Читать онлайн «Странник, пришедший издалека». Страница 24

– Сражаться мы готовы, – сказал Джамаль, – но вот насчет смерти… Вах, отважная моя! Жизнь прекрасна, и лишь неразумный ищет смерти! Так что пусть она лучше будет наградой нашим врагам.

Ближе к вечеру, когда они, как предупреждала Рирда ап'Хенан, стали лагерем у одного из бесчисленных озер, Джамаль решил пройтись, размять ноги после долгого дня, проведенного в седле. Стараясь не терять из вида суетившихся у лошадей девушек, Сайри и Скифа, который обтирал пучками травы своего каракового жеребца, он зашагал вдоль берега по тропинке, выбитой копытами быков и антилоп. Вероятно, это была дорога к водопою, решил он, разглядев следы в мягкой влажной почве. Один из Белых Родичей увязался за ним; зверь не спускал с человека пристального взгляда – то ли сторожил, то ли охранял.

В лучах алеющего предзакатного светила, низко висевшего над степью, вода казалась серебряным зеркалом, прикрытым прозрачной розовой вуалью. Было тепло, но не жарко; в воздухе уже ощущалась вечерняя прохлада, но ни одно дуновение ветерка не рябило озерную гладь. Добравшись до небольшой косы, которая уходила на тридцать-сорок шагов к востоку и круто обрывалась к воде, Джамаль остановился, не обращая внимания на своего пушистого стража, и заглянул вниз. Там, в полутора метрах от запыленных сапог, плавало его неясное отражение.

Рослый черноволосый человек в меховой безрукавке и кожаных штанах, еще довольно стройный и моложавый для своего возраста… Ри Варрат, Джамаль Саакадзе, князь Джаммала, сын Гер'гия… Лицо почти без морщин; темная густая бородка, темные яркие глаза, полноватые сочные губы жизнелюбца, красиво очерченный нос – не то чтобы орлиный, но намекающий на орла… Грузинские черты, как на фресках древних святых; лицо картлийца, говаривал отец, чистая тбилисская кровь. Сам Джамаль куда хуже разбирался в сложной кавказской этнографии и не сумел бы объяснить, чем его облик отличается от кахетинца, аджарца или имеретинца. Но отец утверждал: мы – картлийцы…

Иногда звездный странник едва ли не восторгался удачей, что выпала ему в варварском мире Земли, разделенном на сотни стран и тысячи племен, каждое – со своим наречием, традициями, верованиями, своим особым темпераментом и жизненным укладом. Невесомый световой луч, покорно доставивший на Землю его разум, мог пасть в любое место, на любую часть суши, коснуться любой из сотен миллионов молодых женщин… Дело случая, игра вероятности! Он мог бы родиться эскимосом или китайцем, скандинавом или индусом, итальянцем или египтянином, американцем или эфиопом… Но случай, Великий Случай и судьба сделали его грузином, в чем он усматривал несомненное везенье.

И не потому, что за тридцать лет, начиная с момента, когда он впервые осознал себя в теле перепуганного подростка, Джамаль привык к своему роду-племени, к гортанному говору родичей и приятелей отца, нередко гостивших в их петербургской квартире, к резкой четкости грузинских лиц, к огненным зрачкам, так непохожим на блеклые глаза северян. Нет, привычка тут была ни при чем! Он просто любил свой народ и, достигнув немалого богатства, повидав и изучив назначенный ему мир (как то подобало Наблюдателю), полюбил еще больше.

Грузины были гостеприимны и щедры, горды и экспансивны; порой шумные, порой слишком воинственные, они обладали редкостным чувством достоинства и честью, еще более драгоценным даром, который уже стал забываться на перенаселенной Земле, вступившей в эру технологического развития. Возможно, они являлись в большей степени варварами, чем иные слишком рафинированные народы, но именно это и пленяло в них Джамаля. Это черноволосое темпераментное племя так отличалось от спокойных, сдержанных и предусмотрительных обитателей Телга! Не потому ли они так нравились звездному страннику? Разумеется, сам он был и оставался телгани, но необычным телгани – Наблюдателем и разведчиком, избранным из избранных; и необычное в нем с удивительной легкостью слилось с сутью и сущностью потомка воинственных картлийцев.

Не значило ли это, что и он сам был в душе таким же свободолюбивым и необузданным варваром? Рыцарем гор, улетевшим к звездам, чтобы найти волшебный меч и поразить злобного дракона?

Усмехнувшись, Джамаль покачал головой и медленно побрел к лагерю. Нет, не меч он искал, а латы – или, вернее, магическое заклятье, способное отпугнуть демонов зла. Предусмотрительный Телг не нападал, лишь оборонялся, и панцирь для телгани был привычней клинка.

