Читать онлайн «Конан из Киммерии». Страница 50

Конан заметил за лесом островерхих и цилиндрических шлемов могучую фигуру Кутамана, но пробиться к стигийскому принцу не было никакой возможности, он едва успевал отбивать чужие мечи и копья и разрубать запрокинутые, перекошенные от натуги и злобы лица. На стигийцев сзади с дикими воплями напирали шемиты. Кочевники на флангах орды карабкались на утесы и сходились в рукопашной со своими горными родственниками. Стиснутое каменными гребнями, кипело это озеро из крови, плоти и стали. Зубы против зубов, ногти против ногтей, безумный фанатизм против древней кровной вражды. Люди разрывали друг друга на куски; лишившийся копья или меча норовил вцепиться зубами в горло.

Наступающие несли огромные потери. Стигийцы полегли почти все, в рукопашную схватку вступили шемиты и завывающие нагие кушиты с развевающимися на ветру волосами. В битве установилось зыбкое равновесие. Хорайянские пастухи удерживали гребни, а наемники, сжимая в руках окровавленные копья, упираясь ногами в землю, защищали вход в ущелье. Выгодная позиция и надежная броня позволяли войску Конана сдерживать численно превосходящего неприятеля. Но долго это продолжаться не могло. Волна за волной кочевники с безумием в глазах устремлялись вверх по склонам — и откатывались, оставляя кровавую пену.

Во время одной из коротких передышек Конан обернулся и понял, что отряд Амальрика уже огибает западный гребень. Но они все не показывались внизу, в пустыне, а враг снова устремился в атаку, и наемные копейщики попятились под неистовым натиском. Надежда на победу и спасение оставила Конана.

Отдав краткие приказы задыхающимся капитанам, он покинул строй и поскакал к резерву. Хорайянские воины дрожали от нетерпения. О принцессе он совершенно забыл, сейчас в нем остался только инстинкт дикого зверя, требовавший перед смертью убить как можно больше врагов.

— Рыцарей у нас больше нет, но сегодня ими станете вы! — пообещал он со смехом, показывая окровавленным мечом на пасшихся поблизости лошадей лучников ополчения, — По коням, и за мной — в Преисподнюю!

Непривычные к лязгу кофской брони лошади пастухов шарахались в стороны и ржали, но несли своих всадников вслед за хохочущим киммерийцем туда, где восточный гребень ответвлялся и спускался в пустыню. Пятьсот бывших пехотинцев на полудиких шемитских конях мчались вниз по склону, по которому еще ни разу не рисковала двигаться конница.

С грохотом доспехов и копыт они скатились в заваленное трупами устье долины. При этом два десятка коней оступились и рухнули под копыта других, злополучные седоки вопили и корчились под громовой лавой. Но их гибель не была напрасной — в следующий миг хорайянские воины обрушились на тыл войска Натока, оставляя за собой ковер из растоптанных трупов.

Под этим страшным ударом вражеский клин вмиг смялся, утратил форму. И тут вокруг оконечности западного гребня промчались конники Амальрика и тоже врубились в чужую армию, как врубается в мягкое дерево каленый топор. Внезапное нападение двух отрядов на тыл кочевников ошеломило их, лишило боевого духа. Воины пустыни решили, что но ним ударили превосходящие силы. Боясь оказаться отрезанными от родных песков, они кинулись врассыпную, подставив спины своих более стойких товарищей под удар всадников. И те не замедлили этим воспользоваться. Успевшие забраться на склоны кочевники и кушиты дрогнули, и защитники гребней обрушились на них с удвоенной яростью; разрубленные, пронзенные стрелами тела градом посыпались вниз.

Это была победа Конана и поражение воинов пустыни, даже не успевших осознать, что на них напали с тыла всего лишь две горстки храбрецов. Орда рассыпалась, и сейчас никакой маг не сумел бы превратить ее в боеспособную армию. Наемники Конана увидели через лес копий и мечей Амальрика с его всадниками — они прорубались к одному из немногих последних очагов сопротивления, круша все и вся на своем пути. И безумная радость зажгла отвагой сердце каждого защитника ущелья.

Пешие наемники дружно двинулись вперед, их стальные руки окунали копья в кипящие перед ними ряды. Пали все до одного, не сойдя с места, аристократы юга. Попятились шемиты, всегда лучше владевшие луком, чем мечом и копьем. А кушиты обратились в паническое бегство, и лишь кое-где отдельные группки темнокожих смельчаков продолжали сопротивляться.

