Читать онлайн «Битвы алмазных баронов». Страница 16

Следует признать, что труднообъяснимые события, связанные с советским алмазным проектом, а именно: упорное нежелание Минцветмета СССР начать разработку якутских месторождений ранее 1957 года, применение максимально затратной схемы освоения и, наконец, создание убыточной гранильной промышленности, объективно «работали» в интересах «Де Бирс».

Успех «Де Бирс» в выстраивании отношений с СССР после эпохальных открытий алмазных месторождений в Западной Якутии столь очевиден, что невольно возникает впечатление — перед нами закономерное развитие доброго старого партнерства, а не уродливый альянс идеологически непримиримых противников, продиктованный сиюминутными меркантильными соображениями.

Но российская постперестроечная специализированная литература (в советских открытых источниках тема взаимоотношений СССР и «Де Бирс» практически не освещалась) утверждает — контакты советского руководства и владельцев «Де Бирс» берут свое начало лишь в 1959 году. Именно тогда состоялся визит в Москву сэра Филиппа Оппенгеймера (брат Эрнеста Оппенгеймера) и было заключено соглашение о продаже первой партии якутских алмазов. Этой же даты придерживается и подавляющее большинство зарубежных авторов, исследующих историю мирового алмазного рынка.

Вопрос — где и как использовались алмазы Урала, промышленная добыча которых велась с 1946 года, при полном отсутствии в СССР производства алмазного инструмента и гранильной отрасли до 1958 и 1961 годов соответственно, остается открытым. Никаких следов уральских алмазов в открытых источниках нет, предположение об их многолетнем экспорте при участии «Де Бирс» — всего лишь гипотеза, имеющая ряд косвенных подтверждений, но пока не получившая прямых доказательств. А до начала эксплуатации уральских месторождений никакого отношения к рынку алмазного сырья СССР, очевидно, иметь не мог.

Сэр Филипп Оппенгеймер. 

К рынку алмазов — да, не мог. А вот мировой рынок бриллиантов находился в сфере самого пристального внимания руководства коммунистической России с первых лет ее существования. Дело в том, что в условиях охватившего страну послереволюционного экономического коллапса главными и практически единственными экспортными статьями молодого советского государства вначале 20-х годов XX века стали ценности, экспроприированные у «эксплуататорских классов»: драгоценные металлы в слитках, монетах, ювелирных изделиях, всевозможный антиквариат и драгоценные камни, в первую очередь — бриллианты. Так, в 1921 году наиболее значительная выручка от внешнеторговых операций Советской России пришлась на антиквариат — 9 млн. золотых рублей, на втором месте оказались бриллианты — 7 млн. золотых рублей. Но это только по документально подтвержденным данным.

Георгий Базилевич. Как и подавляющее большинство операторов «красного бриллиантового трафика» был расстрелян в конце 1930-х годов.

«Шипящая обывательщина уже давно соткала ряд нелепых сплетен о расхищении большевиками царских сокровищниц. И эта клевета в самые тяжкие и ответственные моменты борьбы всплывает то там, то здесь на обширной территории Республики, прорываясь, как злокачественный гнойник. Алмазы, бриллианты, жемчуга и самоцветы, стоившие бесконечных страданий трудящимся целых столетий, — теперь в надежных руках, и пролетариат сумеет их разумно использовать». Такими откровениями делился с читателями коммунистической прессы Георгий Базилевич — бывший подполковник императорской армии, а в 1920-х годах правая рука Льва Троцкого, руководившего «учетом и сосредоточением ценностей Республики».

Вальтер Кривицкий.

«Надежные руки» трудились без устали, и объемы и способы выброса российских бриллиантов на рынок были просто чудовищными. Вальтер Кривицкий (Самуил Гинзберг, в 1918–1921 году функционер Коминтерна, позже сотрудник советских спецслужб) вспоминал: «Обычной процедурой было указание Политбюро ОГПУ доставить в адрес Коминтерна мешок (sic!) с конфискованными бриллиантами.». И, судя по всему, «мешок» — отнюдь не гипербола.

Из воспоминаний Якова Рейха, главы Западноевропейского бюро Коминтерна: «Повсюду золото и драгоценности: драгоценные камни, вынутые из оправы, лежали кучками на полках, кто-то явно их пытался сортировать и бросил. В ящиках около входа полно колец. В других золотая оправа, из которой уже вынуты камни. Ганецкий (Яков Фюрстенберг, в 1920-х годах — заместитель Наркома финансов и управляющий Народным банком РСФР) обвел фонарем вокруг и, улыбаясь, сказал: «Выбирайте!» Потом он объяснил, что все эти драгоценности, отобранные ЧК у частных лиц, по поручению Ленина, Дзержинский сдал сюда на секретные нужды партии. Мне было очень неловко отбирать: как производить оценку? Ведь я в камнях ничего не понимаю. «А я, думаете, понимаю больше? — ответил Ганецкий. — Сюда попадают только те, кому Ильич доверяет. Отбирайте на глаз — сколько считаете нужным. Ильич написал, чтобы Вы взяли побольше». Я стал накладывать, а Ганецкий все приговаривал: «Берите побольше». Наложил полный чемодан (sic!) камнями, золото не брал — громоздко.»

Бывший секретарь И. Сталина Борис Бажанов в своих «Воспоминаниях» упоминает некий «алмазный фонд Политбюро» — огромный сток бриллиантов исключительного качества — и сетует, что «судьба его неизвестна». Поскольку сегодня, спустя многие десятилетия после публикации воспоминаний Б. Бажанова, судьба этого актива по-прежнему неизвестна, резонно предположить, что он не избежал общей участи и в «мешках», «чемоданах» и прочей экзотической для бриллиантового бизнеса таре переместился на берега туманного Альбиона.