Грузины решили бы эту проблему иначе, подумал он и тихо прошептал:

– Встаньте, воины в доспехах, позабудьте о покое, вам сраженье будет пиром, вам наградой станет смерть…

Если не считать смерти, все остальное вполне подходило для грузин.

Прошла ночь, промелькнули день и другая ночь. За страной озер и речек открылись иные земли, тоже равнинные, но граничившие на юге с холмистой местностью, переходившей в предгорья. Отрог самого величественного из пиков вытягивался далеко в степь, истончался, превращаясь в монолитную каменную стену, и взмывал вверх гигантской башней розово-серого гранита. Эта огромная скала царила над степью, но разглядеть вершину, словно бы изрезанную крепостными зубцами, еще не удавалось; до подножия ее было километров тридцать, полдня пути.

Постепенно дикая степь начала уступать место обработанным участкам и лугам, где паслись кони всех мыслимых мастей, а также стада дойных антилоп и коз. Однако поля – в земном смысле этого слова – не попадались; лишь фруктовые рощи и плантации различных кустарников, иногда похожих на виноградную лозу, иногда – на разросшиеся до гигантских размеров колючие кусты крыжовника. На них, впрочем, висели не грозди ягод, а длинные белые початки, напоминавшие маис, – но тоже огромной величины, не меньше полуметра.

Однако ни Джамаль, ни его компаньон не слишком приглядывались к этим сельскохозяйственным чудесам. Быть может, в другое время и при иных обстоятельствах путники оценили бы виды и запахи этого земного рая – и прямые каналы, отходившие от рек и озер, и аккуратные поселки с длинными, сложенными из камня домами под черепичными крышами, и сторожевые башни пятнадцатиметровой высоты, с обязательными конюшнями внизу и ухоженными двориками, и рыбные пруды, и давильни, в которых жали масло и приготовляли вино, и ровную, мощенную камнем дорогу, по которой взад и вперед сновали повозки и всадницы в легких туниках или блестящих доспехах. Да, при других обстоятельствах все это вызвало бы удивление, восторг и даже ностальгию – ибо, если не считать равнинной местности, открывшаяся перед Джамалем цветущая страна напоминала грузинские пейзажи.

Но главным являлась вовсе не разница между амм-хамматской равниной и склонами Кавказских гор; главным были люди. Или нелюди – как посмотреть. Люди, впрочем, тоже встречались – повозками правили крепкие женщины-возницы, а иногда и немногочисленные мужчины; женщины суетились у рыбных садков и давилен; женщины в развевающихся плащах и блестящих шлемах мчались по дороге и несли караул у башен; женщины, пешие и на конях, виднелись у каждой плантации и рощи, присматривая за работниками. Вот с работниками был непорядок.

Выехав вперед и буркнув Рирде ап'Хенан: «Хочу посмотреть!» – Джамаль натянул поводья и остановился у ровных шеренг какого-то неведомого кустарника, покрытого желтыми ягодами величиной со сливу. Вероятно, то было масличное растение; ягоды собирали не в корзины, а в бронзовые котлы, где они лопались и растекались под собственной тяжестью, извергая мутный тягучий сок. Нагие люди – в основном мужчины – медленно и тщательно обирали каждый куст; за ними двигались другие, уже не с котлами, а с мотыгами, и окапывали растения – столь же медленно, тщательно, неторопливо. У обочины стояла повозка – там под присмотром пожилой женщины в синем просторном хитоне пять темнокожих парней грузили запечатанные глиняные амфоры. Сосуды эти показались Джамалю огромными, в рост человека, но голыши справлялись с ними без труда, хоть никто из них и не выглядел силачом.

И грузчики, и сборщики работали словно автоматы; мерно сгибались руки, босые ноги месили влажную землю, полураскрытые губы втягивали и выдыхали воздух, спины склонялись и выпрямлялись, пальцы сжимали рукояти мотыг или ручки амфор и котлов. Выглядели эти труженики по-разному, но независимо от цвета кожи волос или глаз, имелось в них нечто общее – и подмеченный Джамалем неторопливый ритм движений, и остановившиеся, застывшие, будто во сне наяву, зрачки, и струйки слюны, стекавшей из раззявленных ртов.

Он оглянулся. Амазонки взирали на эту картину с равнодушием, Скиф – со смесью отвращения и любопытства, Сайри – с неприкрытым ужасом. Что касается белых зверей, то те расселись неподалеку и, вывалив шершавые языки, негромко порыкивали, словно ведя беседу. Сборщики желтых плодов явно не вызывали у них интереса.