Читать онлайн «Дегустация». Страница 3

Он посмотрел на Майка и улыбнулся полными, влажными губами. Майк не улыбался.

— Итак, во-первых, в каком районе Бордо могли произвести такое вино? Об этом догадаться нетрудно. Оно слишком легкое для Сент-Эмилиона и Грава. Оно начало свой жизненный путь в Медоке. Тут — никаких сомнений. Теперь, в какой общине Медока оно возникло? Здесь тоже мы, по методу исключения, легко находим ответ. Марго? Нет. Слишком бурный букет. Пойак? Ни в коем случае не Пойак. Вино из Пойака имеет властный вкус. Я полагаю также, что у вина из Пойака есть некий специфический привкус, немножко пыльный, пропитавший ягоды земной сутью. Нет-нет, это вино очень нежное, стыдливое и скрытное при первом глотке, изящно и ненавязчиво раскрывающееся во втором. Второй глоток показывает, что ему свойственно озорство, даже дерзость, оно поддразнивает язык отзвуком — не более чем отзвуком таннина. Потом оно остается с вами прелестным воспоминанием, утешительно-женственным, чуть-чуть легкомысленным, мгновенно наводящим на мысль о Сент-Жюльене. Это, конечно же, Сент-Жюльен.

Он откинулся на спинку стула, поднял руки к груди и соединил концы пальцев. Его поза была нарочито напыщенна, но я решил, что он отчасти просто дразнит хозяина. Я, затаив дыхание, ждал продолжения спектакля. Луиза достала сигарету. Услышав чирканье спички, Пратт повернулся к ней, охваченный неподдельным гневом:

— Сейчас же погасите! Курить за столом — это распущенность!

Держа в руке горящую спичку, она посмотрела на него большими глазами, секунду помедлила и неторопливо и презрительно отвела взгляд. Нагнувшись, она задула спичку, но сигарету держала по-прежнему между пальцами.

— Простите меня, дорогая, — сказал Пратт, — но я не переношу, когда за столом курят.

Она не подняла головы.

— Так. Где мы остановились? Ах да. Вино из провинции Бордо, винодельческая община Сент-Жюльен, в Медоке. Нет возражений? Теперь перед нами самая трудная часть задачи, назвать виноградник. Их в Сент-Жюльене много, и, как справедливо заметил наш гостеприимный хозяин, зачастую вина разных хозяйств не сильно различаются. И тем не менее…

Прикрыв глаза, Пратт сделал паузу.

— Я попытаюсь определить возраст лозы. Если мне это удастся, дело наполовину сделано. Итак, вино, конечно, не из однолетней лозы, даже и не двухлетней. Вино не из самых лучших. Ему не хватает, как бы поточнее сказать, — блеска, силы. Наверное, третий год. Нет, я не уверен. Мы знаем, что это хороший год, так нам сказал наш хозяин, если только он не преувеличивает. Осторожность. Осторожность прежде всего.

Он отхлебнул.

— Да, я был прав. Это четвертый год жизни лозы. Сто процентов. Четырехлетняя лоза, сбор очень хорошего года — прекрасного года для вина, отчего кажется, что лоза трех- и даже двухлетняя. Отлично! Отлично! Мы приближаемся! Что за четырехлетние виноградники есть в Сент-Жюльене?

После новой паузы он поднес к губе край бокала — к провисшей посредине нижней губе. Узкий розовый язык высунулся наружу из его рта, коснулся кончиком вина и быстро убрался внутрь. Неаппетитное зрелище. С закрытыми глазами, сосредоточенный, он опустил бокал, и его губы прошлись несколько раз одна вдоль другой, как два куска пористой влажной губки.

— Вот опять! — воскликнул он. — Таннин ощущается, и вяжущая летучая струйка на языке! Да-да, теперь-то я уже знаю. Перед нами вино из одного из маленьких виноградничков вокруг Бешвеля! Я вспомнил. Окрестности Бешвеля и маленькая пристань на обмелевшей реке, где больше не пристанет баржа. Бешвель… Но — сам Бешвель? Вряд ли. Хотя очень близко. Шато-Тальбо? Тальбо… Возможно… А ну-ка…

Он взял еще глоток. Краем глаза я заметил, что Майк с приоткрытым ртом все больше и больше наклоняется в сторону Пратта, не отводя от него взора.

