Читать онлайн «Дефолт, которого могло не быть». Страница 47

На Дубинина оказывали сильнейшее давление из Кремля, принуждая его пойти навстречу требованиям банкиров. Он сам считал, что крайне важно было продолжать жесткую монетарную политику и поддерживать обменный курс на стабильном уровне, но, похоже, у него не было иного выбора, кроме как соглашаться. В противном случае ему пришлось бы подать в отставку, а это имело бы катастрофические последствия для доверия на рынках. Тем временем снижение доходности казначейских облигаций способствовало сокращению валютного запаса (а может быть, и было его причиной), давление на рубль не ослабевало, а объявление о сохранении валютного коридора в ближайшие три года не произвело видимого эффекта на степень доверия со стороны рынка.

Но даже и в плане ужесточения политики в действиях ЦБ проявилась непоследовательность. Как и ожидалось, ЦБ 1 декабря воздержался от интервенции на рынке ГКО/ОФЗ, с тем чтобы рынок сам определил свою клиринговую цену. Средние ставки процента поднялись выше 40. К концу дня ЦБ повысил свою ломбардную ставку до 36%, но при этом оставил ставку рефинансирования без изменений. Повышение ломбардной ставки позволяло ограничить арбитражные сделки, но с учетом того, насколько финансовая ситуация ухудшилось за предыдущие недели, этой меры уже было явно недостаточно. К тому же сохранение ставки рефинансирования без изменений дезориентировало рынок.

Заявление ЦБ о том, что повышение ломбардной ставки имело целью предотвратить ее использование банками в спекулятивных операциях на валютном рынке, вообще прозвучало несколько странно. Если банки и правда позиционировались против рубля, то тогда ЦБ следовало бы реагировать гораздо более энергично, сокращая ликвидность и существенно повышая ставку процента. Не ясны были намерения и в отношении валютного курса. Власти посылали противоречивые сигналы, то проводя интервенции, то воздерживаясь от них.

Не дала желаемых результатов организованная по инициативе Дубинина 3 декабря встреча в ЦБ с представителями коммерческих банков. С учетом связей и влияния ведущих банкиров в Кремле, надежды Дубинина на то, что ему удастся разумными доводами склонить их к поддержке рубля, были явно напрасными.

Общее беспокойство усиливало и то, что правительство отчаянно пыталось заручиться международной поддержкой рубля. Было много разговоров о чрезвычайных займах, и за всем этим угадывались панические настроения. Соответственно возникало опасение, что, возможно, финансовое положение в России на самом деле гораздо хуже, чем казалось. Поскольку ситуация с поступлениями в бюджет не улучшалась, появились слухи о возможном предоставлении пакета финансирования российскими коммерческими банками (как ни странно, теми самыми, у которых якобы имелись серьезные проблемы с ликвидностью и из-за которых ЦБ не смог повысить процентные ставки!). Говорили также о возможном использовании какой-то новой схемы залоговых аукционов (в прессе появились публикации о возможной передаче «Роснефти» в обмен на кредит в 1,5 млрд долларов, организованный с участием Бориса Йордана).

Все эти слухи подразумевали, что в ближайшее время мог начаться кризис либо на валютном рынке, либо на рынке гособлигаций, либо и там и там одновременно. И уж конечно, они вряд ли могли укрепить веру участников рынка в то, что власти по-прежнему в состоянии предпринимать эффективные действия.

Наконец, появилась информация о том, что правительство обратилось к ряду западных банков с просьбой открыть ему кредитную линию на 2 млрд долларов для решения текущих финансовых проблем. Дубинин выступил с заявлением о готовности и дальше ужесточать денежную политику, если это будет нужно для прекращения валютных спекуляций. Стабильность валютного курса он назвал главным приоритетом политики ЦБ. Он при этом подчеркнул, что никаких ограничений в валютном режиме вводиться не будет. Дубинин указал, что золотовалютные резервы ЦБ достигли примерно 18 млрд долларов (а в начале ноября они составляли меньше 23 млрд долларов). Резкое сокращение резервов объяснялось тем, что иностранные инвесторы в спешке уходили с рынка государственных облигаций и продавали их за доллары, чтобы зафиксировать и экспортировать прибыль. Из-за массового оттока капитала нерезидентов с рынка ГКО стоимость заимствований правительства возросла, а вместе с ней и давление на рубль. Причем этот финансовый кризис наступал в момент, когда правительство всячески пыталось исполнить данное публично обещание ликвидировать до конца года все задолженности по зарплатам бюджетникам.

Последовавшее все-таки резкое ужесточение монетарной политики (была повышена ставка репо) возымело действие, и финансовые рынки успокоились. Доходность ГКО снизилась, давление на рубль ослабло, а резервы ЦБ подросли к концу года до 20 млрд долларов за счет операций на валютной бирже и очередного крупного кредитного транша Всемирного банка.

Реакция Ельцина на все эти события разочаровала. Если в начале года он буквально вдохнул в правительство новую жизнь, то теперь энтузиазм у него, судя по всему, пропал. 19 декабря он предупредил, что россияне устали от «радикальных» реформ.

Правительство сдержало слово и большинство задолженностей по зарплатам бюджетникам ликвидировало, но положение Чубайса от этого не улучшилось. В какой-то момент он даже обронил в беседе, что ему надоело сидеть на нищей правительственной зарплате и при этом выступать в роли виноватого за все проблемы страны. Козла отпущения Ельцин из него в прошлом уже делал и в угоду оппозиции им тоже уже жертвовал, так что он ко всему готов. Однако выживать даже в самых отчаянных политических схватках Чубайс умел как никто другой: менее чем через шесть месяцев он получил пост руководителя энергетической монополии РАО «ЕЭС России».

К концу 1997 года ощущение в МВФ у всех, кто занимался российской программой, да и у совета директоров тоже, было такое, словно они прокатились на американских горках: пережили и пессимистичные прогнозы, и надежду, и уныние, а вот теперь наконец появилось ощущение реализма в восприятии ситуации. О хитросплетениях российской политической жизни, в которой даже фактор МВФ играл какую-то роль, судить, конечно, было трудно. Но МВФ волновали в первую очередь не российские политические баталии и сами политики, а наличие у них политической воли для осуществления программ, необходимых для обеспечения стабильного роста российской экономики и повышения уровня жизни граждан.

Поскольку надежды на «команду мечты» не оправдались и фискальные результаты года оказались по-прежнему неудовлетворительными, в МВФ шло серьезное обсуждение ситуации. Например, при подготовке к переговорам об осеннем квартальном обзоре в рамках программы EFF сотрудники российской миссии фонда высказывали мнение, что в первую очередь нужно убедиться, возможно ли провести пакет фискальных мер, достаточно жестких для того, чтобы улучшить положение с налогами. Если да, то тогда фонд мог бы и дальше оказывать российским властям помощь в рамках существующей договоренности с необходимыми поправками. МВФ в таком случае мог бы также пойти на корректировку целевых показателей в фискальной области на 1997 год. При этом в самую первую очередь необходимо было как можно скорее добиться отмены всех форм неденежных взаиморасчетов.