Читать онлайн «Время борьбы». Страница 3

А тот факт, что писалось это не для газеты или журнала, вообще «не для публики», то есть, я считаю, вряд ли подвергалось какому-либо конъюнктурному саморедактированию, делает отцовские записки максимально достоверными и исторически ценными. Поэтому стоит предать их гласности, включив в современный разговор о дореволюционной, советской и сегодняшней России.

Выходит, разная она, «Россия, которую мы потеряли». Одна – в известном одноименном фильме Говорухина и другая – на страницах воспоминаний моего отца, не доверять которому я не могу. Собственно, потому и печатаю, что не сомневаюсь в правдивости.

И еще один есть существенный повод для публикации: целый ряд тем и вопросов в этих заметках представляется мне нынче необыкновенно злободневным.

Вот сейчас крайне остро стоит вопрос о земле. Вновь замаячило возвращение в русскую деревню помещиков; вновь происходит обезземеливание крестьянской массы под благовидным предлогом наделения ее правом частной собственности на землю и свободной купли-продажи; вновь реальной становится кабальная зависимость бедняка на селе. Воспоминания отцовского детства и юности способны, по-моему, напомнить людям, к чему мы возвращаемся, и вразумить: нынешнее «решение земельного вопроса» никак нельзя считать справедливым, а значит, и завершенным.

Всегда волновало меня особенное обстоятельство, что родился отец буквально в той точке, где сходятся Россия, Украина и Белоруссия. То есть он как бы воплощал в себе исконное, коренное родство и неразрывную общность Великой, Малой и Белой Руси, которую теперь стараются разорвать.

Да как можно! Право, это всё равно, что разорвать на части человека. Сначала я даже намеревался дать отцовским запискам такой заголовок: «Родом я брянский, черниговский, гомельский» (у него-то совсем просто – «Моя биография»). Попробуй действительно выделить в Стефане Георгиевиче Кожемяко великоросса, малоросса или белоруса. По паспорту да и по всей жизни – русский, а фамилия то ли украинская, то ли белорусская (как у Лукашенко). Говорил и писал только по-русски, но знал что-то и по-украински, и по-белорусски. Учился в Москве и Ленинграде, работал потом до конца жизни на Рязанщине и женился на рязанке Ксении Григорьевне Веселовой, моей матери. Но память всегда связывала его с местами, где свойственное трём славянским народам органически соединилось и переплелось. Так надо ли сталкивать, противопоставлять одно другому, как делают это безответственные и корыстные политики?

Кстати, об имени отца. Поскольку его имя стало моим отчеством (Стефанович), меня иногда спрашивают: «Польское что-то?» На самом-то деле, конечно, был отец в своей деревне Степан, а не Стефан. Записали Степана Егоровича по-другому – Стефаном Георгиевичем в свидетельстве по окончании Николаевского начального народного училища, о чем сам он в этих воспоминаниях сообщает. Так потом в паспорт и пошло.

Учеба же и вообще весь труднейший, тернистый путь моего отца из крестьян в интеллигенты видится мне особенно актуальной на сегодня темой. Я бы сказал так: только Октябрьская революция и Советская власть дали ему, как и его братьям и сестрам, миллионам крестьянских детей, возможность учиться, получить среднее и высшее образование. И он, и моя мать, похожим путем ставшая учительницей, не были членами партии, но этот факт и многое другое, связанное именно с партией коммунистов и Советской властью, ценили очень высоко. Да и можно ли иначе? Впрочем, неблагодарных людей, как продемонстрировали последние годы, у нас оказалось многовато...

Уже в тридцать пять лет отцу удалось окончить Ленинградскую лесотехническую академию, и с тех пор он, инженер-лесовод, лесничий, занимался любимым делом – сажал и выращивал леса на рязанской земле, где родились я и мой брат.

Отец умер, малость не дожив до катастрофического развала страны. Иногда я даже думаю: слава Богу, что не увидел ничего этого! Последние его годы были спокойными, и, хотя пенсия, которую он получал, была невелика (как и у матери – не намного более 60 тех, полновесных советских рублей), но всегда заверял, что им вполне хватает и даже остается на сберкнижку. Так оно и было. А потом все эти их сбережения «сожрет» Гайдар...

Читайте фрагменты из записок отца – рядового, обыкновенного, «простого» русского человека – о времени и о себе. Я почти ничего не правил в них, лишь какие-то нечаянные стилистические огрехи, полностью сохраняя достоинства подлинного исторического документа.

