Читать онлайн «Крутое пике. Америка и новый экономический порядок после глобального кризиса». Страница 5

Примерно то же самое происходило и на другом направлении. Многие специалисты, которые давно наблюдают за расширением мировой экономики в эпоху дерегулирования, пришли к выводу, что рынки, которым ничто не мешает, работают и что дерегулирование будет способствовать высокому экономическому росту и обеспечивать ему поддержку. Однако реальность оказалась совершенно другой. Рост достигался за счет увеличения горы долгов, а фундамент этого роста был шатким, если не сказать больше. Западные банки приходилось неоднократно спасать после их безумных действий в сфере кредитования, оказывая им требуемую помощь, и это происходило не только в Таиланде, Корее и Индонезии, но и в Мексике, Бразилии, Аргентине, России. Список здесь почти бесконечен. Но после каждого такого эпизода в мире все оставалось по–прежнему, история почти в точности повторялась, в результате чего многие специалисты решили, что рынки работают сами по себе, и работают хорошо. Однако на самом деле за всем этим стояли правительства, которые неоднократно спасали рынки после совершенных ими ошибок. Те, кто считал, что с рыночной экономикой все хорошо, пришли к неправильному заключению, но их ошибка стала «очевидной» только после того, как кризис разросся настолько, что игнорировать его и считать, что здесь его нет, было уже нельзя.

Эти дебаты по поводу последствий той или иной политики помогают объяснить, почему плохие идеи выживают в течение столь длительного времени. На мой взгляд, Великая рецессия 2008 года стала неизбежным следствием той политики, которая проводилась в предыдущие годы.

Очевидно и то, что такая политика формировалась под воздействием групп с особыми интересами — финансовых рынков. Более сложна в этом отношении роль экономической науки. В длинный список тех, кто несет ответственность за возникновение этого кризиса, я включил бы профессионалов в области экономической науки, так как они снабжали группы с особыми интересами аргументами в пользу эффективности и саморегулируемости рынка и делали это даже несмотря на то, что развитие этой науки на протяжении предшествующих двух десятилетий показало, что данная теория подтверждается только при наличии очень специфических условий. И результате кризиса экономическая наука (как теоретическая, так и прикладная, обслуживающая политические запросы) почти наверняка изменится настолько же, насколько изменится и экономика; некоторые из этих изменений рассматриваются в предпоследней главе данной книги.

Меня часто спрашивают, как профессионалы, занимающиеся экономической наукой, могли так сильно заблуждаться. В этой профессии всегда есть экономисты с «медвежьим» уклоном, считающие, что основные проблемы еще впереди; они‑то и предсказали девять из последних пяти экономических спадов. Но была небольшая группа экономистов, которые не только разделяли «медвежью» философию, но и имели общие взгляды о том, почему экономика сталкивается со всеми этими неизбежными проблемами. Когда мы собирались на различных встречах, вроде Всемирного экономического форума в Давосе, который проводится там каждую зиму, мы делились друг с другом нашими диагнозами и пытались объяснить, почему день расплаты, приближение которого каждый из нас видел так ясно, все еще не наступил.

Мы, экономисты, хорошо умеем выявлять движущие силы, но не столь хорошо умеем предсказывать точные сроки. На давосской встрече 2007 года я оказался в неудобном положении. На предыдущей такой же встрече я предсказал приближение проблем, причем заявил об этом очень решительно. Однако в начале 2007 года глобальный экономический рост продолжался, причем высокими темпами. 7% общемирового темпа экономического роста были почти беспрецедентными. Хорошие новости появились даже в отношении положения дел в Африке и Латинской Америке. Как я уже объяснял своей аудитории, из этого следовало, что либо мои основные теории были неправильными, либо то, что кризис, когда он разразится, окажется более тяжелым и продолжительным, чем мог бы быть, случись он раньше.

Я, безусловно, сделал выбор в пользу последнего толкования.

* * *

Нынешний кризис выявил фундаментальные недостатки в капиталистической системе или по крайней мере в той своеобразной разновидности капитализма, которая возникла во второй половине XX века в Соединенных Штатах (иногда называемой капитализмом в американском стиле). Дело не в ошибках отдельных лиц или каких то специфических недостатках, нельзя говорить и о том, что нужно устранить лишь несколько незначительных проблем и произвести настройку нескольких стратегий.

Увидеть эти недостатки было непросто, потому что мы, американцы, очень сильно хотели верить в нашу экономическую систему. «Наша команда» действовала гораздо лучше, чем наши заклятые враги из советского блока. Сила нашей системы позволила нам одержать победу над их слабостью. Мы болели за нашу команду на всех соревнованиях: США против Европы, Соединенные Штаты против Японии. Когда министр обороны США Дональд Рамсфелд подверг резкой критике «старую Европу» за ее оппозицию нашей войне в Ираке, мы опять же мысленно имели в виду очередное соперничество: между склеротической социальной моделью Европы и динамической — США. В 1980–х годах успехи Японии вызвали у нас некоторые сомнения. Была ли наша система действительно лучше, чем у «корпорации» Japan, Inc.? Это беспокойство было одной из причин, объясняющих, почему мы испытывали чувство удовлетворения во время краха 1997 года, случившегося в Восточной Азии: ведь там многие страны взяли на вооружение элементы японской модели. Конечно, мы не злорадствовали публично по поводу десятилетнего недомогания Японии в 1990–е годы, но фактически мы потребовали от Японии принять наш стиль капитализма.

Усилению нашего самообмана способствовали и некоторые цифры. Ведь, в конце концов, наша экономика росла намного быстрее, чем почти все другие, если не считать Китай, а с учетом проблем, которые, как мы думали, возникнут в китайской банковской системе, коллапс в этой стране представлялся лишь вопросом времени. Примерно так мы думали.

Это не первый случай, когда наши суждения (в том числе оказавшиеся абсолютно неверными суждения Уолл–стрит) были сформированы на основе ложного толкования чисел. В 1990–х годах Аргентина считалась очень успешной страной Латинской Америки — триумфом «рыночного фундаментализма» к югу от США. Статистические показатели роста в этой стране в течение нескольких лет выглядели хорошо. Но, как и у США, этот рост был основан на большой задолженности вкупе с чрезмерно высоким уровнем потребления. В конце концов в декабре 2001 года объем накопившейся задолженности стал для страны неподъемным, и ее экономика рухнула.