Читать онлайн «Инновационная экономика». Страница 2

Итак, типичный для моделей роста научно-технический прогресс – это зависимый от времени прогресс с постоянным темпом и постоянной отдачей от масштабов производства. Качественные улучшения, зависимые от размеров вовлеченных производственных ресурсов и качественные улучшения, зависимые от времени (эффект от масштаба производства и технический прогресс) в моделях роста представляют собой единое неделимое целое. Таким образом, технический прогресс выступает в роли переменной, значение которой детерминировано временем. Подтверждением этому служит то, что эластичность замещения при эмпирических проверках не оказывает в целом существенного влияния на оценку технического прогресса и коэффициент масштаба.

Стремление приблизить модель к реальности (Дж. Робинсон, Н.Калдор, Л.Панизетти и др.) строилось на авторских предпосылках относительно характера (нейтральности) технического прогресса. Был сделан вывод (Дж. Робинсон «Накопление капитала» 1956) о том, что предел увеличения богатства в длительном периоде устанавливается не техническими границами, а отсутствием роста заработной платы, определяющей рост производительности.

Критика модели Харрода стимулировала создание альтернативных неоклассических моделей экономической динамики (Дж. Мид, 1960; Р.Солоу, модели 1956 г. и 1957 г.), которые базировались на модернизированном варианте функции Кобба-Дугласа. С ее помощью были получены расчетные индексы роста объема производства в обрабатывающей промышленности США за 1899–1922 гг., которые оказались довольно близкими к индексам фактического роста продукции [39,71]. Вместе с тем функция Кобба-Дугласа подразумевала неизменную эффективность и интенсивность использования труда и капитала. Но в двадцатом веке совокупный общественный продукт увеличивался в развитых странах более быстрыми темпами, чем затраты факторов производства. То есть технический прогресс все более проявлялся в качестве самостоятельного фактора роста. Технический прогресс неоклассики понимают широко. В него включается и эффект масштаба и новые эффективные формы организации труда и управления и собственно технический прогресс в узком смысле этого слова. В модели Солоу в соответствии с неоклассической теорией пропорции между трудом и капиталом переменны, поэтому вместо функции K/L Солоу использовал линейно-однородную производственную функцию[8]. С помощью этой модели оказалось возможным исследовать влияние на экономический рост различных модификаций производственных функций, технического прогресса и т. д. Были созданы модели, учитывающие «возраст» капитальных благ, поскольку разные их поколения обладают разной производительностью. Характер научно-технического прогресса был сформулирован в качестве предпосылок в духе конструктивизма, поэтому его роль свелась к «остатку Солоу», характеризующему эмпирическое влияние автономного технического прогресса на экономический рост. Решающим моментом в модели роста Солоу выступил фактор сбережения.

Таким образом, для моделей роста потребовалось обоснование на микроуровне. Оно было разработано в модели Кэсса с предпочтениями, как главным фактором сбережения (Кэсс в 1965 г. обобщил модель Рамсея) и в моделях выбора сбережений, помещенных в модель с поколениями (М. Алле 1947 г., П.Самуэльсон 1958 г). Другим явлением, требовавшим включения его в модель, был технический прогресс. Наиболее известны в этом направлении работы К.Эрроу (статья о ноу-хау, 1962 г.), Узавы (о накоплении человеческого каптала, 1965 г), Ромера (1986) и Лукаса (1988), которые положили начало течению эндогенного роста[9]. Из неоклассических моделей следовало, что все страны, получившие равный доступ к современным технологиям должны иметь, при выходе на траекторию равновесного роста, сближающиеся между собой темпы повышения производительности труда (с поправкой на различные стартовые условия). Но в реальной экономике такая тенденция приблизительно соответствует наиболее индустриально развитым странам. Возникло течение протеста против свойственного неоклассической теории разделения технологических данных и общественно-экономических отношений, известное под названием «Кембриджской критики». Оно отстаивало невозможность логического определения общей меры капитала и, следовательно, применения функции Кобба-Дугласа.

В 70-е годы интерес к моделям роста упал в связи с возрастающим интересом к резким циклическим колебаниям, происходящим в западной экономике этого периода. После модели Солоу прогресс в этом направлении шел по пути усложнения математического аппарата без каких-либо прорывов в области содержательной экономической интерпретации. Различные исследования, выполненные в рамках неоклассических моделей роста с производственной функцией на статистическом массиве показателей динамики развития экономики США в различные периоды времени дали не совпадающие, но всегда высокие оценки вклада НТП в экономический рост (от 33 до 78 % 1909–1979 г)[13,21,24.] Согласно П.Ромеру такую отдачу дают расходы на НИОКР, а согласно Р.Лукасу – инвестиции в человеческий капитал. В формуле ожидаемого темпа роста Ромера появляется аргумент, зависящий только от технологических параметров (в отличие от «остатка Солоу»). Из модели Ромера также следует, что темп экономического роста находится в прямой зависимости от величины человеческого капитала, сосредоточенного в сфере получения нового знания. Отсюда следовало, что одной из макроэкономических функций науки является поощрение получения знания ради знания. Без этого невозможно рассчитывать на практическую отдачу науки в будущем.