КТО МЫ БЫЛИ

Родился я в конце девятнадцатого столетия – 15 августа 1898 года. Много времени прошло с тех пор. Величайшие события совершились за это время и в нашем краю, в нашем государстве.

Иногда я в шутку ребятам-первоклассникам задаю такую задачу:

«Я родился в XIX веке, а мой брат в XX веке. Насколько я старше своего брата?»

«На один век», – отвечают некоторые ребята.

Иначе говоря, прожито немало времени и пережито многое.

Моего возраста советские люди были активными участниками великих революционных событий, двух мировых войн (1914–1918 и 1941–1945 гг.). Даже не участвовавшие непосредственно в военных и революционных действиях граждане моего поколения являлись созидателями, строителями новой советской жизни. Они переживали трудности восстановительных лет после революции, а также после страшных разрушительных войн.

Родители мои были потомственные крестьяне-земледельцы. Они всю жизнь трудились в нужде, в горе и страхе за свое существование. Они были неграмотные и не разбирались в законах общественного развития, в причинах их тяжелого, безрадостного бытия. Отец и мать родились уже после крепостного права, но хорошо знали своих родных и близких – очевидцев, переживших ужасы помещичье-крепостного права в России.

Еще при жизни родителей среди их односельчан были участники и исполнители крепостного режима в деревне, когда помещики-крепостники расправлялись с крестьянами, как с рабами. Издевались над ними. Продавали крестьян, меняли их, могли отдать в солдаты на пожизненную службу в царской армии.

Особенно жестоко расправлялись с крестьянами управители помещиков, вышедшие из самих же крестьян и поступившие на службу к помещику. Называли в наших местах этих помещичьих прислужников войтами.

В полной мере испытали на себе «мужицкую долю» мои предки – дедушка и бабушка по отцовской линии Егор Васильевич и Анастасия Денисовна Кожемяко.

Деды и прадеды мои были крепостными крестьянами. Никакой грамоты не знали. В нашей семье было девять человек: отец, мать, четыре сына и три дочери. Жили в селе большими семьями. Часто можно было встретить в одной семье несколько пожилых братьев со своими семьями и старых родителей. Вместе легче было справляться со всеми хозяйственными работами.

Здесь же можно сказать, что из всех членов большой семьи я первый начал учиться грамоте. Во всей нашей деревне из 25 дворов в то время было не более 10 человек грамотных.

В школьном возрасте мне пришлось увидеть в натуре помещиков – злейших врагов крестьян. Недалеко от нашей деревни расположились помещичьи имения: в Ларневске, в Лотках, в Грибовне и других местах.

Как правило, сами помещики жили в городах, а в имениях хозяйничали их управляющие. Вот эти помещичьи охранники жестоко расправлялись с крестьянскими ребятишками, когда захватывали их в своих лесах и парках при сборе грибов и ягод. Охранники на оседланных лошадях с собаками разъезжали по лесу и наводили страх на ребят. Был и со мной такой случай в имении помещика Воробьева, когда мы с ребятами осмелились собирать чернику в помещичьем лесу.

Иногда мы в школьные годы ходили на заработки в Ларневское имение. Убирали сено, очищали стволы яблонь, снимали яблоки в саду и выполняли другие работы.

Вспоминаются также другие «приятные» встречи с живыми помещиками.

В целях охраны посевов от скота в каждой деревне при въезде и выезде устанавливались ворота. Для проезда по деревне нужно было ворота открыть, потом опять закрыть и ехать дальше. Проезжающему помещику не хотелось слезать с повозки, и вот он зовет мальчишек и приказывает открыть ворота. Ребята подбегают и быстро открывают, потом за ним опять закрывают ворота. Помещик доволен услугами ребят и в награду бросает на землю медную монету в несколько копеек. Ребята в драку, хватают монету и с радостью убегают. В дальнейшем они зорко смотрят вдаль за ворота – не появится ли вдали повозка с ездоком, чтобы не упустить случая заработать три копейки и на них купить кусок сахара.

В такой компании приходилось и мне участвовать неоднократно.

Как известно из истории, крепостное право в России было отменено не по милости царя-батюшки к мужику, а по экономическим соображениям государства.

Но, освобождая крестьян от крепостного права, царское правительство не обидело помещиков. Сам царь и его свита были самыми крупными землевладельцами. По желанию помещиков им были выделены участки наилучших земель, а землеустройством помещичьи земли были так расположены на территории сел и деревень, что затруднялось ведение хозяйства крестьянами. Так называемые «отрезки» отводились помещикам в центре крестьянских земель. Из-за этого развязалась непрерывная жестокая борьба крестьян с помещиками, а чаще с арендаторами «отрезков».