Читать онлайн «Эти удивительные животные. Самые неожиданные факты о братьях наших… разумных». Страница 4

Гриффин, вооружившись идеями Дарвина, приподнял завесу над этими некогда запрещенными вопросами, и уже к концу XX века ученые прилагали массу усилий, чтобы найти на них ответы.

После того как я увидела обман Дилли в Гомбе, у меня появилось много вопросов о том, что мы знаем и не знаем о разуме животных. А вскоре журналы Science и National Geographic, для которых я чаще всего пишу, дали мне задание присоединиться к группе этологов и биологов, изучающих различных представителей дикой природы: слонов, львов, гепардов, горбатых китов, эфиопских волков, розовых речных дельфинов, бабуинов гелада, обезьян ревунов, золотых мартышек, ядовитых лягушек дарт и как минимум полдюжины видов шалашников. Каждое путешествие было похоже на ускоренный курс изучения поведения животных. Я училась смотреть и думать так же, как ученые, – с открытой душой, терпением и внимательно присматриваясь к деталям.

Исследователи слонов, к которым я присоединилась в Кении, например, записывали каждый хлопок ушами вождя-слонихи и ее родственников; эти незначительные движения помогали им понять, как слоны принимали решения и сообщали о них другим слонам, как они себя чувствовали и что собирались делать.

А в Австралии ученые изучали шалашников, которые украшали площадки перед своими жилищами кусочками стекол и камнями, используя оптическую иллюзию, чтобы привлекать самок. Однажды я даже испытала жалость к ученому, когда она опустилась на колени рядом с одним жилищем и показала мне код, написанный на каждом камушке и кусочке стекла, – их там были сотни, если не тысячи, и это было только одно жилище. Тем не менее такая скучная и трудоемкая работа привела к открытию того, что шалашники раскладывают свои украшения не в случайном порядке, а для того, чтобы создать иллюзию перспективы – такую технику часто используют пейзажисты. Для создания своих миражей птицы размещают наиболее крупные украшения дальше от входа в свое жилище, а маленькие поближе к нему. Таким образом самка шалашника, стоя у входа в жилище и выглядывая наружу, воспринимает все предметы примерно одинаковыми по размеру. Исследователи доказали, что самцы намеренно создают эту иллюзию, изменяя восприятие птиц. Птицы способны быстро восстановить каждый элемент на том месте, где он был. Ученые пришли к выводу, что шалашники – это первые животные, за исключением человека, у которых полностью развито чувство художественного вкуса.

За эти годы я заметила, что многие ученые все более непринужденно говорят о возможных психических состояниях и переживаниях животных, за которыми они наблюдали. Некоторые ученые, такие как исследовательница слонов Джойс Пул, начинали работать еще в то время, когда наличие разума у животных отрицалось. Пока мы ехали через Национальный парк Амбосели в Кении, Пул неожиданно обратилась к слонам, которые подошли к окну нашего джипа и засунули хоботы внутрь машины, чтобы обнюхать ее. В ответ исследовательница рассмеялась: «Да, это действительно я. И меня действительно не было долгое время». Она провела среди слонов много времени и знала (даже имела данные, которые это подтверждали), что они обладают долговременной памятью и легко запоминают своих друзей слонов. Они также запоминают и людей, различая тех, кто никогда не причинил им вреда, и тех, кто бросал в них копья.

В Танзании, в Национальном парке Серенгети, этолог Султана Башир говорила с сожалением о том, какая судьба ожидает наблюдаемого нами самца гепарда. За несколько месяцев до моего приезда она и другие участники проекта «Гепарды Серенгети» надели на этого изящного кота радиоошейник. Мы часами колесили по равнинам, пытаясь отследить сигнал ошейника, прежде чем Башир заметила гепарда в траве. Он стоял у подножия скалистых гор, на своей смотровой площадке, и жалобно выл. Иногда он взбирался на камни, чтобы посмотреть вдаль, а бывало, что он уходил очень далеко, а потом вдруг возвращался и забирался на вершину своей смотровой площадки. «Мррррмяу, мррррмяу, мррррмяу!» – звал он, издавая низкий блеющий звук, похожий на крик раненой овечки. «Это его крик о помощи, – сказала Башир. – Он ищет своего друга. Но я боюсь, что тот ушел. Он был старым, и мне кажется, что он умер. В противном случае он был бы уже здесь или где-то поблизости».

Самцы гепардов обычно захватывают большие ареалы, в которые входят и территории нескольких самок. При этом, чтобы сохранить границы своей территории, они часто сражаются с другими самцами, что нередко приводит к гибели одного из гепардов. В таких сражениях самцы рассчитывают на поддержку друга, ведь без партнера гепард почти обречен проиграть бой и потерять всю свою территорию.

