Читать онлайн «Горец. Гром победы». Страница 2

Чтобы опять не нарываться в прессе на козни многочисленных моих недоброжелателей, я не стал делать об этом доклад в империи, а опубликовал короткую статью за границей, в соседнем Швице. В серьезном журнале «Химия гор». Просто взял и послал рукопись по почте. На деревню дедушке, основываясь только на репутации швицкой честности.

В отличие от Реции, в Швице предгорий и равнин не было, только долины, но геология и химия были там развиты традиционно из-за особенностей экспорта этой горной республики.

Называлась моя вымученная работа: «О соотношении свойств химических элементов и их атомного веса».

Опубликовали статью неожиданно быстро, в ближайшем же номере, с восторженными комментариями остепененных швицких химиков.

По почте же мне прислали обратно несколько экземпляров журнала.

А вот с гонораром кинули. Наука тут храм, а не торжище…

Швицкий горный институт бесплатно разослал журнал с моей статьей всем ведущим химикам мира. Пиарщики доморощенные. Они на мне решили поднять рейтинг своего издания в мировой научной табели о рангах. До того журнал «Химия гор» не входил в мировой научный мейнстрим из-за предельной зацикленности содержания только на собственных местечковых проблемах.

Газеты заметили демарш швицких химиков и привычно дали рецензию о том, что «Кровавый Кобчик», известный ранее изобретениями разнообразных бытовых поделок, таки открыл новый фундаментальный закон мироздания. Подано все это было как курьез, типа «что хорошего может быть из Реции?».

Авторские экземпляры я раздал своим химикам, один сдал в библиотеку Политехнического общества и еще один отослал на экспертизу в Будвиц к Помахасу – все же он доктор химии и признанный научный авторитет. Завязалась активная переписка.

Статью перепечатали в «Трудах Будвицкого политехнического института». Все же я их почетный доктор. И в имперской научной прессе завязалась суровая дискуссия, которая из-за невозможности опровергнуть сам менделеевский принцип быстро скатилась к обвинению меня в отсутствии патриотизма, раз я публикую такие эпохальные вещи за границей. Жалует царь, да не жалует псарь… Всегда найдут, за что укусить. Было бы желание.

Обиду научного сообщества империи можно понять. До войны вся мировая наука здесь делилась поровну на имперскую и всю остальную. Разве что островитяне слегка опережали в практических инженерных разработках, связанных с морем и железной дорогой.

Вот чего я совсем не ожидал, так этого того, что в хор голосов, укоряющих меня в недостаточной любви к родине и невосторженный образ мыслей, включится даже Ремидий. На что герцог немедленно получил мой резонный ответ:

– Ваша светлость, в самой Реции никакой научной периодики пока нет, кроме редких альманахов Политехнического общества. А швицы вроде как нам дальние родственники, и язык у нас практически один. Не имперцам же делать такие подарки. При публикации такой сенсации в столице империи о Реции никто и не вспомнит, говорить будут только про империю. И вся слава опять пройдет мимо наших гор.

– Ну разве что все это в таком разрезе понимать… – пожал плечами герцог после некоторого раздумья. – Тогда тебе придется делать еще один доклад в нашем обществе.

И при этом он лукаво мне подмигнул, разглаживая усы.

Я не стал отказываться. Перцу, официально признанному за границей, делать доклады намного проще, ибо «нет пророка в своем отечестве…».

Следующую статью «Опыт системы элементов, основанный на их атомном весе и химическом сходстве» с готовой таблицей я уже сам разослал веером по всем серьезным научным изданиям, даже во вражеских странах (им с оказией через редакцию швицкого журнала).

Причем не вышло у меня, как я надеялся, простого плагиата с Менделеева. Но, зная принцип, уже легче было тасовать карточки с элементами на столе в подобие менделеевской таблицы. При этом я не стал заходить за то количество элементов, которое было открыто на то время в этом мире. Шестьдесят четыре так шестьдесят четыре. Открытием считалось объединение элементов в группы по атомному весу, когда свойства элементов изменяются не постепенно, а скачкообразно и имеют химическое сходство в периоде, что в принципе и отличает металлы от неметаллов. В отличие от их природного агрегатного состояния – жидкого, твердого и газообразного, в котором могли пребывать и те и другие.

