Читать онлайн «Проигравшие победители. Русские генералы». Страница 4

Важной качественной информацией о противнике являлась его национальная принадлежность, по которой можно было судить о «моральной упругости войск» – кровавых потерях, после которых войска неспособны к победе. Н. Н. Головин приводит данные, по которым для XIX в. этот показатель был в среднем 25 %, при этом русские войска побеждали в сражениях, имея потери до 43 % (Цорндорф), итальянская армия терпела поражения, теряя иногда менее 2 % (сражения у Кустонцы – 1,2 %, у Санта-Лючия – 2 % и т. д.).

Кроме количественных и качественных данных о противнике, получаемых по вышеперечисленным информационным каналам (по возможности в объеме, приближенном к своим войскам), учету и анализу подлежали:

● политическое положение в стране противника;

● отношение к войне различных социальных слоев населения, политических партий и других общественных организаций;

● качественный состав гражданского населения на театре военных действий с точки зрения их вероятных действий при наступлении наших войск и др.

К. Клаузевиц отмечал, что анализ имеющейся информации следовало проводить настолько, насколько ее приходилось принимать во внимание при применении, так как настоящая, неприкрашенная обстановка, действительное физическое и моральное состояние войск – решительные коэффициенты, «которые в своей сумме определяют боевую эффективность армий, их способность выполнения операции».

Следующей управленческой функцией в деятельности военачальника было принятие решения. Для любого человека это определенный волевой акт, связанный с сомнениями в конечном итоге, вызванными своими действиями. Для офицера принятие решения в ходе ведения боевых действий является волевым актом в гораздо большей степени, так как связано с жизнью и смертью подчиненных людей. Для военачальника это представляет еще большую проблему, так как его решение определяет жизнь и смерть десятков и сотен тысяч людей, а в целом и исход операции или военной кампании. Военачальник в ходе оценки обстановки, используя аналитические и синтетические свойства своего мышления, абстрагируется от второстепенных данных обстановки, выделяя главное, решающее условие.

Решение – это прежде всего выбор между действием или бездействием, а потом уже между вариантами решений. Природа войны не позволяет принимать решения в тот момент, когда вся обстановка станет полностью известна, достоверна. Следовательно, полководец, останавливаясь на определенном варианте действий, всегда в известной степени рискует.

Принятое военачальником решение оформлялось в виде приказов, директив, приказаний и передавалось в войска, являясь третьей функцией управления. Последняя функция имеет чисто техническую особенность, требующую «специальных познаний и большого практического навыка для выполнения ее в кратчайший срок и в наиболее совершенных, т. е. наиболее рельефно, ярко и четко передающих идею командира, формах для передачи ее в войска». Эту функцию выполняли офицеры соответствующих штабов, оформляя решения военачальника в оперативные документы, имевшие различные формы. Было бы ошибкой считать, что к данной функции управления военачальник не имеет отношения. Он, разгруженный штабом от техники работы передачи своего решения, может и должен сосредоточить свое внимание на том, чтобы дух приказа точно выражал идею его решения.

Уже древние византийцы понимали, что для успешной полководческой деятельности высшим офицерам чисто военных знаний не достаточно. По их мнению, были необходимы определенная литературная образованность, знание языков (латинского и персидского), знакомство с другими народами. «Византийский стратиг был исключительным офицером, знакомым с чужеземными народами… администратором… умело использовавшим добродетели, присущие его народу, благочестивым, как священник, проницательным, как полицейский, отлично контролирующим себя и очень популярным, словом – превосходным политиком».

Как отмечал А. И. Каменев, и наши предки были прозорливыми людьми – они предпринимали попытки учить будущих офицеров не частностям, а философии военного искусства, закладывая тем самым фундаментальную основу в подготовку офицерских кадров. В России достаточно рано пришло понимание истины – необходимость получения офицерами кроме чисто военных знаний широкого гуманитарного образования, формирования, приобретения и развития определенных свойств личности, что в последующем могло влиять на деятельность военачальника.

