Читать онлайн «Запах безмолвной симфонии»

Здесь пахло пылью и одной из местных трав, в изобилии растущих за пределами мертвого города. Дмитрий Мельников остановился перед портретом старца, повторяющим плоскостью изгиб стены. Антрополог ни на миг не усомнился, что это именно старец — о преклонном возрасте лада красноречиво свидетельствовали обвисшие складки дряблой кожи, несколько неряшливый внешний вид и, как ни странно, запах пыли. Нечеловеческие фасетчатые глаза стороннего наблюдателя смотрели с портрета по-стариковски мудро и немного печально, хотя Дмитрий мог и ошибаться в характеристике ладийской мимики. Обманчиво членистые руки со множеством пальцев по-птичьи цепко сжимали трость, похожую на бамбуковую палку.

Дмитрий вдохнул воздушную смесь травы и пыли. Запахов в ладийском городе было не меньше, чем рисунков. А лады разрисовали все пространство, которым располагали. Не считая самих картин, расписано было все, что можно было разрисовать: стены, потолки и посуда, мебель, одежда, могильники и даже камни вокруг. Рисунки сливались в громадные панорамы. Фасетчатое зрение ладов позволяло охватить взглядом почти все окружающее пространство, и картины они создавали соответствующие. Такое зрение неплохо объясняло, почему лады избегали в строительстве острых углов, особенно внутри построек. Кроме картин, участников экспедиции на Z-170 уже четвертый день изумляло немыслимое количество рукотворных запахов. Многие предметы быта ладов до сих пор источали разнообразные стойкие ароматы.

Однако главной находкой для исследователей стали не картины и не запахи. Лады имели письменность, причем явно доступную всему населению ладов. Тысячи, миллионы особым образом обработанных древесных листьев были исписаны вычурной вязью и сшиты в книги. Дмитрий невольно вспомнил реакцию лингвистов, когда археологи преподнесли им детский букварь. Стажер Валерий Рябченко пустился в пляс, а чопорный Рей Дарк весьма порадовал археологов победным воплем. Теперь оба лингвиста и программист Игорь Андреев день и ночь корпели над большим корабельным компьютером, мучаясь над расшифровкой письменности ладов.

Прибытие на Z-170 и обрадовало, и одновременно жестоко разочаровало команду. "Глобальных" неожиданностей вовсе не было. Ученые на Земле давно вычислили, что на Z-170 возможны не только жизнь, но и разум, а взрыв близкой сверхновой давал все основания для гипотезы о гибели жизни на планете. Действительно, на Z-170 недавно кипела жизнь, но сверхновая наполовину уничтожила ее и полностью погубила цивилизацию. Экспедиция опоздала совсем ненамного: смертоносное излучение достигло Z-170 каких-то полсотни лет назад.

Разочарование… Дмитрий отошел от портрета лада-старца. Когда люди впервые своими глазами увидели планету в иллюминаторы, она потрясла их жемчужной светящейся красотой, и люди между собой нарекли красавицу Ладой. Дмитрий прошел мимо грандиозной, растянувшейся на три стены, пол и потолок панорамы. Множество ладов. Вид у них отрешенный, торжественный. Молятся? Слушают музыку? По-своему лады даже красивы. За спиной у каждого растут рудиментарные крылья, длина которых напрямую зависит от возраста лада. Лики ладов сильно удлинены, с мембранами на конце. Конечности, похожие на членистые. Уже на второй день внешность ладов не вызывала у людей содрогания. Поначалу их приняли за насекомых, но биолог Аркадий Степанович Шебунин быстро развеял заблуждение. Останки ладов неплохо сохранились…

Дмитрий вышел из большого здания на пустынную улицу. Лады создавали город в стиле барокко, мало того — каждый квадратный сантиметр, даже мостовая под ногами — все покрывали рисунки и волшебная вязь письмен. Яркие, пестрые краски ладов приятно сочетались с мягчайшими пастельными тонами, но ученых больше интересовала не эта непривычная красота, а технология создания таких красок. Краски оставались удивительно стойкими и ко времени, и к капризам местной погоды, и к шарканью многочисленных ножек горожан, а теперь и к воздействию шуршащих по мостовой песков. Мертвые расписные здания зияли темными провалами окон; невыносимо скрипели на ветру деревянные ставни. Поземка гнала песок и сухие растения по разрисованным тротуарам. Дмитрий Мельников впервые участвовал во внеземной экспедиции. Он ждал ее с щенячьим нетерпением, радуя и тревожа невесту. Потом поднялся на борт корабля с оборвавшимся сердцем, затем ступил с трапа на незнакомую землю отнявшейся от волнения ногой… Дмитрий, стоя посреди пустой улицы, неухоженной и осиротевшей, задохнулся от острого, щемящего чувства потери. Он с немым укором смотрел на безмятежное прохладное небо. Что же ты наделало, безымянное светило?

О том, что археологи снова принесли из города нечто необычное, Дмитрий догадался по запаху. Лаборатория пропахла мягким, уютным, несвойственным ей ароматом. На этот раз археологи принесли большую картину, поставили ее на пол лаборатории и прислонили к стене.

— Она — необыкновенная, — негромко сообщил Дмитрию Аркадий Степанович Шебунин и тихонько засмеялся. — Археологи утверждают, что в городе больше нет ничего подобного.

— Они работают всего лишь четвертый день, — скептически фыркнул Дмитрий. Аркадий Степанович нахмурился и занялся своими делами. Биолог пару лет назад отметил семидесятилетие, а Дмитрий должен знать, что опытный ученый не роняет слова впустую.

Между тем молодой антрополог ничего необычного в картине не увидел. Женщина склонилась над ребенком в колыбели, глядя одновременно и на чадо, и на зрителя. Уж кто-кто, а лады умели так смотреть. Неяркое пламя камина в темной глубине округлой комнаты слабо освещало мадонну, погруженную в свое материнство.

— Картина великолепна, но таких в городе сотни. Или тысячи, — объяснил Дмитрий насупленному биологу. Аркадий Степанович был занят и не обернулся на слова "юного" коллеги.

Запах в лаборатории убаюкивал. Антрополог живо представил себе, какие колыбельные пела мадонна своему чаду, когда кормила его собственным молоком, трепетно прижимая к себе ребенка.

— Надеюсь, ты не забыл о совете, который будет через десять минут? — недовольно пробурчал Аркадий Степанович. — Вчера я слышал, как Валерий распевает нечто бравурное. Лингвисты явно собираются порадовать нас сенсацией. Кстати, они заполучили себе не только Игоря, но и Элиаса.

— Зачем им понадобился врач? — удивился Дмитрий и отошел от картины. — От радости еще никто не умирал.

— Да, это странно, — согласился биолог. — Теперь они корпеют над ладийскими письменами вчетвером. Любопытно, что новенького преподнесут они в таком составе о наших стеклодувах, химиках и врачевателях. Неужели сенсацию?