Читать онлайн «Люди огня». Страница 80

Пару дней назад он прислал мне новые графики. Концертная кривая тоже ползла вверх, но далеко не так круто, как остальные. Тогда я не придал этому должного значения. Зато теперь задумался.

Пока гром не грянет…

Пока земля не затрясется…

Земля перестала трястись, и мы вышли из покосившейся палатки.

Прямо перед нами уползал под землю танк. То есть я сначала увидел танк, а потом уже гигантскую трещину, в которую он погружался.

И тут опять замотало. В тридцати шагах впереди дрогнули вертолеты и тоже стали погружаться в землю. Я вспомнил о пилоте и своей охране и бросился было к ним, но услышал крик.

Обернулся. Ко мне стремительно приближалась еще одна трещина, раскрываясь, как пасть. А на краю трещины висел Дауд. Я схватил его за руку. Принц был тяжеловат, зато не собирался умирать и помогал мне изо всех сил.

— Теперь мы братья, — сказал он, оказавшись на твердой земле. — Что бы ни случилось, я твой младший брат.

И он обнял меня.

Рядом стоял Марк и растерянно оглядывался.

— Мария!

Я не успел понять, что с ней случилось. Впереди раздался треск. Это ломались, погружаясь в землю, лопасти винтов вертолетов.

Наконец все стихло.

Мы ехали по пыльной дороге по направлению к Газни. Джип Дауда, в котором находились и я с Марком, сопровождали еще два джипа и бронетранспортер с «родственниками».

Марию мы так и не нашли. Ни живой, ни мертвой. Впрочем, я сомневался, может ли умереть принявший причастие смерти.

Двое суток мы занимались последствиями землетрясения. Улететь мы все равно не могли, так как вертолеты накрылись в буквальном смысле слова — весьма толстым слоем земли. Я не брезговал никакой работой, в том числе помощью врачу, единственному на все племя. А так как я не медик, помощь моя в основном заключалась в подсобной работе. Сначала врач смотрел на меня с удивлением, но потом смирился. Зато не смирился Дауд.

— Ты же уважаемый человек! Как ты можешь этим заниматься!

Я обратил внимание на отношение остальных членов племени. Брезгливое удивление. Ничего себе! Я надеялся достичь противоположного результата. Ладно, будем знать. Надеюсь, я еще не окончательно уронил свое достоинство в их глазах.

— Найми слугу, — уговаривал Дауд. — Я тебе хорошего порекомендую. И недорого.

— Подумаю.

Эммануил на нас пока не вышел, хотя вычислить наше местопребывание не составляло труда. Значит, не до того.

Связь не работала: ни сотовые телефоны, ни обычные. Можно было постараться связаться с Господом самим, но как сказать ему об исчезновении Марии?

Выход предложил Дауд. Скорее суррогат выхода.

— Я хотел бы посоветоваться со своим пиром [100], — заявил он.

— Ты что, суфий? [101] — удивился я.

— Да, мурид.

— О, Господи!

— Не всякий мурид — член движения Муридан.

Газни оказался пыльным восточным городишком, хуже Иерусалима. Зелени почти нет, вокруг те же безрадостные рыжие горы, что и возле Кабула. Окраины бедные. Множество развалин. Город несколько раз переходил из рук в руки и только два дня назад был отвоеван Даудовым племенем, по коему поводу и был пир.

Мы проехали несколько приличных домов — современных, но с местным колоритом, белых с многочисленными арками — и оказались в историческом центре, производившем впечатление термитника: высокий холм, глинобитные дома с кривыми стенами по склонам и цитадель на вершине.

Даудов пир обретался в мечети недалеко от «термитника». Мечеть была много лучше исторического центра: голубые расписанные ворота и такие же минареты. Она напоминала шлем, окруженный четырьмя копьями, врытыми в землю остриями вверх.

Пир жил не совсем в мечети, а в помещении при мечети, называемой ханака, по-нашему монастырь. Впрочем, учителя Дауда мы увидели гораздо раньше. Точнее, сначала мы увидели облако пыли и услышали отдаленный гул.

Дауд приказал шоферу остановить джип и вышел из машины. Все последовали его примеру. К нам приближалась процессия…

Дервиши. Все в темно-синих шерстяных плащах, сшитых из кусочков. Лоскутные одеяла. Растянулись по дороге метров на двести. Я прикинул. Не менее четырехсот человек.

— Ху! Ху! Ху! — громко, с каждым шагом.

— Что они имеют в виду? — спросил я у Дауда.

— Творят зикр. Поминание Бога. «Ху» означает «Он», то есть Аллах.