Большой объем знаний, получаемых в качестве базовых при изучении общеобразовательных и специальных дисциплин в военно-учебных заведениях, позволял офицеру-командиру сформировать у себя теоретическую готовность к управленческой деятельности. Затем, на протяжении всей военной (командной) службы, по мере должностного роста требовалось совершенствовать свою теоретическую подготовку, расширять и углублять знания, применяя их на практике при управлении все более крупными воинскими формированиями. При этом было необходимо, чтобы процесс овладения военной наукой и получения служебного опыта естественным образом сопровождался соответствующим воинским воспитанием, тем самым происходило бы формирование и развитие определенных свойств личности, полководческих качеств, что в последующем могло влиять на деятельность военачальника.

На протяжении многих веков военные действия между враждующими государствами ограничивались одним или несколькими крупными сражениями, в ходе которых, как правило, решалась судьба кампании или войны в целом. Большая себестоимость результатов отдельного сражения накладывала огромную ответственность на верховного военного лидера, к выбору которого относились чрезвычайно серьезно.

Уже в древности к качествам личности кандидата на этот пост предъявляли определенные требования, разделяя их на врожденные и приобретенные. Не случайно Сунь-Цзы в своем трактате «Искусство войны» определил одним из пяти факторов военного искусства фактор Полководец. При этом, определяя понятие «полководец», на первый план автор выдвигал его «добродетели» – мудрость, искренность, благожелательность, смелость и строгость.

Интересно отметить, что содержание понятия «добродетель» менялось на разных ступенях развития этического сознания человечества. Словарь церковно-славянского и русского языка определял добродетель как нравственную характеристику – деятельное стремление к добру и к избежанию зла, делание добра. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона обозначал понятие «добродетель» как свойство характера, определяющее постоянный нравственный образ действий человека. «Нравственность» – русское слово, происходящее от корня «нрав». Оно впервые попало в словарь русского языка в XVIII в. и стало употребляться наряду со словами «этика» и «мораль» как их синоним.

Слова «нравственность», «мораль», «этика» близки по смыслу, но со временем они приобрели некоторые оттенки, отличающие их друг от друга и которые почти всегда можно уловить по контексту.

Перечисленные добродетели (кроме мудрости) автор относил к врожденным качествам. К приобретенным качествам Сунь-Цзы относил постоянную практику, так как «лишенные ее полководцы… не будут знать, что им делать в критической ситуации».

Природные добродетели – это добродетели естественных сил и способностей души, то есть ума, чувства и воли. Они даются человеку от рождения. Природными добродетелями являются ясность ума, быстрота мысли, надежность памяти, искренность чувства, стойкость воли. У всех народов во все времена уважались и высоко ценились такие природные добродетели, как одаренность, талантливость, творческие способности, открытость, честность, целомудрие, великодушие.

Приобретенные добродетели – это добродетели, усвоенные человеком в процессе интеллектуального и нравственного формирования, являющегося результатом полученного образования и воспитания.

В Древней Византии к необходимым чертам характера стратига (врожденным) предъявляли следующие требования: «…младшие офицеры должны обладать качествами командиров и инструкторов; высшие офицеры – способностью мышления; генерал – и теми и другими, а сверх того и моральными качествами: прежде всего – благочестием… Пусть он останется спокойным и невозмутимым при любой случайности… никогда он не должен выглядеть грустным или усталым; он не должен был ни бледнеть, ни дрожать; если солдат увидит его в подавленном состоянии духа – это предвестие поражения… необходимо сочетание врожденного благоразумия с бесконечной находчивостью».

Профессиональными качествами военачальникам Византии предписывалось овладевать не столько по книгам, сколько в военных лагерях – незнание чего-либо им не позволялось. «…Лучшим стратигом, как известно, является не человек знатного происхождения, а человек, блистательно проявивший себя на службе…» Византийские военачальники должны быть инициативными и свободными от рецептов на каждый случай. Считалось, что обращение к теории, собственный опыт и правильная оценка обстоятельств принесут пользы больше, чем все наставления в мире.