Богдан благодарно посмотрел на бека.

— А я, честно сказать, в твоем присутствии, ата, делаюсь решительнее. Если бы мы с тобой не пробыли до этого вместе чуть ли не целый день, я французского профессора спасти бы не смог. Не поднялась бы рука.

Баг смущенно хмыкнул.

— Ну, а я даже не знаю. Просто, когда я с тобой, Богдан… и с вами, почтенный Ширмамед, я будто на высокую гору поднимаюсь. Видно становится гораздо дальше. Стало быть, я умнею, что ли? Но, казалось бы, куда уж больше…

Все трое засмеялись, с удовольствием глядя друг на друга. Как это было замечательно, что они, столь удачно дополняя один другого, оказались вместе!

«Промысел Божий!» — благодарно, даже благоговейно подумал Богдан.

«Карма!» — бесстрастно, констатируя очевидное, подумал Баг.

«Кысмэт, — с обычной для себя спокойной уверенностью подумал бек. — Да».

Кучум в последний раз всхлипнул тихонько – и совсем затих.

— Я знаю, что мы сейчас сделаем, — сказал Богдан. — Бек прав. Народ просил князя поставить Кучума начальником уезда. Значит, народу и решать. Не хочу начинать восстановительную работу в уезде с Десяти зол. Сейчас мы поедем на телевидение, и я выступлю перед населением Асланiва.

Баг в сомнении покачал головой.

— И что ты скажешь?

— Правду, — ответил Богдан. Потом чуть печально усмехнулся, словно бы что-то вспомнив, и добавил: — Сколь бы горька она ни была.

— Но это невозможно, — растерянно и несколько высокомерно сказал телеведущий, пятясь и закрывая собой дверь в студию. — Это никак невозможно. У нас сейчас по программе очередная беседа с Валери на тему, — и он с вызовом глянул в глаза Богдану, — «Как и зачем князь Фотий хочет оставить Асланiв без электроэнергии».

— Придется перенести лекцию на более поздний час, — мягко сказал Богдан.

— Вы посмеете так поступить с дамой?

— Мне очень жаль, но я вынужден.

«Что-то я слишком часто сегодня повторяю эту фразу: мне очень жаль, — подумал Богдан. — Однако что я могу поделать, если мне действительно все время очень жаль?»

— Но ведь существует порядок! Существуют права!

— Именно поэтому, преждерожденный Орбитко, я здесь.

— Нет, я категорически не могу вам позволить нарушать расписание!

— А я категорически его нарушу, — и, потеряв терпение, Богдан достал из кармана портков золотую пайцзу Возвышенного Управления.

У ведущего на миг отвалилась челюсть, а глаза стали похожи на маленькие глобусы. Растопыренные руки его опустились, и он отступил на шаг в сторону, пропуская Богдана.

Валери вскочила из мягкого кресла.

— Это тоталитаризм! — возмущенно воскликнула она. — Это вопиющий произвол! Поразительное нарушение прав человека! Новый пример полного пренебрежения улусным центром системой разграничения полномочий! И вообще прерогативами уездов, каковые закреплены за ними еще народоправственными эдиктами Дэ-цзуна! Вы попираете ваши же собственные законы! Позор!

— Здоровеньки салям, преждерожденная Валери, — ответил Богдан. — Мне очень приятно впервые увидеть вас не на телеэкране. Подождите четверть часа, пожалуйста. Я недолго. Честное слово, это очень важно. Потом я прослежу, чтобы ваша беседа обязательно пошла в эфир и никто не посмел бы ее комкать из-за нарушения графика. Простите.

И Богдан, церемонно наклонившись, немного неумело, но явно на варварский манер поцеловал Валери руку. Слава Богу, Жанна успела его научить.

Валери оторопела.

— Вы это серьезно? — тихонько проговорила она, держа поцелованную ладонь на весу, будто на тыльной стороне ее вдруг вылупился маленький, беззащитный птенец.

— Конечно.

Богдан шагнул было дальше, но за спиной у него раздался голос Валери – на редкость неуверенный и нерешительный:

— У вас рубаха пропотела подмышками!

Богдан обернулся.

— Да, наверное, — сказал он. — День был жаркий. Но я вот так сложу руки, — он показал, — и зрителям не будет видно.

— Вы знаете, что ваши очки вам категорически не идут? — тихо проговорила Валери.

Богдан улыбнулся.

— Я к ним очень привык, — сказал он.

— Хотите, я подберу вам новые? — вдруг предложила она. — У меня безупречный вкус.

— Буду вам крайне признателен, преждерожденная Валери, — ответил Богдан.

Он вошел.

Сел за столик, на котором располагался предназначенный для Валери букет желтых цветов. «Кто подбирал, интересно? — машинально подумал он. — Чем руководствовался? По-русски, желтый – цвет измены. А вот в Цветущей Средине – это императорский цвет, цвет лессовых полей сердцевинных земель страны Хань». И тут сообразил, что кувшин, в котором стоят цветы – ярко-голубой.

«Наверное, это символизирует Землю и Небо», — уважительно подумал Богдан – В высшей степени благородное и сообразное сочетание».

Он тихонько кашлянул. Пригладил волосы. Сел поудобнее – так, потом иначе, потом нога на ногу, потом – снова, как сначала.

Он почти не волновался.

Словно огромная открытая рана, беззвучно распахнулась перед ним алая надпись: «Эфир!»

— Драгоценные преждерожденные! — начал он. — Почтенные жители Асланiвського уезда! Я – срединный помощник Александрийского Возвышенного Управления этического надзора Богдан Оуянцев-Сю. Прошу у вас прощения за свое непрошенное появление, но то, что я хочу сказать, чрезвычайно важно и касается вас всех. — Он перевел дух. Поправил очки. — Не секрет, что уровень благосостояния и безопасности жизни в уезде заметно понизился. Уважение улусной администрации к вашим правам вселяло в нас надежду, что уезд сам справится с возникшими проблемами. Однако – не справился, и теперь понятно – почему. За истекшие сутки выявились поразительные факты, и я не могу не довести их до вашего сведения, потому что от вашего решения будет зависеть, не побоюсь этих слов – вся дальнейшая судьба уезда. Ваша судьба! Судьба ваших детей…