Читать онлайн «Колдун Нагаш». Страница 4

Но воины Живого Города не желали сдаваться. Чем дальше их оттесняли к безмолвным черным шатрам на холмах, тем ожесточеннее они сражались, прижимаясь к щитам копейщиков противника, словно неминуемая смерть была для них предпочтительнее того, что ожидало позади.

Час спустя сражение переместилось к подножиям холмов. С их каменистых вершин битва казалась не более чем вихрящейся песчаной бурей, освещенной изнутри жесткими вспышками сверкающей бронзы.

На склоне в ожидании стояли молчаливые фигуры. Между темными полотняными палатками располагалась тяжелая кавалерия. Их стяги безжизненно повисли в жарком неподвижном воздухе. Небольшие отряды тяжелой пехоты в кожаных доспехах, со щитами, окаймленными бронзой, опустились на колени перед большими шатрами и дожидались команды к бою.

В центре, перед самой большой палаткой, стояла группа жрецов. Высокие, царственные, в черных мантиях погребального культа Кхемри; на бритых головах венцы, усыпанные сапфирами и рубинами, узкие бородки перевиты полосками чеканного золота. Смуглая кожа бледна, ястребиные лица костлявы. Их окутывала темная сила, подобная невидимому савану, и воздух вокруг дрожал и мерцал, как мираж.

Эти ужасные люди стояли над сутулым старым рабом, скорчившимся у их ног, и наблюдали за битвой на равнине. Раб был беззубый и слепой, его синие глаза затуманились молочной катарактой, а смуглая кожа высохла и сморщилась, как старый пергамент. Лысая голова клонилась набок, покачиваясь на тощей шее. Между дрожащих губ проступала слюна. Раб начал медленно поднимать голову. Жрецы встрепенулись. Они шагнули вперед, на лицах было написано ожидание. Губы раба зашевелились.

— Пора. Открывайте кувшины, — произнес раб голосом, исполненным боли и тяжести долгих лет.

Жрецы молча поклонились слепому и вошли в палатку. В ней стояли два саркофага, изготовленные из блестящего черного и зеленого мрамора, достойные для упокоения тел могущественного царя и его царицы. На поверхности саркофагов были вырезаны зловещие символы власти, а воздух, окружающий эти гробы, был холодным и сырым, как в склепе. Жрецы, отводя взгляды от внушающей ужас фигуры, высеченной на царском саркофаге, опустились на колени перед восемью тяжелыми кувшинами, стоявшими у его изножья.

Они взяли в руки пыльные кувшины и понесли их из палатки. Глиняные сосуды дрожали в их руках, и низкий тревожный гул пробирал жрецов до костей. Медленно, опасливо, но с благоговением жрецы поставили кувшины на неровную землю. Каждый сосуд был запечатан толстым слоем темного воска с рядами замысловатых символов на нем. Когда все восемь кувшинов оказались поставлены на место, жрецы вытащили свои ирхепы — кривые церемониальные кинжалы, предназначенные для того, чтобы извлекать органы из тел умерших перед погребением. Жрецы срезали восковые печати. Гул тотчас же сделался громче и настойчивее, напоминая жужжание множества рассерженных ос. Тяжелые глиняные крышки на кувшинах неистово затряслись. Кони отчаянно метнулись в сторону от распечатанных сосудов. Жрецы протянули дрожащие руки и откинули крышки.

Акмен-хотеп поднял руку, подавая сигнал трубачу. Настало время послать в атаку колесницы и кавалерию, чтобы покончить с врагом.

Неожиданно пелена пыли развеялась. Царь-жрец ощутил дуновение холодного ветра, обнаженная кожа поднятой вверх руки покрылась мурашками.

Пыль взлетела вверх по каменистому склону горной гряды единым стремительным порывом. На какое-то головокружительное мгновение Акмен-хотеп увидел поле боя в мельчайших деталях. Он увидел немногих вражеских пехотинцев, оттесненных к самому подножию холмов. За ними царь-жрец увидел каменистый склон, ведущий к длинному ряду черных матерчатых палаток, а между ними — устремившихся вперед всадников.

Потом он разглядел жрецов и высокие кувшины. Над открытыми сосудами маленькими смерчами вращалась пыль. Акмен-хотеп видел, как она темнела, становясь из светло-желтой темно-коричневой, а затем лоснящейся, блестящей, черной.

