Читать онлайн «Диктатура сволочи». Страница 4

Я не знаю, любили ли Троцкого, но его стали ненавидеть истинно лютой ненавистью. Мне много, Много раз приходилось разговаривать с русскими коммунистами в той, чисто русской обстановке, которая почти на все сто процентов исключает возможность доноса - за бутылкой водки. И я пытался выяснить корни этой скоропостижной ненависти: как никак, именно он, Троцкий, вел к победе революционные армии: вот, смотрите, что написано там-то и там-то. Именно он, Троцкий, сманеврировал Брестским Миром, предоставив буржуям добивать друг друга до конца. Это именно его, Троцкого, Ленин поставил во главе всех вооруженных сил русской революции - так с чего же вы, коммунист, сейчас так возненавидели этого человека?

Ответ - туманный и невразумительный, уклончивый и инстинктивно сводился к тому, что "Троцкий раскалывает партию". А, может быть, вовсе не Троцкий, а Сталин? Нет - именно Троцкий, ибо Троцкий погиб, а во главе партии остался Сталин.

Представьте себе положение банды, захватившей власть, расстрелявшей десятки миллионов и ограбившей сотни, банды, которая может жить только единством воли, внимания, настороженности и террора. Одно, только одно мгновение растерянности или раскола, и многомиллионные массы "трудящихся" снесут все. И тогда - Троцкий и Сталин, троцкисты и сталинисты - все одинаково пойдут на виселицы, никаких иллюзий в рядах компартии по этому поводу нет и никогда и не было. Поэтому всякий, кто как бы то ни было "стоит в оппозиции", есть враг, есть предатель, есть объект самой нутряной ненависти. Поэтому же каждый, кто любой ценой удерживает единство, а, следовательно, диктатуру партии, а, еще раз, следовательно, и жизнь каждого участника этой диктатуры - каждого сочлена социалистической правящей бюрократии, - есть гений и спаситель. Гитлер и Сталин стали гениями, ибо победили они. Если бы Рему и удалось зарезать Гитлера, а Троцкому Сталина, гениями стали бы Рем и Троцкий. Мера гениальности так же, как и мера правомерности отмеривается длиной ножа. Но, "какой мерой мерите, такою отмерится и вам". Антинаучная истина Евангелия всегда перекрывает научные истины истории философии. Приходит день - и мера социалистических ножей измеряется высотами виселиц. Страх именно перед этим днем определяет собою всю внутреннюю жизнь социалистической и революционной бюрократии. И совершенно независимо от того, называется ли она якобинцами, коммунистами, фашистами или нацистами: все они рождены от Каина, вскормлены ненавистью, сеют террор и пожинают виселицы. И только там, на этих высотах, реализуется тот лозунг, который стоит на социалистических знаменах:

"Пролетарии всех стран, соединяйтесь!"

Нацизм и коммунизм

Опыты объединения социалистических партий были проделаны в обеих плоскостях: и во внутренней и в международной. Во внутренней большевистская фракция российской социал-демократической рабочей партии вырезала меньшевистскую партию той же фракций. И германская национал-социалистическая рабочая партия вырезала германскую просто социал-демократическую, но тоже рабочую партию. Потом кое-кто был зарезан и в рядах победившей фракции. Мне, разумеется, еще и еще раз скажут: так какие же это социалисты, - вот товарищ Блюм, когда, - и если он придет к власти, - будет действовать совсем иначе. Не знаю: товарищ Ленин и Гитлер, идя к власти, тоже не обещали резни. Не обещает, пока что, и товарищ Блюм. Но может быть, даже и Блюм не удержится. Может быть и он, если уж дело дойдет до ultimo ratio всякого социализма - до ножа, предпочтет не следовать толстовским заветам и не уляжется в могилу совсем уж безропотно и покорно, не желая обагрить своих социалистических рук кровью своих социалистических товарищей. А, может быть, и не предпочтет?

Объединение социалистических партий было проделано и на международном участке политического фронта: ни на одном участке Второй Мировой войны не было проявлено такой безграничной ненависти, такого презрения к так называемым законам войны, такой страсти к уничтожению и истреблению, такого разбоя и грабежа, пыток и убийств, какие были проявлены на социалистической чистке, - на фронте, где германская социалистическая республика воевала против союза социалистических республик. У обеих социалистических республик были и другие прилагательные, нельзя же без прилагательных, но и одна и другая сторона называли себя социалистической, истинно социалистической, единственной в мире, полностью реализовавшей великие принципы истинного социализма.