Ах да! У меня это вызывало совершенно другие ассоциации.

— Ха! — выкрикнула процессия и остановилась.

— «Ха» — это последняя буква слова «Аллах», — прокомментировал Дауд.

Перед нами оказался хвост процессии. Четверо дервишей несли открытый паланкин, в котором восседал старец с белой бородой и белыми волосами, напоминавший ветхозаветного пророка. Носилки почтительно опустили на землю.

— Ишк! — сказал старец по-арабски.

«Любовь».

— Барака, я Шахим! — ответил Дауд.

«Будь благословен, о, мой царь!»

И припал к ногам старца.

— Я выехал к тебе навстречу, — пояснил пир.

Интересно, откуда он знал, учитывая сложности со связью. Но Дауд не удивился.

— Это мой муршид [102] Санаи, Абу-л-Маджд Мадждуд ибн Адам.

Имя мне ничего не говорило, но, судя по выражению, с которым его произнес Дауд, это был очень крутой пир. На меня в упор смотрели глаза бессмертного.

— Ханака — гнездо для птицы чистоты, это — розовый сад удовольствия и цветник верности, — проговорил пир. — Добро пожаловать!

Мы вошли. Ханака живо напомнила мне римские храмы константиновского стиля с неизменным внутренним двором, окруженным колоннадой. Здесь тоже был внутренний двор и тонкие колонны, поддерживающие арки — как разрезанные пополам маковки церквей. За арками находились кельи дервишей. Дверей не имелось, только занавески на входе.

Нам выделили по келье. Пока мы с Марком осваивались на новом месте, Дауд пошел беседовать со своим наставником. Потом и нас позвали в общую комнату.

Санаи и Дауд сидели на полу. Перед ними на полу же была расстелена скатерть. Один из молодых муридов подавал чай.

Я не знал, как надо правильным образом приветствовать пира человеку, не являющемуся его учеником, и сдержанно поклонился. Санаи пригласил нас к столу.

— Мой учитель сказал, что Мария жива, — проговорил Дауд. — И она где-то здесь. Мы должны найти ее.

Я перевел взгляд на Санаи.

— Почему вы так думаете?

— Это не тот вопрос, который вы хотели задать.

Я посмотрел ему в глаза, точнее, он заставил меня посмотреть.

— Кто такие «люди огня»? — спросил я.

— Вот это тот вопрос. Я мог бы ответить «джинны», но это не было бы тем ответом. Сатана похвалялся, что создан из пламени, потому и отказался пасть ниц перед Адамом, сотворенным из глины. Потому что это ширк — поклоняться кому-нибудь, кроме Бога. Сатана оказался более последовательным монотеистом, чем сам Бог.

Идите, учитесь у Сатаны служению:

Выбирайте одну киблу

И не поклоняйтесь ничему иному.

[103]

Сатана был первым истинным суфием, первым и лучшим из влюбленных в Аллаха. Аттар [104] писал от его лица:

«Для меня в тысячу раз дороже быть проклятым Тобою, нежели отвернуться от Тебя и обратиться к чему-либо другому».

— Он ошибался?

Мне было не по себе. Санаи отвечал не на слова, а на мысли. Образ Люцифера всегда казался мне загадкой. Как могло лучшее из творений Божиих оказаться и самым злым?

— Ошибался. Потому что ширк невозможен, многобожие — только иллюзия. Нельзя поклоняться ничему, кроме Аллаха, потому что все Аллах. Сатана не смог увидеть в человеке Бога.

— Значит, все равно, чему поклоняться?

Шейх улыбнулся.

— Неверность и вера — обе бредут по Твоему Пути, говоря:

«Он один, у Него нет сотоварища!»

— Значит, все равно, кому служить?

— Цель человека в том, чтобы явить Богу его образ, чтобы тот мог лицезреть себя со стороны. А значит, все поступки человека угодны Богу.

— И Эммануил?

— Более чем. Мухаммад — хранитель Божественной милости, Иблис [105] — хранитель Божественного гнева. И это лишь один из путей. Его сердце было гнездом симурга любви. И Мансур ал-Халладж писал от его лица: «Мой бунт провозглашает Твою святость!»

Я вышел на свежий воздух, под крупные осенние звезды. Я задыхался. Они оба, Дауд и Санаи, все прекрасно понимали и тем не менее выбрали. Выбрали Господа. Моего Господа.

Ночью я не спал. Зажег свечу в своей келье. Думал. А ближе к утру раздались далекие выстрелы.

Очередь. Еще одна.

Взрывы.

Я вышел на улицу, заглянул к Марку. Он спал.

Решился заглянуть к Дауду. Келья была пуста.