— Куница выгрызать добыче глаза, — произнес лесник, будто оправдывая свой поступок, а Соня старалась смотреть на его щетинистый подбородок, чтобы не видеть этого стройного, спортивного тела. Ее собственное предательски реагировало на мужчину, и это девушке не нравилось.
— Тебе-то что? — огрызнулась Соня и решительно взглянула на него. По лицу лесника ничего нельзя было понять, и девушка отвернулась, чувствуя себя жалкой.
Лесник подошел еще ближе, продолжая пить, а затем разжал пальцы, и стеклянный сосуд полетел на пол, разбившись на тысячу осколков. Вода растеклась фигурной лужицей. Если бы Соня вовремя вытянула руку, она могла бы поймать бутылку, но девушка не успела. Лесник внимательно посмотрел на нее.
— Плохая реакция. Зачем ты здесь?
Он пошел за веником и совком, а Соня покачала головой. Достал, ей богу. Сколько еще дерьма может случиться с одним человеком за несколько часов? Она жила своей обычной размеренной жизнью. Существовала на зарплату, никого не трогала. Вставала утром, ехала на работу, возвращалась с нее, после чего готовила ужин. Смотрела телевизор, иногда перекидываясь парочкой фраз с мужем и ложилась спать. Каждый день одно и то же. А теперь она сидит посреди лесной хижины и какой-то полуголый шведский мужик ищет в ее поступках потаенный смысл.
— Я могу причинить много боли, если ты не говорить правду, — он сказал это так равнодушно, медленно работая веником, что у Сони застрял комок в горле.
Девушка испугалась. Она была не из тех, кто сможет терпеть боль. Она вообще не могла ничего терпеть долго, даже в туалет ходила при каждом удобном случае. Девушка сжалась в комочек, прижимая плечи к ушам.
— Я туристка. Я отстала от автобуса. Я потерялась. Убежала в лес…
— Смотреть мне в глаза, когда говорить, — рыкнул лесник.
Соня заплакала. Она делала как он велел, снова и снова повторяя одно и то же, однако кое-что она все же упускала. Соня никому никогда не расскажет о том, что увидела — почему побежала в лес и чего так испугалась.
— Я ехала на автобусе и потерялась. Ехала в автобусе и потерялась, я туристка.
— Ты писать правой рукой?
— Что? — поморщилась девушка.
— Писать правой рукой?
Соня вытерла нос и глаза.
— Да, я правша.
Мужчина наклонился к ней и коснулся ее правого уха, потеребил в руках сережку, попробовал снять. Та легко поддалась, и он погладил Сонину мочку, отшвырнув украшение в сторону. Соня хотела сказать, что вообще-то она золотая и стоит денег, но не решилась. Его прикосновения были чужими, незнакомыми. Пальцы сильные, ловкие. Очень много лет кроме мужа к ней не прикасался ни один мужчина, если не считать вынужденных, случайных рукопожатий, дружеских приветствий. Но это другое. Мочка уха — это не то место, которое должен трогать посторонний мужчина. Страх перемешался с каким-то странным плотским интересом. Когда он оказался так близко, Соня почувствовала так много новых запахов. Аромат леса, дыма, пота и еще какой-то очень мужской дух. И то, что, учуяв его девушке захотелось резко и часто дышать, хватая его все больше и глубже, было абсолютно дико. Лесник нес в себе опасность, силу, возбуждение. «Ну и дура, — подумала Соня, зло глянув на своего мучителя, — он тебя сейчас схватит, как ту куницу, за горло и выкинет в лес, и даже труп твой никто никогда не найдет».
— Снять кофту и майку, — глядя ей в глаза серьезно произнес лесник, — мне нужно кое-что посмотреть.
Глава 3
«Что тебе нужно посмотреть? — подумала Соня, услышав его акцент с характерной певучестью и чем-то вроде вздоха перед последним словом в каждом предложении. — Что ты хочешь увидеть? Мою маленькую грудь в удобном хлопчатобумажном лифчике?»
Конечно, эта лесная жизнь доконает кого угодно и, возможно, наличие любого тела рядом могло раскалить его до неконтролируемого желания, но ей совсем не хотелось становиться чьей-то резиновой куклой.
