Читать онлайн «Черный корабль». Страница 58

И вот отдельные «дегустаторы», продолжающие бродить по человеческим телам, вдруг наткнулись на слезы.

Визиревая масса ответила тем, что устроила людям беглый медицинский осмотр. Оба самца дрожали, стонали, не ориентировались во времени и пространстве. Пульс резко участился, температура тоже подскочила, в каплях пота появился адреналин и другие вещества, свидетельствующие о перевозбуждении и интоксикации. После короткого обследования гнездовой разум заключил: на гуманоидов подействовали алкалоиды, содержащиеся ,в грибковых углеводах. К счастью, в случае их смерти оставалась самка, которую они не кормили. Гнездо решило выждать какое-то время, тем более что его исследовательский отдел продолжал разрабатывать новые коммуникационные протеины для гуманоидов, с учетом их биохимического строения.

Разум великого хитинового гнезда в определенном смысле напоминал многотысячный хор. Преодолевая первоначальный хаос, голоса подстраивались друг под друга, и, когда они сливались вместе, из какофонии рождался светлый гимн, воспевающий обретенную в единстве гармонию. Наступал момент полного просветления, наивысшей интеллектуальной мощи и глубины восприятия, а потом гармония распадалась, снова уступая место какофонии.

Конечно, такое описание несколько схематично. На самом деле внутри гнезда происходили сложнейшие химические процессы. Двигаясь в бесконечном танце познания, химические визири терпеливо, молекула за молекулой, транспортировали химические соединения с места на место по лабиринтам неповоротливого мозга, слой за слоем нанося новые разновидности протеина на уже существующие базовые структуры. Таким образом обеспечивалась бесперебойная работа всех поверхностей мозга — с них снова и снова соскребали предыдущие напластования, чтобы отлакировать новыми мыслями. Однако на каких-то участках старые слои сохранялись. Гнездо вело на молекулярном уровне подробный учет всех своих решений и действий. Но поскольку общая площадь всех думающих поверхностей составляла примерно сорок квадратных километров, то все эти разрозненные летописные своды могучего, но медлительного мозга были разбросаны по сотням миллионов закутков, и, чтобы собрать их воедино, требовались воистину титанические усилия. Гнездо воссоздавало детали прошлого с огромным напряжением, медленно, но зато с потрясающей точностью.

В результате получался биологический компьютер, работающий медленно, но наделенный мощным инстинктом самосохранения и памятью, способной вечно хранить события минувших веков.

И вот теперь великое гнездо, организм, прежде ощущающий себя как нечто единственное в своем роде, как центр вселенной, и вспоминавший лишь о Первом Гнезде, из которого произошли первые королевы-матки, пребывало в состоянии, близком к панике.

Оно принялось лихорадочно изучать основы биохимического строения гуманоидов. Ученые-химики поразились бы, узнав, с какой быстротой хитины разобрались во всех тонкостях земной биохимии.

К этому времени гнездо уже располагало набором вкусовых ощущений, всесторонне характеризующих человеческое тело. К тому же оно постоянно следило за поведением гуманоидов и химическими реакциями их организма. Все эти данные и стали исходным материалом для анализа.

Однако пленники явно были нездоровы. Гнездо гневно укоряло самого себя за нетерпение, за не правильное обращение с подопытными особями. Состояние их ухудшалось на глазах. Самый ценный экземпляр — молодой самец, похоже, полностью потерял ориентацию. А между тем именно у него наиболее четко прослеживалось наличие странного хитинового субстрата, хотя у двух других особей его тоже обнаружили — на коже и в жидкости, циркулирующей внутри организма. И хотя вещество это присутствовало в совсем мизерных количествах, но не заметить его было невозможно — оно постоянно проглядывало сквозь массу чужеродных протеинов млекопитающих, словно солнечный свет сквозь рваные края грозовой тучи.