Вниз по каменистому склону прокатился громкий гул, захлестывая сражающихся, проникая сквозь доспехи в плоть, вибрируя в костях. Кони лягались и пронзительно ржали, глаза их побелели от ужаса. Люди бросали копья и зажимали уши руками, пытаясь избавиться от этого невыносимого звука. Царь-жрец с нарастающим ужасом смотрел, как черные словно смоль столпы поднимались вверх. Из них выплескивалась клубящаяся тьма, заливавшая небо.

Кхемри, Живой Город, 44 год Ксара Безликого

(—1968 год по имперскому летосчислению)

На седьмой день после смерти тело царя-жреца Хетепа забрали из храма Джафа, расположенного в южном квартале Живого Города, и переправили на паланкине черного дерева в Дом Вечной Жизни. Паланкин несли не рабы. Его на своих плечах тащили ушебти Хетепа, а следом шли самые могущественные военачальники царя, низко опустив головы и измазав себя пеплом и грязью.

Толпы скорбящих заполнили улицы Живого Города, чтобы почтить память Хетепа, пока паланкин будут проносить мимо. Мужчины и дети опускались на колени и прижимались лицом к земле, а матери рыдали, рвали на себе волосы и взывали к Джафу, богу мертвых, умоляя вернуть их повелителя обратно на землю, к живым. Водой, взятой из Реки Жизни, великой Дарительницы Долгоденствия, обрызгивали паланкин и слезно молились. Горшечники принесли кубки и миски, обожженные в день смерти Хетепа, и разбивали их на кусочки, кидая вслед паланкину царя-жреца. В купеческом квартале богатые торговцы швыряли на землю перед кортежем золотые монеты, на отполированный металл попадали отблески священного огня Птра, и монеты словно пылали под ногами ушебти.

Напротив, улицы в аристократических кварталах к северу от дворца были тихи. Многие дома погрузились в траур или готовили непомерный выкуп, чтобы вернуть своих родственников, пропавших после сокрушительного поражения под Зандри неделю назад. Атмосфера печали и страха окутывала процессию, как саван. Хетеп правил Кхемри более четверти века и с помощью дипломатии и военной доблести заставил города Неехары забыть междоусобицу и зажить мирно. Неехара наслаждалась периодом процветания, невиданным здесь уже пять столетий, со времен великого Сеттры.

И все это погибло за один-единственный день на берегах Реки Жизни. Армия Хетепа была разбита воинами Зандри, а ушебти провалили свою священную миссию — защищать царя. Новость разнеслась по Благословенной Земле, как песчаная буря, сметая все на своем пути.

Молчаливая процессия пришла на дворцовую территорию, где все домочадцы царя выстроились вдоль большой аллеи, ведущей к храму мертвых Сеттры. Когда паланкин приблизился, знать и рабы одинаково распростерлись на земле. Многие всхлипывали в открытую, зная, что скоро присоединятся к великому царю на его пути в загробную жизнь.

Сеттра выстроил свой храм на востоке от дворца; он был обращен к Реке Жизни, которая текла к подножию Гор Рассвета, символизируя путь души после смерти. Аллея вела к большой площади под крышей, которую поддерживали огромные колонны из песчаника, тянувшиеся к величественному входу в храм. Широкая кедровая крыша отбрасывала прохладную благоухающую тень, особенно приятную во время свирепой, иссушающей дневной жары. Шаги между колоннами звучали странно — тяжелая равномерная поступь превращалась в траурный барабанный бой.

В дальнем конце площади были открыты ведущие в храм двери высотой тридцать футов, густо покрытые вырезанными священными символами. По обе их стороны возвышались базальтовые статуи устрашающих воинов с головами совы — хорексы, слуги Усириана, бога подземного царства.

Когда ушебти приблизились, из тени за высокими дверями вышла торжественная процессия — жрецы, одетые в церемониальные, девственно-белые мантии, на смуглой коже хной нарисованы сотни священных символов. На каждом жреце была маска чеканного золота, точно такая, как погребальные маски великих царей, лежащих в своих гробницах в песках на востоке, и широкий золотой пояс, украшенный топазами и лазуритом.

Жрецы молча ждали, пока ушебти поставят паланкин на землю и раздвинут тяжелые занавеси, скрывавшие тело царя-жреца. Хетепа плотно замотали в белый погребальный саван, а руки скрестили на узкой груди. На прикрытое саваном лицо великого царя положили богато украшенную погребальную маску.

Впервые в своей жизни ушебти опустились на колени, а потом простерлись ниц не перед своим царем и хозяином, но погребальные жрецы не обратили внимания на этих великих воинов. Они подошли к паланкину и осторожно сняли с него тело своего великого подопечного. Попарно подставили плечи под закутанное саваном тело и понесли его в храм Сеттры, куда допускались только мертвые и их слуги.