Читать онлайн «Дефолт, которого могло не быть». Страница 34

Немцов же в этой связи сказал: «Я думаю, что президент принял правильное решение, потому что он неоднократно ранее заявлял, что никто из чиновников не имеет права совмещать государственную должность с коммерческой деятельностью. Я думаю, что президент поступил в соответствии со своими убеждениями». Решение Ельцина, – сказал Немцов, – важный шаг для того, «чтобы уйти от олигархического капитализма».

Сам Березовский, занимавший свой пост в Совете безопасности с октября 1996 года, утверждал, что все свое время посвящал переговорам с непокорной Чеченской республикой, и что руководство своей деловой империей он передал в доверительное управление третьим лицам.

Комментируя свою отставку, Березовский выступил с резкими нападками на Чубайса. «По образу действий Анатолий Борисович является большевиком. Анатолий Борисович считает, что любые средства оправдывают достижение цели», – заявил он в интервью «Коммерсанту». Березовский обвинил Чубайса в лицемерии и сказал, что на словах он обещал положить конец предварительным сговорам на приватизационных торгах, а на деле поддерживает совместное участие группы ОНЭКСИМ и компании British Petroleum «в следующих аукционах» (ни для кого не было секретом, что речь идет об очередной попытке государства продать «Роснефть», и принадлежавшая Березовскому «Сибнефть» намеревалась также участвовать в этих торгах). «Цели, которые декларирует Чубайс, и те цели, которые как бы декларирует продвинутая часть бизнес-сообщества , – они одинаковые. Но все дело в том, что те слова, которые произносятся Чубайсом, и те действия, которые он предпринимает, расходятся», – подытожил Березовский. В конце концов, спровоцировав скандал с авторскими гонорарами, он добился ухода Чубайса из правительства и таким образом, сам того не желая, способствовал скорому наступлению политического паралича, причем именно в тот момент, когда обстановка за пределами России начала ухудшаться. Но, с другой стороны, своими действиями Березовский окончательно похоронил возможность того, что олигархия оказалась бы в России действующей политической моделью.

С наступлением лета 1997 года появились первые признаки долгожданной нормализации. К сожалению, продолжалось это очень недолго.

Правительство пыталось взять политические процессы в свои руки, отбивалось от противников и старалось не терять время, продвигая реформы.

Борис Ельцин впервые после прошлогодних выборов отправился за рубеж. 21 марта 1997 года в Хельсинки состоялась его встреча с президентом США Клинтоном. Интересно отметить, что ввиду слабого здоровья Ельцина эту встречу перенесли из США в Финляндию, поближе к Москве – а в результате в Хельсинки, куда Клинтона из-за травмированного колена доставили в инвалидной коляске, именно Ельцин выглядел на его фоне молодцом [112] . В Хельсинки Клинтону удалось уговорить Ельцина согласиться с планами расширения НАТО на восток, и в развитие этой договоренности Ельцин потом отправился в мае в Париж, где подписал с альянсом договор об участии Москвы в рассмотрении политических вопросов. Пойдя таким образом Клинтону навстречу, Ельцин, в свою очередь, заручился его согласием на вступление России в главные мировые экономические клубы: ОЭСР, Парижский клуб и ВТО [113] . В сочетании с недавним радикальным обновлением правительства прогноз политической погоды угадывался неплохой, и у Ельцина были все основания гордиться достигнутым.

В соответствии с хельсинкскими договоренностями Ельцина и Клинтона и июньским решением денверского саммита «Большой восьмерки» начались активные переговоры об участии России в Парижском клубе в качестве кредитора. Исходили из того, что в 1996 году Россия окончательно урегулировала с Лондонским и Парижским клубами все долги бывшего СССР и тем самым сняла последние остававшиеся у нее в качестве должника вопросы с Парижским клубом. Кроме того, как известно, Россия и сама была крупным кредитором: во-первых, она унаследовала права требования по советским кредитам, а во-вторых, к этому времени уже сама, как суверенный кредитор, выделяла займы другим странам, в первую очередь бывшим советским республикам. В обоих случаях она сталкивалась с трудностями по части погашения этих кредитов. И при этом многие из ее должников (у которых, кстати, львиную долю непогашенных долгов составляла именно задолженность перед Россией) осуществляли программы сотрудничества с МВФ и вели долговые переговоры с кредиторами из Парижского клуба, а Россию, тем не менее, к этим обсуждениям не привлекали.

Договоренность с членами Парижского клуба об участии России была достигнута 16 сентября 1997 года. Поскольку Парижский клуб официальной организацией не является, а только предоставляет группам кредиторов возможность обсуждать общие для них вопросы, то никакого официального документа о членстве и не предусматривалось – договоренность с Россией была оформлена в виде меморандума о взаимопонимании. Вопрос, который в первую очередь решали во время переговоров, – как оценить долговые обязательства советских времен. Проблемы заключалась в том, что они были номинированы либо в рублях, либо в «переводных» рублях, а также в том, что многие из них возникли при осуществлении военных поставок. Россия в результате согласилась на более-менее реалистичный уровень расчетных курсов и привязку, по возможности, к рыночным оценкам. С момента вступления России в клуб любая ее дискриминация по сравнению с другими участниками (как, например, исключение из процесса переговоров) стала невозможной. Следуя этому правилу, МВФ, например, не мог более выделять займы странам, имеющим неурегулированную задолженность перед Россией.

С момента принятия на саммите «Большой семерки» в Лионе в июне 1996 года торжественной декларации о рассмотрении членства России в Парижском клубе процесс согласования был отмечен активным политическим маневрированием всех сторон, и российские интересы в этой ситуации настойчивее всех защищал Михаил Касьянов. Но на состоявшуюся 16 сентября в Париже торжественную церемонию подписания меморандума с тогдашним президентом Парижского клуба Кристианом Нуайе приехал Чубайс [114] . Выступая перед собравшимися участниками клуба, он объявил, что Россия стала полноправным членом, и одновременно, явно имея в виду свою российскую аудиторию, указал, что Россия в три раза увеличит ежегодные платежи со стороны стран-должников – со 100 – 150 млн до примерно 500 млн долларов. Конечно, это было сильное преувеличение, поскольку реально, даже уже став участником Парижского клуба, Россия никогда не получала больше, чем несколько десятков миллионов долларов [115] .