Читать онлайн «Шпион в доме любви». Страница 37

Матильда лежала на полу обнаженная. Все движения были замедленными. Трое-четверо молодых людей полулежали на подушках. Один ленивыми движениями трогал пальцем ее срамные губки, раздвигая их и оставался лежать без признаков жизни. Рука другого двигалась в том же направлении, но довольствовалась тем, что ласкала кожу рядом с губками и трогала второе отверстие.

Один из них вставлял ей в рот член, который она неспешно лизала, ощущая, как каждое движение подкрепляется действием наркотика.

Потом они часами лежали в покое и грезах.

Им снова виделись эротические сны. Мартинец видел труп женщины без головы, с грудями балийки[18], с животом африканки и ягодицами негритянки. Все это сливалось в образ двигающегося тела, тела, сделанного го эластичного материала. Упругие груди набухали под его ртом, его рука тянулась к ним, пока на него не надвигались другие части тела и не простирались над ним. Ноги раздвигались нечеловеческим образом, словно были отрезанными, потом возникала промежность, которая отворялась, как тюльпан, когда берешь его в руку и заставляешь открываться.

Срамные губки тоже шевелились, они двигались, как резиновые, словно ими управляли невидимые любопытные руки, пытавшиеся разорвать плоть, чтобы добраться до внутренностей. Потом к нему поворачивалась задница. Она начинала терять форму, как будто ее раздирали пополам. Все движения стремились открыть тело совершенно, пока оно не порвется. Мартинец пришел в ярость, потому что тела касались чужие руки. Он привстал и поискал груди Матильды, чтобы проверить, не трогает ли их чья-нибудь рука, или кто-то их лижет, или гладит ее живот, как будто то была часть картины, увиденной им в опиумном сне. Наконец, он повалился на ее тело и теперь смог целовать Матильду между раздвинутых ног.

Когда Матильда ласкала мужчин, возбуждение ее было столь сильным, а их прикосновения к ней — столь совершенными, столь непрерывными, что она редко переживала оргазм. Как правило, она осознавала это лишь после ухода гостей и тогда пробуждалась от своих опиумных снов с прежним волнением в теле.

Она лежала, чистила ноготки, покрывала их лаком, расчесывала светлые волосы и готовила себя к следующей встрече. Сидя на солнце, она придавала растительности на лобке тот же оттенок кусочками ваты, смоченной в перекиси водорода.

Оставаясь одна, она терзалась воспоминаниями о руках, касавшихся ее тела. Теперь она чувствовала, как чужая рука скользит от подмышки к талии. Она вспоминала, как Марганец открывал ее срамные губки, словно цветок, вспоминала быстрые движения его языка от волосков в паху, вдоль ягодиц, до родинки у начала позвоночника. Как же он любил эту родинку, которая вела его язык и пальцы дальше вниз, между полными ягодицами!

Матильду настолько распалили мысли о Мартинеце, что она уже не могла ждать его возвращения. Она посмотрела на свои ноги. Они стали совершенно белыми, потому что большую часть времени она проводила дома, что сделало их весьма привлекательными и наводило на мысль о белой как мел коже китаянок, о той самой мертвенной белизне, которую обожают мужчины, особенно — перуанцы. Она посмотрела на живот, такой гладкий, без единой морщинки. В лучах солнца волосы на лобке казались рыже-золотыми.

— Как я выгляжу, когда он смотрит на меня? — задала она вопрос самой себе.

Она поднялась и переставила большое зеркало к окну, установила на полу, прислонив к стулу. Потом села перед ним на коврик и медленно раздвинула ноги. Это было пленительное зрелище. Кожа, лишенная малейших изъянов, лоно, розовое и припухшее. Она решила, что оно похоже на листок каучука, чей невидимый белый сок обнаруживается, когда на него нажимают пальцами, и ароматом напоминает слизь мидий. Так из моря была рождена Венера, с зернышком, полным соленого меда, вызвать который из укромных глубин тела можно только лаской.

Матильда размышляла над тем, сможет ли она выдавить его го своих тайников. Она раздвинула пальцами малые губки и с кошачьей мягкостью предалась ласкам. Взад-вперед, как делали нервные, смуглые пальцы Мартинеца. Она помнила их кожей как некую противоположность своим. Они были такими широкими, что, казалось, вместо ласки причинят боль. Какой же он нежный, подумала она. Когда он брал пальцами ее срамные губки, это напоминало прикосновение к бархату. Она сдавила клитор между большим и указательным пальцами, совсем так, как делал он, продолжая ласкать клитор другой рукой. Она ощутила то же сладостное возбуждение, которое он пробуждал в ней своими прикосновениями. Откуда-то выступил солоноватый сок и заструился по губкам, отчего те влажно засверкали.

Захотелось ей узнать и то, как она выглядит, когда Мартинец просит ее повернуться спиной. Она легла на левый бок и так выставила ягодицы, чтобы в зеркале можно было увидеть промежность сзади. Она двигалась точно так же, как когда была с Мартинецом. Она видела свою руку, появившуюся сзади холмика, образованного ягодицами, и начавшую его ласкать. Другая рука двигалась между ног, и в зеркале было видно, как трется о нее клитор. Ей захотелось быть взятой сзади, и она засунула пальчик в анус. Двигаясь теперь вперед, она чувствовала один палец, двигаясь назад — второй. Так уже бывало не раз, когда Мартинец и один из его приятелей ласкали ее одновременно. Она очень возбудилась, заметив, что близится оргазм, движения ее стали конвульсивными, она билась, корчилась и в конце концов яростно разговелась, глядя на себя в зеркало и следя за тем, как двигаются руки и как влага растекается по губкам и ягодицам.

Теперь, увидев себя в зеркале, она поняла историю, которую поведал ей один моряк. В ней рассказывалось о том, как матросы смастерили резиновую куклу, чтобы проводить с ней время на корабле и иметь возможность кончать в течение тех шести-семи месяцев, которые они проводили в море. Сделана кукла была очень красиво и как две капли воды походила на живую женщину. Задумана она была таким образом, что использовалось в ней каждое отверстие. Она обладала теми же преимуществами, которые старый индеец однажды приписал своей юной жене. Сразу же после свадьбы та стала любовницей всех молодых людей. Об этом рассказали старому индейцу, а заодно посоветовали получше за ней присматривать. Старый индеец покачал головой и заметил:

— Не вижу причин для беспокойства. Жена моя сотворена не из мыла и не может израсходоваться.

То же относилось и к резиновой кукле. Моряки считали ее замечательной, потому что она никогда не уставала и была послушной всему тому, что с ней делали. Между ними не возникало ни конфликтов, ни ревности, и поэтому они все так ее любили. Но несмотря на свою невинность, мягкую и податливую натуру, безропотность и верность, она всех их перезаразила сифилисом.