Соня отклонилась в сторону, качнула бедрами, пытаясь сдвинуть стул с места. От страха ее зубы стучали друг о друга. К той минуте она была вся мокрая от пота и дрожала, будто впереди ее ждал эшафот. А что если он попытается снять с нее кофту силой? Боязно, когда абсолютно незнакомый мужчина странно смотрит на тебя, предлагая нечто подобное. Даже если его верхняя губа так красиво очерчена, что хочется дотронуться, обвести контур указательным пальцем, коснуться мужественных скул, опустить руки ниже — на плечи и сжать их, почувствовав всю силу его мышц.
Кто на самом деле знает, что конкретно у него на уме? Он чужой. Его руки незнакомы, прикосновения какие-то посторонние. Взгляд метнулся по комнате. В углу слабо освещённого помещения стояло старинное кресло-качалка. На большом столе были расставлены чугунные принадлежности для приготовления пищи и шесть банок, наполненных подозрительной жидкостью с разной степенью мутности. На противоположной стене четырьмя ржавыми гвоздями прибита распечатка с изображением собаки. У самого входа — дровяная печь с рассыпанной на полу вязанкой дров. Внимание привлекла некогда белая, а теперь полуржавая раковина, над которой блестел металлический умывальник. Кап, кап, кап. Навязчивый звук словно звучал у нее в голове: непрерывный, однообразный звон капель воды о дно мойки. Соня моргнула и постаралась встать, задев под столом скамеечку для ног. Кто-то прислонил давно не крашенную деревянную лестницу к стене справа — по всей видимости, она вела на чердак. Под ней стоял огромный сундук с замысловатым красно-черным узором. А дальше… Соня поморщилась — приколотый ножом к стене странный кусок большой бордовой материи.
От мыслей ее оторвал скрип половицы. Лесник двинулся вперед, он выжидающе смотрел на девушку. Крепко взяв за предплечье, незнакомец поднял ее на ноги. Соне было неудобно, и она чуть не упала, но он удержал ее в вертикальном положении. Его движения были хладнокровными и уверенными, как будто он не первый раз имел дело со связанными людьми. Соня вздрогнула, но не отвернулась, посмотрела ему прямо в глаза. Умирать, так с музыкой. Раскосые, желтовато-золотистые, глаза дикого лесного зверя. У Сони сердце ушло в пятки. Лесник коснулся собачки на молнии ее толстовки. Девушка отрицательно покачала головой, но он, кажется, не обратил на это никакого внимания. Между ними было так мало пространства, что Соня могла чувствовать его запах: враждебный, нападающий, захватнический и воинственный в одном флаконе.
— Пожалуйста, не надо, — попыталась отступить Соня, захныкав.
— Шшшш, — он не дал ей и шанса, дернул молнию вниз, стянул кофту, а затем и майку.
К тому времени Соня была уже ни жива ни мертва. Она едва дышала, прикрывая грудь руками. Но к удивлению девушки, мужчина даже не взглянул на ее прелести. Его внимание было сосредоточено на правом плече. Он просто дотронулся до нее: медленно и осторожно прочертил линию от ключицы до плечевой кости, а затем развернул к себе спиной и коснулся лопатки. Соня не была загорелой — белая и чистая кожа. У нее почти не было родинок. Девушка дрожала словно от холода, несмотря на то, что в домике было очень жарко. Ее кожа покрылась мурашками. Незнакомые руки оказались неожиданно нежными. Это так странно сочеталось с его хладнокровным и хищным образом, что Соня вздрогнула. Лесник развернул ее обратно и взял за руку, размял указательный палец, разглядывая, поглаживая кожу, словно что-то проверяя.
А затем он достал нож. Соня дернулась, сдавленно пискнула и крепко зажмурилась. Перед глазами, словно скоростной поезд, пролетела вся ее обычная, среднестатистическая жизнь. Это, наверное, очень страшно — умереть от ножа. Она резала палец и не могла не кривиться от боли. А если в тело войдет целый нож? Как много, должно быть, требуется сил, чтобы вонзить лезвие в человеческую плоть. Соня курицу с трудом способна разделать. Она подняла глаза на мужчину с оружием и поежилась. У него хватит сил — в этом она не сомневалось. Вон руки какие крепкие, жилистые, все тело будто анатомическая модель для изучения строения мышц человека. Лезвие блеснуло острым металлом. Ее даже затошнило от страха. Но вместо того чтобы нанести ей сто пятьдесят ножевых несовместимых с жизнью ранений, мужчина сел на корточки и разрезал веревку на ее ногах. После чего встал и подобрал с пола одежду, кинув ей в руки.