Сейчас германский социализм убит - не весь, осталась еще социал-демократическая разновидность. Так что, если бы не капиталистические оккупанты, то производство виселиц в Германии достигло бы астрономических высот. Во всяком случае, "фашизм" убит. И стал для других социалистов таким же "растленным псом", каким стал Рем или Бухарин для остальных, еще не дорезанных социалистов. "Фашизм" никогда не был научным понятием, термином, определением. Он раньше был евангелием, теперь он стал ругательством. Сейчас каждый и всякий титулует себя демократом и всех остальных реакционерами. Сейчас врут так, как не врали никогда в мире, никогда во всей истории человечества. Сейчас люди находят возможным говорить, что режим Советского Союза - где нет никаких свобод, где нет никакой гарантии ни для какого человека, где безраздельно правят голод и кнут - что этот режим и есть демократия, прогресс, истинное царство свободы и процветания. И другие люди, живущие под охраной пусть и не совсем евангельского, но все-таки закона, люди, имеющие возможность писать любой вздор, люди, лишенные даже и таких привилегий, как продовольственные карточки и хлебные хвосты - эти люди делают вид, что тайная чрезвычайка есть действительно прогресс, а гласный суд присяжных есть действительно реакция. Вранье приобретает характер гипнотического внушения. Люди видят факты - и не хотят видеть их. Люди слышат стоны - и не хотят слышать их...

Фашизм убит... Но, используя столетнюю фразеологию, можно сказать, что дело его живет: я не вижу никаких признаков гибели фашистского, тоталитарного, социалистического или даже коммунистического строя мыслей ни в Европе, ни, пожалуй, даже и в Америке. Рабочие американской мясной промышленности, бастующие во имя национализации этой промышленности, борются решительно за то же, за что боролись их русские и германские товарищи: за передачу власти в руки социалистической бюрократии. Ни русский, ни германский опыт их ничему не научил. Делая истинно фашистское дело, они будут говорить о демократии точно так же, как о ней говорит тов. Молотов. Товарищ Молотов, сидящий на политической базе миллионов и миллионов заключенных в советских концлагерях, истекает негодованием по поводу Дахау. Товарищ Бенеш, изгоняющий из Чехии всех не чехов ("национальные меньшинства не отвечают понятиям современной демократии" - заявление от 8 сентября 1946 г.), имеет мужество говорить о немецком шовинизме. Товарищ Торез, сидящий на базе "колониальной эксплуатации" Индо-Китая и Северной Африки, пытается урвать от немецкого пролетариата Рур и Рейн, но негодует против капиталистической экспансии Америки. Сколько миллиметров исторического пути отделяет нас от окончательного сумасшедшего дома?

Последние годы существования фашизма я провел в Германии и в ссылке. Мне кажется, что именно здесь, в Германии, психология социализма-коммунизма-фашизма и прочих синонимов раскрывается яснее, чем где бы то ни было. Яснее даже, чем в России. Ибо русская интеллигенция, десятилетиями готовившая революцию и десятилетиями несшая кровавые жертвы на алтарь этой революции - жертвы и чужими жизнями, но и своими собственными - эта интеллигенция изменила революции и пошла в армии Деникина и Колчака, в восстания Кронштадта и Тамбова, в эмиграцию и подвал. Немцы пошли в фашизм и революцию все: и принцы, и социал-демократы, и даже коммунисты. В России было сопротивление, в Германии его не было. В России гражданская война фактически не прекращается и до сих пор, в Германии не было ни одной битвы.

Один из американских исследователей европейских политических отношений пытался установить основные опознавательные признаки фашизма и насчитал их двадцать два. Из этих двадцати двух - двадцать, по его мнению, применимы к фашизму и коммунизму. Русский "Социалистический Вестник", издающийся в Нью-Йорке, считает, что совпадают все двадцать два, в том числе и антисемитизм и шовинизм.

...Еще Достоевский в своем "Дневнике Писателя" горько жаловался на то, что иностранцы не понимают, не хотят, не могут "понять России: уж такой мы, де, таинственный народ. Достоевский приблизительно прав: действительно, не понимают. И, действительно, не могут понять. Где уж иностранцам, когда наша собственная отечественная литература, вот уже больше ста лет, все пытается "понять народ", "найти общий язык с народом" и, наконец, проложить какой-то мост через ту пресловутую пропасть, которая вот уже двести лет отделяет "народ" от "интеллигенции". Если русская литература за двести лет ее существования не смогла понять собственного народа, то чего уж требовать от злополучных иностранцев? И если русские литераторы и до сих пор не могут понять самих себя, то как же им проникнуться пониманием тех полутораста миллионов рабочих и крестьян, которые в обалдении останавливаются перед интеллектуальными подвигами русской интеллигенции и категорически отказываются следовать за какими бы то ни было пророками, писателями, фельетонистами и даже профессорами. Иностранные пишущие люди изучают Россию по произведениям русских пишущих людей, например, по тому же Достоевскому. Розенберг, например, обсосал Достоевского до последней косточки. Выводы великого русского писателя были положены в основу политики восточного министерства. Результаты нам уже известны.