В теориях циклов предметом изучения стали не внутренние, органические, генетические причины экономических циклов, а их внешние причины («ценовой сюрприз Лукаса», например).

Ценность эндогенной теории и построенных на предпосылке эндогенности моделей заключается в том, что они пытаются смоделировать эндогенный компонент научно-технического прогресса в качестве неотъемлемой части теории экономического роста. В рамках этого направления была предпринята попытка моделирования экономического сотрудничества, постороженная на идеях Шумпетера, и включающая ряд экономических систем, ведущих собственные НИОКР (Хоувитт).

Интенсивность нововведений (важная характеристика инновационного процесса) подчинялась распределению Пуассона[10]. Эффект конвергенции, который мог бы появиться в моделируемой системе при снижении темпов экономического роста в результате уменьшения предельного продукта, компенсируется повышением производительности труда вследствие освоения новых технологий.

Эндогенные модели имели два дискуссионных следствия. Эффект масштаба (1), возможность «экзогенного «регулирования темпов роста (2). Эффект масштаба, предсказываемый моделями, не подтверждался эмпирически. Ч.И.Джонс [13,с.47] предположил, что это происходит из-за предпосылки о неконкурентном характере научного знания. В дальнейшем исследование эффекта от масштаба привело к созданию новых моделей эндогенного роста, направленных на его нивелировку [13]. Для этой цели вводились функция полезности нововведений для среднего потребителя; предположение (предпосылка) о сложности обнаружения сопоставимых идей для идей, лежащих в основе базисных инноваций, нарушающей линейную зависимость между затратами человеческого фактора и конечными результатами; характеристики технологической системы; человеческий капитал, НИОКР, субсидии на образование, налоги[11]. Но массовые расчеты производственных функций с эндогенным техническим прогрессом практически не проводились.

В настоящее время инновационная деятельность рассматривается, по существу, как экзогенная при определении параметров роста на макроэкономическом уровне, а в случае исследования инновационной деятельности как таковой она признается эндогенной. В этой связи конструктивным представляется считать инновационную деятельность эндогенным фактором, динамика которого связана с общей динамикой всей макросистемы.

Второе по значимости после эффекта масштаба дискуссионное следствие большинства эндогенных моделей – это возможность «экзогенного» регулирования темпов роста. В этой связи целесообразно обратить внимания на то, что сама структура построения моделей базируется на исторически сложившихся (в США после войны, а в Европе – в 80-е гг.) структурах инновационной деятельности, имеющих свою специфику и поэтому не являющихся общепризнанными или общеупотребимыми.

В качестве альтернативы макроэкономической производственной функции, которая, по мнению Калдора, является спорной и искусственной, им была разработана концепция функции технического прогресса [24,с.64]. В своей общей форме функция технического прогресса не может быть трансформирована в макроэкономическую производственную функцию,[12] хотя рядом математических преобразований может быть превращена в функцию Кобба-Дугласа. Её отличие от последней состоит в том, что она содержит коэффициент, зависящий от начальных условий. Данное обстоятельство, предположительно, играет роль лишь для моделирования переходных процессов. В случае долгосрочного экономического роста различия между макроэкономическими производственными функциями и функцией технического прогресса исчезают. Функция Калдора дает возможность четко различать движение в рамках неизменной производственной функции и изменениями самой функции (в неоклассической теории заложена невозможность такого четкого разграничения[13]), но не дает возможность проводить различие между движением в рамках неизменной функции технического прогресса и сдвигами в ней самой. Это было бы возможно, если бы эффективность производства не зависела от масштабов, и параметры производственной функции были бы полностью определены. Невозможность проведения различия существует также и в силу того, что производственные функции отражают наилучшие результаты, которые могут быть достигнуты, и не отражают результаты неэффективных или плохо информированных экономических агентов; используемые при эмпирической проверке производственной функции статистические показатели содержат результаты как НТП, так и распространения новой техники, поскольку отражают работу не одних только передовых предприятий. Кроме того, главная проблема оценки параметров производственной функции, особенно эластичности выпуска по ресурсам, является мультиколлинеарная связь между аргументами функции, что сильно затрудняет идентификацию ее параметров, указывает на невозможность точной оценки влияния объясняющих переменных.