— Нет, я ошибся. Это не Тальбо. Тальбо раскрывается быстрее, не заставляя так долго ждать. Если это тридцать четвертый год, а по-моему, так и есть, тогда это не Тальбо. Надо подумать, надо подумать. Не Бешвель, не Тальбо, и очень-очень близко к обоим, так близко, что виноградник должен быть чуть ли не между ними. Так где же это?

Он размышлял, а мы наблюдали за его лицом. Даже жена Майка уставилась на него. Служанка осторожно, чтобы не нарушить молчания, поставила поднос с гарниром возле меня.

— Ага! — вскричал он. — Понятно! Так вот тут что!

И он в последний раз отпил из бокала. Не опуская его, он повернулся к Майку и с шелковой дремотной улыбкой сказал:

— Вы знаете, что это за вино? Шато-Бранер-Дюкрю.

Майк не шевельнулся.

— И год: тысяча девятьсот тридцать четвертый год.

Все обернулись к Майку в ожидании, чтобы он повернул бутылку вверх этикеткой.

— Это ваше окончательное решение? — спросил Майк.

— Наверное, да.

— Так да или нет?

— Да.

— Еще раз, пожалуйста, название.

— Шато-Бранер-Дюкрю. Прелестный виноградничек. Рядом живописный старинный замок. Да я отлично знаю эти места! Странно, что сразу не отгадал.

— Ну, папа, — сказала Луиза, — покажи этикетку. Где мои два больших дома?

— Одну минуточку, — произнес Майк. — Одну минуточку.

Он сидел очень прямо, с ошеломленным видом. Его лицо бледнело и отекало на глазах, как если бы он был близок к обмороку.

— Майкл! — резко окликнула его с другого края стола жена. — Что происходит?

— Прошу тебя, Маргарет, не вмешивайся.

Ричард Пратт с улыбкой глядел на Майка масляными прищуренными глазками.

— Папа! — в испуге вскричала девушка. — Папа, он что, отгадал?

— Не беспокойся, дорогая, — ответил Майк. — Тебе не о чем беспокоиться.

По-видимому, с целью избавиться от присутствия близких, Майк обратился к Ричарду Пратту со словами:

— Послушайте, Ричард. Я думаю, нам надо с вами уединиться в соседней комнате и поговорить.

— Я не хочу ни о чем говорить, — сказал Ричард Пратт. — Я хочу посмотреть этикетку.

Он знал, что выиграл, держал себя победителем и приготовился отстаивать свой выигрыш любыми способами.

— Чего мы ждем? — спросил он. — Поверните бутылку.

И тут произошло неожиданное. Рядом с Ричардом Праттом встала маленькая аккуратная фигурка служанки в черно-белом платье с передником. Она держала что-то в руках.

— По-моему, это ваши, сэр, — сказала она.

Пратт оглянулся, увидел очки в роговой оправе и на мгновение заколебался.

— Правда? Я не уверен.

— Да-да, сэр, это ваши.

Служанка была не первой молодости: скорее ближе к семидесяти, чем к шестидесяти, и много лет работала в семье Шофилдов. Она положила очки на стол перед Праттом.

Пратт, не поблагодарив, сунул очки в нагрудный карман рядом с носовым платком.

Служанка осталась на месте. Она стояла за плечом Пратта, и в том, как она держалась, чувствовалось нечто столь необычное, что я весь напрягся в ожидании. С холодным взглядом, с решительно сжатым ртом на бесцветном лице, она стояла, выставив острый подбородок вперед и крепко сжав руки. С нелепой наколкой на голове, в крахмальном передничке, она походила на взъерошенную белогрудую птичку.

— Вы их забыли в кабинете мистера Шофилда, — сказала она неестественным, преувеличенно вежливым тоном. — На книжном шкафу, когда вы заходили туда перед обедом.

Прошло несколько секунд, пока все поняли истинный смысл ее слов, и в полной тишине я увидал, как Майк выпрямляется на стуле, как краска возвращается на его лицо, глаза широко раскрываются, рот кривится, а вокруг ноздрей разливается опасная белизна.

— Майк, Майк, дорогой, — сказала миссис Шофилд, — только не нервничай!

Красное сухое вино из Бордо.