Но важнее всего было то, что в таблице логично остались пустые клетки, которые, как я заявил на докладе, заполнят те, «кто идет за мной». Эти клетки не могут быть пустыми в принципе. Многие сомневались в моих словах, не веря в мою убежденность. А я так просто знал, что так оно и есть. Очень меня удивляло то, что в местных научных кругах многое принималось на веру. Оттого и приходилось постоянно доказывать правоту опыта. Возможно, именно от такого отношения к научным новшествам и родился обычай диссертации защищать. Но все равно вера в умозрительные постулаты пока рулила.

Вражеская пресса ожидаемо подняла хай, что не может дикий горец с кровожадными наклонностями быть столь выдающимся ученым. Как ни крути, а у союзников от моей публикации пострадала репутация. Если империя может себе позволить тратиться на чистую науку во время даже не войны, а мировой бойни, то, знать, высок ее потенциал. А все, что возвышает нас, – унижает врага.

Республиканцы так вообще обвиняли меня в плагиате работы их химика Бенрейтера. Конкретно – статьи «Закон триад», которую он опубликовал в еще королевском городе Лютеце за полвека до наших дней, накануне их буржуазной революции. Но Бенрейтер объединял элементы совсем по другим параметрам, где атомный вес был второстепенным, вскользь упоминаемым признаком. Так что…

Имперская пресса сначала охотно подпела «вражеским голосам», исходя страстью «законно» меня покусать, но быстро угомонилась от хорошего пинка из императорского дворца и стала огрызаться, отстаивая приоритет Реции, соответственно мой и самой империи. Все же император у нас далеко не дурак.

Мне осталось только рассказывать журналистам, в одночасье ставшим ко мне доброжелательными, о долгих вечерних пасьянсах с карточками элементов в течение полугода и о том, как окончательную их конфигурацию я увидел во сне. Что и разошлось легендой по всему миру. Зачем плодить сущности, если старые хорошо работают? Пусть даже они и из другого мира.

Швицкий горный институт заочно присвоил мне степень доктора химии без защиты диссертации, опередив имперскую научную общественность, которая от досады только крякнула. И чтобы не остаться на обочине праздника, выбрали меня членом-корреспондентом Имперской академии наук по отделению естествознания.

Из изгоя я в одночасье превратился для аристократии в модную персону. Меня наперебой приглашали во всякие салоны в качестве экзотической зверушки для развлечения гостей. И очень обижались, когда я такие предложения не принимал. Некогда мне ездить по миру со светскими визитами. Война идет. Родина в опасности. Меня все вьючат и вьючат по линии военно-промышленного комплекса, невзирая на мою официальную контуженность на всю голову.

Для разбора почты пришлось нанять отдельного секретаря. Однажды я получил письмо без обратного адреса, присланное в рецкое Политехническое общество. В конверте была короткая записка без подписи на дорогой плотной бумаге. «Я не ошиблась в тебе, мой герой». И все. Даже подпись отсутствовала. От письма нежно пахло свежестью дорогих цветочных духов. Но мне вдруг резко вспомнился запах карболки в санитарном поезде… и гинекологическое кресло в соседстве с ножной бормашиной на ременном приводе.

Дома была идиллия. Жена, выросшая на хуторе без подруг и сестер, заполучив старшую подругу в лице умной ясырки, души в ней не чаяла. Так что меня намного меньше теперь пилили за отлучки из дома. Им вдвоем жилось нескучно. Это был плюс. Зато в бытовых конфликтах они выступали против меня единым фронтом. Не скандалами, конечно, у горцев такого не водится, но мягко и неуклонно так давили со всех сторон. А это минус.

Даже Зверзза – официального моего домоправителя они давно под себя подмяли и даже по случаю женили на няньке моего сына, чему эта дурёха была страшно рада. Как-то не находилось ей до того ухажеров среди моей охраны и слуг.

Я не узнавал строгого унтера, которого побаивался весь наш стройбат. А там, как известно, служат такие звери, которым даже оружия не дают. Но этот женский фронт и его доконал.

Зверзз… Он даже как-то обратно на стройку у меня попросился, и, возможно, так и срослось бы, если бы его не подвело здоровье. Расплющенная нога у него неожиданно стала гнить, и пришлось ее ампутировать в военном госпитале Втуца.

– Ваша милость, – как-то пожаловался он мне, когда я навещал его в госпитальной палате. – Знали бы вы, как мне надоели эти костыли. У меня под мышками уже мозоли образовались.