Наверху, на гребне, лежал со стрелой в сердце доблестный старый Шупрас. Ругаясь на чем свет стоит, упал с седла Амальрик — брошенный кочевником дротик пробил ему бедро. От пехотинцев, посаженных Конаном на коней, уцелело полтораста человек. Но свою задачу они выполнили блестяще: раскололи на части казавшуюся непобедимой орду. Враги сломя голову удирали к лагерю, мечтая добраться до своих коней. Пастухи-ополченцы, ринувшись вниз по склонам, разили бегущих, пронзали горло раненым.

В кровавом хаосе побоища перед ошалевшим от ужаса скакуном Конана возникло поистине адское видение: принц Кутаман в одной набедренной повязке и помятом шлеме с плюмажем. Его тело было залито кровью. С воплем разъяренного демона он бросил Конану в голову обломок своего меча и в прыжке схватился за узду.

Полуоглушенный киммериец едва удержался в седле. Смуглокожий великан рвал узду то вправо, то влево, пока конь с диким ржанием не завалился на песок, пропитанный кровью, усеянный чьими-то внутренностями.

Только сверхчеловеческая ловкость спасла всадника. В последний момент он выпрыгнул из седла и отпрянул от лошади и обезумевшего принца. Кутаман с ревом бросился на него. В горячке этого боя киммериец не запомнил, как именно он убил этого человека. Помнил только, что камень в руке стигийца вновь и вновь обрушивался на шлем, так что искры сыпались из глаз, а Конан вновь и вновь всаживал кинжал в невероятно живучее тело.

Наконец он попятился от изуродованного трупа, остановился и осмотрелся. От гребня до гребня сплошным красным ковром лежали тела. А внизу, в пустыне, еще продолжалось побоище. Уцелевшие враги добрались до своих коней и стремглав помчались прочь. Их преследовали, но было ясно, что большинство спасется. Конан был потрясен, увидев, как мало у него осталось людей.

Вдруг чудовищный вопль перекрыл шум резни. По устью ущелья, к ее горловине, неслась колесница, высоко подпрыгивая над трупами. И не кони были в нее впряжены, а громадная, похожая на верблюда черная тварь. Возница — чудовищная человекообезьяна — неистово хлестал бичом, а седоком был Наток в развевающемся на ветру одеянии.

С порывом жгучего ветра пустыни колесница взлетела по усеянному телами склону. Она неслась прямо к шатру, где осталась всеми забытая Ясмела. Даже ее стража в горячке боя унеслась преследовать врагов. Конан похолодел, услышав пронзительный женский крик. Длинная, костлявая рука Натока схватила девушку и втащила в колесницу, а затем адская повозка развернулась и помчалась обратно в пустыню. И никто не посмел бросить копье или пустить стрелу, рискуя попасть в Ясмелу, которая извивалась в объятьях колдуна.

Только Конан, оказавшийся почти на пути Натока, с яростным ревом бросился наперерез. Но не успел он поднять меч, как передние ноги черной твари ударили его в грудь с невероятной силой, и он кувырком отлетел на несколько шагов. Колесница с грохотом проехала мимо, крик Ясмела призрачным эхом отдался в его оглушенном мозгу.

Но уже в следующую секунду Конан снова оказался на ногах, с проклятьем поймал узду ближайшей осиротевшей лошади. Птицей взлетев в седло, он во весь опор понесся вслед за чародеем и его пленницей. Подобно смерчу, пересек он опустевший вражеский лагерь. Он устремился в пустыню, минуя отряды своих воинов, не обращая внимания на удирающих в панике врагов.

Долго колесница мчалась в глубь пустыни, и долго преследовал ее киммериец. И вот уже зашатался от изнеможения конь под ним. Кругом лежали пески, купаясь в пламенной роскоши южного солнца. Впереди появились древние руины, и вдруг возница с нечеловеческим визгом рванул на себя вожжи, и верблюд взвился на дыбы, а Наток с девушкой вылетели из колесницы. На глазах у потрясенного Конана произошла чудовищная метаморфоза: из спины черной твари, уже ничем не напоминавшей верблюда, выпростались гигантские кожистые крылья, и она взмыла в небеса, унося с собой сгусток ослепительного огня, в котором что-то радостно лопотала человекообразная обезьяна. Миг — и они исчезли, как жуткое видение из дурного сна.

Наток вскочил на ноги, бросил злобный взгляд на своего преследователя, приближавшегося с обнаженным клинком. Сразиться с ним чародей не рискнул — схватив лишившуюся чувств девушку в охапку, бросился в руины.

Конан спрыгнул с коня и побежал вдогонку. Вскоре он очутился в зале, заполненном неестественным, вызывающим дрожь светом, хотя снаружи уже сгущались сумерки. На черном нефритовом алтаре лежала Ясмела, ее обнаженное тело отсвечивало, как слоновая кость. Одежды принцессы валялись на полу — они были сорваны чародеем в страшной спешке. Наток повернулся на звук шагов киммерийца.