Это химическое открытие особенно поразило и напугало гнездо. Но сам подопытный индивидуум, похоже, находился в еще большем смятении. Второй самец тоже сник, и из отверстий в его голове потекла такая же жидкость. Только маленькая самка до сих пор лежала без движения в камере визирей. И будь у гнезда волосы на огромной бородавчатой шее, они каждый раз вставали бы дыбом при мысли об обнаруженных им коммуникационных протеинах, разительно отличавшихся по своему строению от всех остальных веществ, имеющих отношение к пленникам. Их живая ткань и жидкость, циркулирующая в организме, несомненно, имели биохимическую природу. Искусственные материалы: полимеры, металлические сплавы, сложные сочетания углеводных полимеров, керамика — вызывали смутные ассоциации с сырым хитином. Но коммуникационный протеин принципиально отличался от всех остальных веществ.

В самых затаенных уголках памяти гнездо хранило сведения о предметах искусственного происхождения — продуктах сознательной деятельности, и о том мире, в котором существовали только хитины. Эти хитины, объединенные в Мировой улей, трудились во имя Великой Гармонии. А потом перебрались сюда — в мир, населенный множеством существ, по своему биохимическому строению и характеру жизнедеятельности родственных его пленникам. Правда, пленники имели ряд существенных отличий, укрепивших гнездо в мысли, что они пришли сюда из другого мира. Но из какого именно? Неужели из того мира, о котором гнездо до сих пор хранило воспоминания? Возможно ли такое? Ведь в том мире не было никого, кроме хитинов.

И все-таки в их организме обнаружен коммуникационный протеин, пусть и в мизерных количествах — у старшего самца всего несколько сотен молекул. Молекулы эти имели тенденцию складываться в спирали, которые затем утраиваются, учетверяются, образуя сложные тороидальные цепи. Они настолько пластичны, что способны принимать любую форму. Это был капитал, передаваемый по наследству аминокислотами, — они были расположены таким хитроумным способом, что срабатывали наподобие часовых механизмов. При соприкосновении с коммуникационной клеткой — например, клеткой иммунной системы, проверяющей организм на наличие инородных тел, — коммуникационные протеины тут же мимикрируют, имитируя поверхность дружественной клетки. Конечно, способностью к мимикрии обладали и вирусы на родине хитинов, но в отличие от вирусов коммуникационные протеины, помимо элементарных данных, необходимых для репродуцирования, хранили в себе и гораздо более сложную информацию.

Была у этого химического соединения одна довольно странная особенность — ярко выраженная тенденция взаимодействовать с самим организмом чужака, а не с другими хитиновыми визирями. Вещество показалось «дегустаторам» почти безвкусным, но, поскольку речь шла о крайне незначительных количествах, их суждениям нельзя было доверять безоговорочно. Наряду с этим вещество обнаружило высокую степень эластичности при образовании длинных цепочек и подгрупп. Возможно, оно выполняло сразу несколько функций самого различного характера.

Гнездо предполагало, что эти относительно примитивные протеины, воздействуя на центральную нервную систему особей, дают тонизирующий эффект. Однако без более длительного анализа иммунной системы пленников и уточнения некоторых других деталей гнездо не могло дать этому веществу всесторонней оценки. На многие вопросы оно так и не получило ответов. Одно было ясно — где-то существуют другие миры, и в одном из них возникли особи данного вида.

Однако гнездо ставило вопрос шире: где находятся хитины, которые управляют этими особями? И как именно осуществляется контроль над ними? Быть может, посредством коммуникационных протеинов? Откуда пришли его пленники — из Мирового улья? Тогда не знаменует ли их приход окончание длительной ссылки в этом «ненастоящем» мире?

От всех этих вопросов великое гнездо пришло в такое возбуждение, что у него даже несколько нарушилась координация. Оно поняло, что потребуется гораздо более длительное наблюдение за пленниками.

Вот только состояние их оставляло желать лучшего. Они могли с минуты на минуту умереть или впасть в кому, наподобие самки — та до сих пор лежала, свернувшись калачиком, в сферической камере визирей, сплошь покрытая светлым налетом хитиновых экскрементов, совершенно не реагируя на укусы воинов.

Если пленники умрут, то у гнезда не останется никакой надежды, оно никогда уже не сможет ответить на великие вопросы, не дававшие ему покоя. И потому гнездо неутомимо трудилось над созданием коммуникационных протеинов более высокой пробы, в принципе схожих с пластичными фарамоловыми тороидами, но гораздо более сложных по строению, идеально подогнанных к нервным окончаниям гуманоидов, годных для химического интерфейса, к которому можно будет легко подключить коммуникационные протеины других визирей.