Читать онлайн «Хозяйка Империи». Страница 4

Следуя извивам дороги, медленное шествие продвигалось по склону холма и наконец приблизилось к особняку, который несколькими часами раньше казался светлым приютом счастья.

Как преступление против самой природы воспринималось то, что сады сохранили свое зеленое буйство и так же искрилась легкая рябь на поверхности озера… а на носилках недвижно лежал раздавленный и залитый кровью мальчик.

Воины, удостоенные чести нести похоронные носилки, остановились перед парадным входом, которым пользовались лишь для наиболее важных церемоний и обрядов. В тени массивного портала собрались самые преданные слуги семьи. Один за другим они склонялись перед носилками, отдавая дань уважения юному Айяки. Их возглавлял Кейок, военный советник, убеленный сединами. Костыль, помогавший ему передвигаться, был старательно спрятан в складках церемониальной мантии. Как ни болела у него душа за Мару, он произнес предписанные ритуалом слова сожаления, ничем не выдав своих подлинных чувств: его лицо было похоже на маску, вырезанную из старого дерева. За ним ожидал своей очереди Люджан — военачальник Акомы; без следа обычной плутовской ухмылки на губах, он с трудом удерживал слезы. Даже ему, воину до мозга костей, едва хватало сил сохранять самообладание. Он учил мальчика, лежащего на носилках, управляться с мечом и не далее как сегодня утром похвалил за прекрасно усвоенный урок.

Люджан коснулся руки Мары, когда она поравнялась с ним:

— Госпожа, в свои двенадцать лет Айяки уже был образцовым воином.

Хозяйка лишь кивнула в ответ и, повинуясь твердой руке мужа, передвинулась к своему хадонре — управляющему поместьем, который стоял следующим в ряду. Маленький и робкий на вид, как мышка, Джайкен выглядел безутешным. Совсем недавно ему удалось пробудить у непоседы Айяки интерес к тонкостям управления хозяйством в поместье. Мальчик с азартом постигал правила игры с ракушками-фишками, изображающими товары, которые Акома поставляла на рынки Империи. Но теперь эти игры никогда уже не нарушат тишину закутка в буфетной, где Джайкен имел обыкновение завтракать. Запинаясь, он произнес официальную формулу сочувствия госпоже. Искренние карие глаза, казалось, отражали ее боль. Миновав Джайкена, Мара с мужем приблизились к молодому советнику Сарику и его помощнику Инкомо. Оба они позже других заняли свое место в домашней иерархии, но Айяки успел завоевать их привязанность так же, как и сердца ветеранов. Их соболезнование шло из глубины души, однако у Мары не было сил отвечать.

Когда, поднявшись по лестнице, властительница Акомы вошла в дом, ноги у нее подкосились, но рука Хокану, поддерживавшая ее под локоть, не дала ей упасть.

Неожиданный переход к темноте зала заставил Хокану вздрогнуть. Неприступный дворец перестал казаться надежным убежищем. Великолепная роспись стенных перегородок, исполненная по заказу новых хозяев, не радовала глаз. В душу Хокану закралось сомнение: вдруг гибель юного Айяки была знамением недовольства богов из-за того, что Мара завладела (с соизволения Света Небес) имуществом павших врагов? Властители Минванаби, некогда проходившие под сводами этих залов, дали обет кровной мести Акоме. Вопреки традиции, Мара не похоронила их натами — священный камень-талисман, который скреплял с Колесом Судьбы души умерших, пока на эту реликвию падал солнечный свет. Неужели задержавшиеся тени поверженных врагов могли навлечь беду на Мару и на ее детей?

Тревожась за безопасность маленького Джастина и втайне укоряя себя за то, что поддался суевериям, Хокану сосредоточил все внимание на жене. До сего дня смерть и потери всегда укрепляли мужество Мары, побуждая к действию; но сейчас она выглядела вконец опустошенной. Передвигая ноги, словно кукла под действием магических заклинаний, она проводила носилки с телом мальчика до главного зала, а затем села рядом и оставалась неподвижной, пока слуги и служанки обмывали истерзанную плоть ее первенца, обряжали его в шелка и драгоценности, подобающие наследнику великого рода. Хокану бродил поблизости, мучимый сознанием своей бесполезности. Он приказал принести еду, но его любимая не стала есть. Он велел лекарю приготовить снотворное, ожидая

— и даже надеясь, — что в ответ последует гневная вспышка.

Но Мара, вяло покачав головой, оттолкнула чашку.

По мере того как солнце пересекало небосклон, тени на полу удлинялись; косые лучи, проникавшие сквозь окна в потолке, также свидетельствовали о приближении вечера.

Когда посланный Джайкеном писарь в третий раз осторожно постучал в парадную дверь, Хокану наконец принял командование на себя и велел отыскать Сарика или Инкомо, чтобы составить список знатных семейств, которые следовало уведомить о случившейся трагедии. Выло совершенно ясно, что Мара не в состоянии самолично принимать решения и распоряжаться. За долгие часы она вышла из неподвижности всего лишь раз — когда взяла в руку холодные, окостеневшие пальчики сына.

Под вечер прибыл Люджан, покрытый пылью и с такими усталыми глазами, каких никто не видал у него в самых трудных походах. Поклонившись госпоже и ее консорту, он ожидал позволения заговорить.

Померкший взгляд Мары остался прикованным к сыну. Хокану протянул руку и коснулся ее плеча.

— Любовь моя, у твоего военачальника есть новости.

Властительница Акомы встряхнулась, словно возвратилась из непостижимо далеких краев.

— Мой сын мертв, — едва слышно выговорила она. — Милосердные боги, это мне надлежало быть на его месте.

Чувствуя, как разрывается от сострадания его собственное сердце, Хокану ласково поправил выбившуюся прядь волос жены.

— Если бы боги были действительно милосердны, не было бы никакого покушения.

Он увидел, что властительница вновь погрузилась в оцепенение, и поднял взгляд на офицера.

Глаза обоих воинов встретились. Раньше им доводилось видеть Мару во власти гнева, боли или даже смертельного страха за свою жизнь. Но на любые напасти она отвечала действием, быстрым и неожиданным для всех. А нынешняя апатия, столь ей несвойственная, заставляла любивших Мару опасаться, что вместе с сыном она может утратить и какую-то часть силы духа.

Стремясь принять на себя как можно большую долю груза забот, обрушившихся на Акому, Хокаиу обратился к полководцу:

— Люджан, скажи мне, что обнаружили твои люди? Будь на месте военачальника Акомы более ревностный поборник протокола, он, по всей вероятности, отказался бы отвечать: при всей своей родовитости и знатности Хокану не был полноправным хозяином Акомы. Но все люди из дома Шиндзаваи, проживающие здесь и несущие службу, были связаны клятвой верности союзу с Акомой, а от Мары сейчас не приходилось ожидать решений. Люджан издал едва заметный вздох облегчения: наследник Шиндзаваи обладал значительной военной мощью и сейчас это было особенно ценно. Доклад военачальника был точным и кратким: