Читать онлайн «Последняя цивилизация. Политэкономия XXI века». Страница 46

Итог эпохи неолиберализма подводила британская газета деловых кругов The Financial Times, которая на переломе 2011/2012 г. опубликовала цикл статей под названием «Капитализм в кризисе». Общее мнение экспертов сводится к выводу, что унаследованная из 1980-х гг. формула ультралиберального и нерегулируемого капитализма больше не работает. Капитализм оказался в кризисе, так как является главным источником неравенства, которое последние 30 лет в Америке и Европе ощущается все сильнее, и уже начинает представлять угрозу для нашей демократии [693].

И здесь из тени прошлого вновь всплывают мрачные пророчества О. Шпенглера, который начинал их с предупреждения, что «политическим оружием диктатуры денег является демократия» [694]. И что же дальше? «Диктатура денег, — отвечал О. Шпенглер, — продвигается вперед и приближается к своей естественной высшей точке, как в фаустовской, так и во всякой другой цивилизации. И здесь свершается нечто…» — деньги угасают, «причем угасают вследствие отсутствия материи. Деньги проникли в жизнь крестьянской деревни и привели в движение почву, они по-деловому переосмыслили все виды ремесла; сегодня они победно наседают на промышленность, чтобы в равной мере сделать своей добычей производительный труд предпринимателей, инженеров и исполнителей. Машине с ее человеческой свитой, настоящей госпоже столетия, угрожает опасность пасть жертвой еще более мощной силы. Однако тем самым деньги подходят к концу своих успехов, и начинается последняя схватка, в которой цивилизация принимает свою завершающую форму: схватка между деньгами и кровью » [695] .

Тяжелый пессимизм и радикализм немецких философов, «сумрачный германский гений», зародившийся еще во времена А. Шопенгауэра и получивший развитие в лице К. Маркса, О. Шпенглера, Ф. Ницше, В. Шубарта… был связан с тем, что Германия и Европа уже к началу XX в. оказалась в том же тупике развития [696], к которому сегодня подходит современное человечество, на более высоком — глобальном, постиндустриальном уровне. 

Разделение труда ограничивается размерами рынков.

А. Смит [697]

Казалось бы, к XXI веку мир изменился настолько, что уроки прошлых столетий уже потеряли свое значение и стали лишь достоянием истории. Человечество действительно изменилось, вступив в эпоху просвещенной глобализации: прежние национальные и государственные границы открылись для свободного движения капиталов и товаров, они стали прозрачнее и для обычных людей. Европа наконец-то стала почти Единой, что отчасти погасило свирепые национальные распри, терзавшие ее на протяжении всего существования. Тоталитарные режимы, наследие жестоких болезней цивилизации XIX и ХХ вв., рухнули, освободив для их народов пути к процветанию и развитию. Мир стал человечнее и гуманнее, чем век назад. Торжество человеческого разума, выразившееся в новых технологиях, открыло дороги для невиданного еще прогресса. Интернет связал народы мира в глобальную паутину идей и мнений. Восточно-Азиатские страны, еще вчера бывшие на обочине мировой цивилизации, выходят в ее лидеры. Их положительный пример дает надежду и другим странам третьего мира. Жизненный уровень большинства человечества поднялся на небывалую в мировой историю высоту, сегодня миллиардам доступно то, чего век назад не имела и сотня богатейших людей планеты. И пускай простому человеку порой приходится туго, мы любим нашу цивилизацию, мы наслаждаемся ею, мы верим в ее дальнейший прогресс и развитие. Что может угрожать ей? 

Маятник экономической мысли качнулся в сторону А. Смита в конце 1960-х годов.

А. Гринспен [698]

Начать опять же придется с истории. Некоторую трудность представляет только с чего — существует множество различных отправных точек: например, К. Маркс, впервые введший понятие глобализации уже в середине XIX в. [699], или 14 пунктов В. Вильсона (1918 г.), венчавшие Первую мировую войну и, по сути, являвшиеся программой глобализации, или Вторая мировая война, закончившаяся созданием международных институтов (таких как ООН, МВФ, Мировой банк, ГАТТ, и т. п.); или объединение Европы, приведшее в 1958 г. к созданию европейского «общего рынка»; или старт неолиберальных реформ, данный М. Фридманом [700], Р. Рейганом и М. Тэтчер 1980-х; или компьютерная революция 1990-х гг. Все эти и им подобные события внесли свой вклад в создание нашей современной глобализированной цивилизации. Любое из них имеет полное право служить отправной точкой. Однако на их фоне выделяется одно, на которое указал президент страны, являющейся лидером и двигателем мировой цивилизации в последние десятилетия — Соединенных Штатов Америки:

11 сентября Джордж Буш объявил об установлении нового миропорядка: «Эти смутные времена могут породить новый мировой порядок, который есть наша общая цель. Сегодня этот новый мир борется за право быть рожденным, мир совершенно непохожий на нынешний». Речь идет не о том, о чем вы подумали, предупреждают Т. Бернетт и А. Геймз, эта речь принадлежит не президенту Джорджу Бушу-младшему (43-му президенту США), а его отцу Джорджу Бушу-старшему (41-му президенту), а упомянутая дата — это 11 сентября не 2001 г. [701], а 1990 г. Мир, о котором говорил Буш-старший, был миром, начавшимся с краха Советского Союза и обрушения Берлинской стены… [702].

На деле новый мировой порядок был действительно впервые провозглашен 11 сентября, но не 1990 и не 2001 гг., а 1973 г., когда при поддержке американских спецслужб генерал Пиночет совершил государственный переворот в Чили [703]. Целью переворота являлась реализация неолиберальных идей, продвигаемых в Чили учениками М. Фридмана [704]. Это было начало мировой либеральной революции. X. Пиньера, ставшего министром труда и горного дела у Пиночета, он заявлял: это была «настоящая революция… радикальное, всестороннее и устойчивое продвижение в сторону свободного рынка» [705]. «Принято считать, — отмечает в связи с этим Н. Кляйн, — что администрация Джорджа Буша впервые осуществила идею «общества собственников», но на самом деле идею «нации собственников» провозгласило правительство Пиночета на 30 лет раньше» [706].

В 1970-х гг. бум либеральных революций охватил Латинскую Америку. Бразилия уже находилась под контролем поддерживаемой США хунты, и несколько бразильских учеников Фридмана занимали там важные посты. В Уругвае военные устроили переворот в 1973 г., а поскольку уругвайцев, окончивших Чикагский университет, не хватало, генералы пригласили к себе А. Харбергера из Чикагского университета с его командой. В 1976 г. к эксперименту присоединилась Аргентина, где очередная хунта захватила власть. Эти страны, по словам Н. Кляйн, «стали действующей лабораторией чикагской экономической школы» [707].