С несчастным самцом мы просидели до позднего вечера, и он не переставая кричал. В конце концов он покинул свой холм и скрылся в высокой траве равнины. «Что с ним будет, если его друг не вернется?» – спросила я. «Скорее всего он умрет, – сказала Башир. – Либо его убьет другой самец, либо он перестанет есть, либо у него начнется чесотка – первый признак стресса у гепардов, – и он станет слишком слабым, чтобы защищать свою территорию. Хотя на самом деле он умрет от разрыва сердца».

Я не стала спрашивать Башир или Пула, есть ли у них доказательства, подтверждающие их предположения. Я просто записала их слова, потому что они меня поразили и еще потому, что эти ученые не используют жаргон, а говорят, как есть, обо всем, что происходит: слон пришел навестить старого друга; гепард умирал из-за разбитого сердца[2].

В 2006 году журнал National Geographic попросил меня написать статью о том, как думают животные. История под названием «Собственный разум» была опубликована в марте 2008 года и стала толчком к написанию этой книги. Чтобы подготовить статью, мне пришлось объехать весь мир. Чтобы встретиться с исследователями и их животными, я побывала в нескольких штатах, а также в Японии, Венесуэле, на Коста-Рике, в Австралии, Германии, Англии, Венгрии, Австрии и Кении. В каждой лаборатории или на площадке, где велись наблюдения в дикой природе, я с восхищением следила за тем, как ученые раскрывали разные аспекты сознания у насекомых, попугаев, ворон, синих соек, рыб, крыс, слонов, дельфинов, шимпанзе, волков и собак, рассказывая при этом, о чем животные думали.

Теперь самое время объяснить, что я подразумеваю под мышлением. Во-первых, это деятельность, которая происходит в физическом месте, в мозге. И во-вторых (позаимствую эту мысль у Ричарда Докинза и Стивена Пинкера), конечная цель мышления заключается в том, чтобы убедиться, что индивидуум с мозгом успешно размножается, в результате чего появляется столько создаваемых мозгом копий генов, сколько возможно. Что же животное должно делать, чтобы создать себе подобного? Оно должно есть, а значит, ему необходимо уметь добывать пищу. Ему нужна своя территория или дом, поэтому животное должно уметь найти дорогу через леса, реки, пустыни или небо, избегая на своем пути опасностей. Часто животному приходится убегать от хищников, маскировать свои дома дерном или соревноваться с другими особями из-за партнера. При этом большинство животных должно растить своих детенышей, как только те вылупятся или родятся.

Животные должны научиться выполнять многие из этих задач, и для этого им требуется память и способность реагировать на новые впечатления и новую информацию. Основной целью обучения и запоминания в целом является снижение уровня неопределенности в их жизни и помощь животным предугадывать, что же может произойти с ними в будущем.

Мышление в своей простейшей форме может быть чем-то вроде обработки информации. Мозг воспринимает информацию через чувства, глаза, язык, уши, кожу, перья, чешую, электрические чувствительные волоски и т. д., обрабатывает ее и предлагает решение в форме действия или поведения. Действие, конечно, приводит к дополнительной информации и другому поведению. Таким образом, между чувствами, мыслями и поведением возникает цикл. Или, как пишут биологи, мышление «закаляет сырую сенсорную информацию и готовит новые электрические сигналы, чтобы и дальше оказывать влияние на мысли и поведение».

Часто простое сознание можно сравнить с набором инструкций, которые посылает компьютер, пока обрабатывает данные. Конечно, это всего лишь метафорическое отображение того, как работает мозг. У большинства организмов набор инструкций является гораздо более сложным. Обучение, память, гормоны, эмоции, пол, возраст, личность и социальные факторы также включаются в этот процесс.

Многих исследователей пугает проблема изучения эмоций у животных, потому что они беспокоятся, что такое «внутреннее состояние» не может быть изучено. В качестве оправдания они используют тот же аргумент, что и бихевиористы, которые объясняли, почему они не изучали сознание. Я также слышала их утверждения, что эмоции у животных, скорее всего, очень примитивны и/или сильно отличаются, практически «инородны», от эмоций людей (как будто отличающиеся от нас виды пришли с другой планеты). Не существует никаких доказательств в поддержку таких заявлений. Поскольку эволюция консервативна (например, человеческий мозг и мозг всех позвоночных животных, в том числе рыб и амфибий, используют один и тот же набор химических веществ для передачи сигналов), более вероятно, что многие наши эмоции аналогичны тем, которые испытывают другие животные, как отмечал де Вааль. Зачем, в конце концов, изобретать ощущения, такие как страх, боль, любовь и внутренние состояния или психические ощущения, которые сопровождают их? Эмоции, скорее всего, помогают животным выживать и размножаться.